Это были мы

На кладбище пахло прелой листвой. От земли поднимался пар, здесь только что прошел дождь и выглянувшее из-за туч, по-летнему палящее солнце моментально высосало из почвы всю влагу. Убирать опадавшую с деревьев листву было некому: образовавшаяся прослойка смягчала шаги и источала давно забытые ароматы. Возле щербатых серых надгробий рос дельфиниум и еще какая-то сорная трава, названия которой Фенрис не знал. Однако запахи казались ему очень знакомыми, ведь он был здесь когда-то. Парень ступал осторожно, внимательно вглядываясь в надписи, высеченные на камне. Боялся пропустить ту, что искал. Она должна была здесь быть, и он ни капли не сомневался в том, что найдет. Попадались имена тех, с кем он учился, первых подопытных: их всех хоронили здесь. Дорога сюда была тайной, и Фенрис не удивился, когда ему на голову накинули мешок. В машине было душно и сильно трясло, так он предположил, что они съехали на проселочную дорогу. Трое телохранителей почти не разговаривали, предпочитая выражать свои требования жестом или кивком головы. Да и самих требований толком не было. Распахнутая на парковке дверца внедорожника говорила сама за себя. Тогда, в самый последний момент Фенрис все же обернулся и поймал на себе взгляд сестры. Она стояла возле машины, напряженная, с неестественно худыми, опущенными по швам руками. Солнце заслонили тучи, и кожа Вараньи показалась ему еще бледнее, чем прежде. Под глазами девушки залегли темные круги. Она решительно кивнула, а Фенрис вдруг подумал, что так и не спросил о том, что с ней творится. Но времени уже не было. Он не стал смотреть второй раз и молча залез в машину. Один из телохранителей сел рядом с водителем, двое других разместились по обе стороны от парня. Рядом с двумя крепко сложенными мужчинами стало тесновато, Фенрис почувствовал как их плечи соприкоснулись. Мышцы у этих громил были словно каменные. Захлопнули двери, и в салоне вдруг резко запахло налконом. Фенрис сжал челюсти, ладони мгновенно вспотели, рецепторы стали работать, как ненормальные, заполняя рот слюной и воскрешая в нем тот самый привкус. Один из телохранителей слегка покосился в его сторону. Кажется, они прекрасно понимали, что с ним происходило. Конечно, ведь им наверняка сообщили, кого они везут. Фенрис вытер ладони об штаны и сглотнул. Он терпел, но понимал, что долго так продолжаться не может. Ему потребуется этот препарат. Иначе организм будет вытворять то же самое, что чуть не убило его сутки назад. Через два часа пути по пустынному шоссе, один из телохранителей молча толкнул его. Фенрис увидел в руках мужчины темную ткань и послушно наклонил голову. В мешке не так сильно ощущался налкон, даже стало чуточку легче. Парень понятия не имел, куда его везли. В общем-то, было наплевать, ведь ему почти удалось очистить свой разум от любых мыслей. Спустя пятнадцать минут он оказался на кладбище, расположенном в небольшой березой роще. Вокруг ничего не было, ни зданий на горизонте, ни даже какой бы то ни было дороги. Та, по которой они ехали, выглядела едва различимой, однако внедорожник преодолел препятствия без особого труда. Телохранители остались возле машины, указав ему направление. Сейчас их разделяло не более ста метров. Фенрис знал, почему они не пошли за ним, ведь водитель то и дело выглядывал кого-то на дороге позади. Они ждали. Парень вздохнул и вернулся к поиску. Здесь было около пятидесяти захоронений, он осмотрел почти все. Лишь возле одного из них лежал одинокий, давно засохший букет белых лилий. Фенрис остановился, вглядываясь в знакомые до боли буквы. Здесь покоилась его мама. На надгробии было выведено только имя: ни даты рождения, ни даты смерти, впрочем, на остальных не было и того. В этой глухомани находилось последнее пристанище для безымянных людей. Ни единой живой души на целые мили вокруг. Фенрис вдруг подумал, что когда-нибудь окажется здесь сам. Подул ветер, над головой снова начали сгущаться тучи, заморосило. Парень накинул капюшон толстовки. Калейдоскоп закрутился, узоры сменяли друг друга, воспоминания всплывали перед глазами одно за другим. Разрозненные, вне привязки ко времени: они вторгались в его разум ярким всполохом и спустя мгновение гасли. Он не мог вспомнить её лица. Зато