Это были мы

Keep you in the dark You know they all pretend Keep you in the dark And so it all began

Самое жуткое, что может случиться — разлад с собственной головой. Непорядок в мыслях, отсутствие логики в воспоминаниях. Ты как расстроенный музыкальный инструмент, хочешь играть мелодию, а выходит не то. Фенрис оторвал ручку от бумаги и отложил её в сторону. Затем выдрал тетрадный лист, смял его и с размаху бросил в корзину для бумаг. Зачем врач велел ему вести дневник? Неужели он надеялся, что, заставляя складывать слова в строчки текста, он чем-то облегчит его нынешнее состояние? Фенрис ненавидел это место каждой клеточкой своего тела. Один день здесь ничем не отличался от другого. Исправно водили на анализы, а с тех пор, как зажили швы, стали устраивать допросы. Полицейских было много. Но когда спрашивали о чем-нибудь определенном, никто не объяснял всей картины, и как бы Фенрис не пытался разузнать, беседы заканчивались едва люди в форме понимали, что он ничего не может вспомнить. Врачи лишь разводили руками. Две пули в живот и полная потеря памяти — это всё, что он знал. Даже не смог бы сказать собственного имени. Ему сообщили. Вскоре пригласили каких-то именитых мозгоправов. Те беседовали с ним по несколько часов кряду, показывая разные картинки и слова на листках бумаги… Даже заставляли слушать музыку и сообщать о своих впечатлениях. Может это и было необходимо, однако Фенрис догадывался, что так или иначе — неспроста. Ведь его не выпускали. Потом появились друзья. Это было странно, потому что он совсем не помнил этих людей и впервые видел их лица. Казалось непривычным слышать голоса или смех — всё было чужим и не вызывало никакого отклика внутри. Со временем, Фенрис понял, что эти люди не расскажут ничего нового. Их разрешили привести только потому, что он мог вспомнить. Но за дверью палаты всегда были врачи, готовые прервать беседу. А потом появилась она. Они встретились в парке, в день, когда его наконец-то выпустили на небольшую прогулку. Он как-то сразу её заметил: непроизвольно повернул голову, вдруг почувствовал до боли знакомый, едва уловимый аромат духов. Осколки воспоминаний, которые врачи пытались вернуть три месяца, начали приходить сами собой. Долгая дорога, её смех, яркий солнечный свет и громкая музыка. Он знал, что в тот день они были вместе. Фенрис вспомнил сам. И это было подобно грому и молнии посреди ясного неба. Но она испугалась, едва он заглянул ей в глаза. За одно мгновение Фенрис увидел и боль, и радость, и странную, почти пугающую безнадежность. Девушка только успела коснуться его руки кончиками пальцев, невесомо, — тут же подоспели врачи. В тот день Фенрис впервые по-настоящему разозлился. Его прервали! Не дали досмотреть сон из мыслей и образов, разлучили с ней, единственной нитью, к которой вдруг потянулись и тело, и разум! Спустя несколько дней, сидя в палате над очередной записью в дневнике, он понял, что лечащий врач наверняка ждет отчета об этой встрече. Все записи перечитывались и обсуждались, и это изрядно раздражало, ведь то должны были быть его личные записи. Фенрис догадывался, что являлся важным пациентом: будь у него кто-то из родственников, их бы обязательно нашли за те месяцы, что он здесь провел. Но шло время, а посетителей так и не появлялось. Его держали в относительной изоляции, в отдельной палате, тогда как в других, по его наблюдениям, могло быть от четырех до шести человек. Некому было оплатить медицинскую страховку: однажды он заметил печать о государственном финансировании на карте в руках у лечащего врача. Раньше он не складывал фактов воедино, но сейчас думая об всем этом, вдруг понял, что ситуация невероятно, до зубовного скрежета его злила. Фенрис стукнул по столу кулаком, затем откинулся на спинку стула и размял затекшую шею. До сих пор он ни разу не испытывал такой злости. Злости от беспомощности или от того, что ничего не помнил? Отрешенность и безразличие руководили всем его естеством. До встречи с этой… Мариан Хоук. Он повторил её имя шёпотом несколько раз, оглянувшись на дверь. Нет. Он ничего им не скажет. Мариан Хоук будет его личным воспоминанием. К счастью в больнице работали не только зануды. Молодой врач по имени Джейсон был единственным, кто догадался отключить его от системы жизнеобеспечения в день, когда Фенрис очнулся. Кто знает, что бы случилось, если светила науки решили оставить аппарат еще на какое-то время… Мужчина работал здесь физиотерапевтом и приходил по утрам, чтобы отвести Фенриса на водные процедуры. Джейсону разрешили курировать занятия лично — это было единственным временем, относительно свободным от постоянного наблюдения