Другие мы

16-1. Кинон В приюте было… Ярко. Кинон этого никак не ожидала. С развешанных на стенах фотографий сверкали счастливые детские улыбки. Она впервые пришла сюда, в гости к Гими и Дари, и теперь с любопытством разглядывала интерьер комнаты для встреч. — Вы теперь свободны от шефства? — тем часом осведомился Росиу. — Мы просто переписываемся, — уклончиво ответила Дари, а Гими подтвердил: — Ага. Бута уже совсем освоился. — А он сюда приходит? — А ты как думаешь, Кинон, его сюда пустят? Как же. Он, — понизил голос мальчик, — к дыре в заборе бегает. Пока её не нашли и не заделали. Кинон засмеялась в ответ — вспомнилось детство. Небо тогда и правда казалось синей и выше… Четверо молчали и улыбались, пока не зазвонил передатчик. Кинон родила девочку. Анну. Миллионного ребёнка мира снов. 16-2. Йоко. Они стояли под окнами роддома, запрокинув головы, чтобы увидеть в окне Кийон. Солнце лениво клонилось к закатной черте, к горизонту, а потому силуэт женщины в окне четвёртого этажа виднелся довольно смутно. Йоко оглядывала товарищей внимательно, стараясь запомнить этот миг навсегда. Киттан, засунувший руки в карманы, улыбчивая Киял, Кинон, прижавшаяся к жениху. Где-то сзади — вопящий радостно, неумеренный в чувствах Аттенборо, Рейте с потухшей сигаретой в зубах держит за руки детей, поминутно вырывающихся и так же быстро сникающих под строгим взглядом отца. Даякка молчал. В глазах у него стояли счастливые слёзы, когда он смотрел на тёмный силуэт на фоне яркого оконного квадрата, машущий ему рукой. Йоко могла бы поклясться, что он сейчас вспоминает, что было в такой же момент там. Неслышно подошла Ния, положила руку на плечо: — Я так за них рада… Йоко улыбнулась, повернулась к светловолосой и увидела, что у той на плечи наброшена куртка Симона. — Он тебя любит. Ния просияла: — Да, правда… Мы такие разные… но я когда-то говорила, что мы одинаково разные… И он любит меня не слабее, чем Камина — тебя, я надеюсь… Йоко провела ладонью по пушистой голове подруги: — Мы ведь счастливы, верно? Все… 16-3. Вирал В гостиной, да и во всей квартире, пеленой висела тишина. Благодатная, ласковая, не нарушенная ничем. Вирал устало опустился на диван, зарылся пальцами в и без того лохматые волосы. В коридоре раздались лёгкие, приглушённые ковровой дорожкой шаги. Дезлесс поднял голову — Адине стояла в дверях, прислонившись точёным плечом к косяку. Она ещё не сняла формы, но воротник белой блузки был уже расстёгнут, а без извечных туфель жена была чуть ниже его, и каждый день он привыкал к этому заново. Вирал подошёл к ней, коснулся шеи сухими губами. Адине в ответ отвела чёлку с его лица, обнажив шрам, идущий наискосок, пересекая чудом открывшийся глаз. Шрам был давним, даже очень, но Вирал ещё помнил, как опасался, что будет видеть только наполовину. — Я люблю тебя, — прошептала она и отстранилась. … Когда они ужинали, громко и надоедливо затрезвонил передатчик женщины. — Цито? — Ди, вы идёте праздновать? — А есть повод? — Вы что, не видели? По телевизору показали сюжет, про сны и прочее безобразие… Короче, больше этот бред нам сниться не будет. — Идём? Он отрицательно мотнул головой. — Нет, мы останемся. Стимулятор нам выдали только в начале месяца, сам знаешь, служба… Будем отсыпаться. … Сон уже накатывал мягкими волнами, когда… — Ди? — М? — сонно бормотнула она. — Давай запишемся в лабораторию? P.S. — Мой братан — дурень редкостный! Если бы миры слились, мы смогли бы изменить судьбу! Камину схватили за плечи, грубо тряхнули. — Ты чего? Душу вынешь, идиот! — заорал он. Жёлтые глаза прожигали насквозь. — Придурок, — прошипел Вирал. — Ты хотел бы сдохнуть в семнадцать лет? Ладно твоя пустая башка, а о жене ты подумал? И о Симоне? Или думаешь, мне очень хочется с тобой сражаться? У нас ребёнок будет, а так она погибла бы! И кто бы, спрашивается, её убил? Ваша развесёлая команда! Я лучше с тобой в кабинете сидеть буду, бумажки разбирать, а не воевать! Не хочу я, идиот ты, тебя ненавидеть! — Ладно, Дезлесс, я осёл. Прости. — И почему ты тогда не мой сосед? — скептически усмехнулся Вирал. Молчание… — Ребёнок? Вы всё-таки записались? Офигенно, я тебя поздравляю, морда! — Гр-р… Камина, ты неисправим!