докторов. Джейсон рассказывал о том, что собираются делать и обо всех больничных сплетнях. Иногда говорил о новостях снаружи. И хотя было видно, что парень здорово опасается сболтнуть лишнего и дорожит своим местом, именно от него Фенрис узнал, что не имеет при себе никаких документов. И именно к нему он собирался обратиться с не совсем обычной просьбой. — Спортзал? — опешил молодой врач. Плавки и купальная шапочка выпали из рук на кровать. — Хотя бы беговая дорожка! — взмолился Фенрис. — Я видел её краем глаза! Это же соседнее помещение. — Повсюду камеры, приятель, — парень нахмурился и понизил тон. — Это спортзал для персонала больницы, к тому же закрытый на ремонт. Мы даже зайти туда не успеем, как они прибегут, скрутят тебя, а я лишусь премии. Чего доброго, и места лишусь. Я и так под подозрением за излишнюю симпатию… — Правда? — хмыкнул Фенрис. — Разве ты рассказывал мне что-то, чего слышать нельзя? — Ни в коем разе, — Джейсон с опасением покосился на камеру под потолком палаты. — Идём, нам нельзя задерживаться. Они шли по главному коридору в сторону лифта молча. Мимо проплывали лица врачей и пациентов, которые, все как один пялились в их сторону. Фенрис уже привык к подобному вниманию, и потому шел за сопровождающим бессмысленно устремив свой взгляд куда-то в пространство. В глазах плыло, и он даже не пытался не думать о чем-то определенном. Только чувствовал странную непрерывно нарастающую тревогу… Он поймал себя на мысли, что поведение окружающих раздражало. Хотелось развернуться и крикнуть, схватить кого-нибудь из них за плечи и заорать о том, как все достало прямо в лицо. Пришлось сжать руки в кулаки и сделать несколько глубоких вдохов. Именно поэтому он и хотел попасть в спортзал. Нутром чуял, что разрядка накопившегося напряжения в бассейне ему не поможет. Требовалось нечто большее. Они миновали комнату отдыха. В углу зала стояла небольшая клетка с тонкими прутьями: в ней наперебой чирикали и беззаботно прыгали с ветки на ветку волнистые попугайчики. Фенрис скользнул взглядом по пернатым и на мгновение замер, задержав его на девушке, сидящей на диванчике для посетителей рядом с клеткой. Она, видимо, пришла кого-то навестить… Джейсон нетерпеливо окликнул его. Спустившись в подвальные помещения, они прошли в небольшую раздевалку. Фенрис не стал задавать лишних вопросов, переоделся, принял душ и по привычке остановился ждать возле бассейна. — У тебя тридцать минут, — сказал Джейсон, опустившись на корточки рядом с бортиком, когда Фенрис погрузился в воду. — Пока попробую кое-что, а ты отдохни. Парень хмыкнул и оттолкнулся ногами от бортика. Плавание не помогало, как он и ожидал. Дыхание было ровным, Фенрис с удивлением заметил, что, согласно подсчетам, проплыл вдвое больше положенной нормы. Мышцы не ныли, даже наоборот: ему хотелось напрячь их еще. Именно поэтому он надеялся на спортзал, полагая, что там могли быть силовые тренажеры. Что-то вроде штанги ему бы сейчас точно не помешало. Раздумывая над этим, он отплыл на середину дорожки и, устроившись на спине, позволил телу дрейфовать, куда вздумается. Мариан Хоук. Она смогла разбудить ото сна. Раньше было всё равно, он следовал указаниям, послушно таскаясь за врачами из кабинета в кабинет. Но прошло вот уже пару дней, а его так никуда и не выпустили. Наверное, боялись? Или ждали? Но чего? Фенрис подумал о том, что чувствует себя, как птица в клетке. Потом вспомнил попугайчиков в комнате отдыха и девушку-посетительницу. И неожиданно увидел на её месте Мариан. Она сидела на скамейке в парке и смотрела на воду. Много воды… Раннее утро. Это было… Где это, черт подери, было?! Фенрис стукнул по воде руками. — Дружище, иди-ка сюда! — крикнул Джейсон. Он спешно вылез из воды и поймал брошенное ему махровое полотенце. — В сети перегруз, кто-то включил несколько вышедших из строя машин в кафетерии… У тебя двадцать минут. Фенрис не стал переспрашивать дважды. На ходу вытираясь, он устремился к приоткрытой двери в спортзал. Внутри пахло свежей штукатуркой. Ремонт почти закончили, но большинство тренажеров все еще были сдвинуты в центре помещения. Их накрыли защитной пленкой: парень снял часть, обнаружил под ней скамью со штангой и улыбнулся уголком губ. На следующее утро, после встречи с Хоук он заметил, что его невзрачные с виду мышцы словно горят изнутри. Когда он злился, жжение усиливалось и постоянно возрастало, что-то словно бурлило под кожей, разливаясь теплом от плеч, до кончиков пальцев. Он пробовал потягиваться — это помогало на какое-то время, но жжение возвращалось. Хотелось размяться существеннее. В тренажерном зале появился шанс, чтобы проверить гипотезу: Фенрис уселся на скамью и расстелил под собой полотенце. Лишь после того как зашкалились и сломались два вызволенных из-под пленки тренажера, он понял, что с ним не все в порядке. Но едва для штанги, которую он без всяких усилий выжал одной рукой, не хватило грузов, он осознал, что это отклонение от нормы. Когда Джейсон вернулся, Фенрис уже принимал душ. Он решил не сообщать о своем открытии и радовался, что не заметил в зале видеокамер. — Ну как? Выпустил пар? — тихо посмеиваясь, поинтересовался молодой врач. В его глазах читалось любопытство. — Спасибо тебе. Я бы сказал, что твой должник, но не знаю, чем отдавать, — Фенрис вошел в лифт. — Да брось, — парень махнул рукой и нажал кнопку закрытия дверей. Он ничего не спросил. Возможно решил посмотреть, что произойдет дальше? Или пошел докладывать обо всем врачам? Сейчас было наплевать: Фенрис чувствовал удовлетворение и надеялся, что жжение не вернется хотя бы до утра. В эту и в последующую ночь начали сниться сны: Мариан Хоук стала их неизменным гостем. Она являлась в смутных образах, разглядеть которые удавалось лишь на долю секунды, и попытки что-то вспомнить порой доводили Фенриса до исступления. Наблюдая за поведением врачей, он понял, что Джейсон сохранил их маленькое приключение в тайне. Во время одного из тестов, Фенрис осознал, что изменению подверглись не только мышцы: его мозг стал работать быстрее. Задания психотерапевта выполнялись с необыкновенной скоростью. Несмотря на общую амнезию, он моментально запоминал новую информацию: неожиданно для себя стал выучивать наизусть целые куски текста, непроизвольно запоминал имена лечащих врачей, отрывки из чужих разговоров, какие-то ничего не значащие с виду мелочи… Во время очередного «сеанса» игры в слова и ассоциации, Фенрис попытался прочитать разворот своей истории болезни на столе у психотерапевта. Со стороны казалось, что он внимательно разглядывает разложенные картинки. Отросшая челка скрывала, куда направлен взор. «Налкон». Слово упоминалось несколько раз, вместе с «необратимыми изменениями мягких тканей», «воспалительными процессами в медиальных височных отделах полушарий», и «частичной потерей долговременной памяти». Со всем его телом действительно творилось что-то странное. Однако он по-прежнему не помнил прошлое, и сны были единственным ключом к пониманию происходящего. Мариан Хоук была в каждом из них. Шанса на то, что его выпустят «погулять» не было. Оставалось надеяться, что эта девушка сама нарушит правила и придёт. Отчего-то в голове зудела мысль, что она непременно так и поступит, причём весьма скоро. С тех пор, как они виделись в парке прошло уже три недели. Осень вступила в свои права, по стеклам с утра до вечера молотил дождь. В такие дни в больнице было особенно одиноко: томительное ожидание неизвестно чего изводило и без того напряженный разум. Спустя пару дней, во время очередного похода в бассейн вместе с Джейсоном, Фенрис осмелился кое-что предпринять. — Не спрашивали ли тебя?! — парень в ответ лишь усмехнулся. — Ты разве кого-нибудь ждешь? — Просто любопытно, ведь я так долго здесь лежу. Беседа балансировала на грани. При всей симпатии к этому молодому парню, Фенрис не мог гарантировать, что тот рано или поздно не доложит обо всем, куда следует. К его удивлению, Джейсон заглянул в палату на следующий же день. — Это странно, но ты оказался прав, — задумчиво пробормотал он, заходя и прикрывая за собой дверь. — У меня две минуты, сказал, что ты потянул лодыжку, неудачно прыгнув в воду. Давай посмотрю. Фенрис сел на кровать и позволил Джейсону делать вид, будто тот внимательно осматривает его ногу. — Некая Хоук приходит сюда почти каждый день, я услышал разговор сестер на ресепшене, — тихо проговорил он. — Это знакомое имя? Фенрис закусил губу, стараясь не выдать своё волнение. — Успокойся, я знаю, как тебя всё достало, — голос паренька посерьезнел. — Это же с ней вы виделись в парке перед больницей, не так ли? — Ты можешь сделать так, чтобы мы встретились еще раз? — Бог ты мой, Фенрис, как ты себе это представляешь? Я сочувствую твоей ситуации, но больше, чем словами помочь не смогу. — Может быть… она хотела мне что-нибудь передать? Он знал, что рискует, но не видел другого шанса. Ему нужна была эта девушка. Все, что он когда-то помнил было связано с ней. — Я … спрошу об этом. Если ещё раз её увижу, — Джейсон отпустил его лодыжку. — Все, хватит с меня этих шпионских игр, чувак. У меня здесь не полная ставка, ты в курсе? Если вылечу с работы, нечем будет оплачивать счета… А я в Нью-Йорке совсем один! — Как скажешь, — Фенрис откинулся на кровать и тяжело вздохнул. Серое небо за окном нагоняло тоску.