явственно ощущал запах, прикосновение рук, видел знакомый, но при этом какой-то полузабытый силуэт. Платье в мелкий горошек, волосы, сплетенные в пучок. Тембр голоса, ласковые слова, звуки колыбельной. Мама была красивой, хоть он не мог сказать наверняка. Просто знал, что это так. Он помнил тонкие, длинные пальцы, на одном из них кольцо, блестевшее в лучах солнца. Он не мог увидеть её лица, просто смотрел на чью-то фигуру, стоящую в дверях и заслоняющую собой солнечный свет. Была ли эта женщина его матерью? Пожалуй, что так. Мысли о ней будили странные чувства, щемящие грудь. ― Она была удивительной женщиной, ― голос разорвал воспоминание, разрезав, словно ножом. Силуэт задергался, исказился. А потом исчез. Фенрис вздрогнул и поморщился. Тембр у приближающегося к нему незнакомца был слишком неприятен. ― Как символично, что я встретился с тобой именно здесь, ты не находишь? ― спросил человек. Морось переросла в серьезный дождь, но Фенрис даже не обернулся, продолжая смотреть на надгробие. Он и без того знал, кто пришел. ― Ты был здесь, ровно пять лет назад, ― человек продолжил. ― Я привозил вас обоих. Тебя и Варанью. Голос не дрогнул, говоривший не испытывал ни тени волнения. Он встал рядом и шумно вздохнул. ― Я любил её. Вздох показался излишне наигранным, Фенрис уже ощущал подступающий к горлу гнев. Почему то знал, что это с ним не впервые. ― Ты поэтому её убил? ― спросил он, и вдруг уловил запах: табачный, с примесью кожи и мускуса, благородный и величественный аромат. ― Она обманула меня. И поплатилась за свою ошибку. Парень наклонил голову. Дождь перешел в ливень, он заметил, что к ним спешит один из телохранителей. В его руке раскрытый зонт, одежда и волосы насквозь мокрые. ― Все когда-нибудь заканчивается, Фенрис. Любовь. Правда. Жизнь. ― Почему здесь? ― парень, наконец, посмотрел на его профиль. Капли дождя стекали по лбу и впалым щекам, попадали на аккуратно выстриженную клиновидную бороду. На нем красовался черный костюм-тройка: идеально подобранная комбинация цветов ткани пиджака и рубашки, галстука и обуви. Так должен был выглядеть Джеймс Джонс, именовавший себя Данариусом. Лидер общины. Человек, перед которым преклонялись. Он стоял рядом с Фенрисом, сжимая в руке свежий букет белых лилий. На замену тем, что приносил сюда вот уже в который раз. С одной стороны, Фенрису хотелось узнать о том, что было между матерью и этим человеком. Однако он понимал, что услышит лишь искажение. Ненастоящую историю. Потому что находившийся рядом с ним человек и сам был ненастоящим. Он прятал свои страхи так глубоко, что успел прослыть неприступным. ― Ты удивительным образом повторяешь ее судьбу, ― Данариус принял зонт и кивком головы велел телохранителю удалиться. ― Ты сбежал, также, как и она. Я с ног сбился искать, но, знаешь, что в итоге случилось? В один прекрасный день она вернулась: печальная и задумчивая. А спустя девять месяцев родился ты. Фенрис ничего не спрашивал, хотя холодность, поселившаяся в его сердце, не была вызвана безразличием. Ему было важно, чтобы Данариус рассказывал сам: пускай и неправду, а переработанные в его искаженном понимании факты. ― Я не знал, чей ты ребенок, но догадывался, что не мой. Ты с самого начала был другим. С тех пор, как научился ходить. Не Лито. Не мальчиком, о котором я так мечтал, ― он прервался, чтобы положить букет возле надгробия. Дождь лил, как из ведра, толстовка Фенриса насквозь промокла, но холода он совсем не чувствовал. ― Твоя мать ничего мне не говорила, а я навещал вас в Общине, и следил за тем, как вы росли. Ты с детства бросал вызов установившимся там порядкам. Наставники неоднократно предупреждали меня о твоем поведении. ― Данариус извлек из внутреннего кармана пиджака портсигар. Отвлекся, чтобы прикурить. ― Она сообщила мне об этом внезапно. Мы наблюдали за тем, как вы играли во дворе. Представляешь, твоя мать стояла рядом со мной, спокойная, но при этом холодная, как лед. Неприступная. ― Он выдержал актерскую паузу. - И вдруг, совершенно неожиданно произнесла: "Лито не твой ребенок". Данариус затянулся и выпустил изо рта длинную струйку дыма. Капли воды мгновенно измолотили ее в небытие. ― Не лги: так гласит заповедь, ― мужчина посмотрел на тлеющий уголек сигареты. ― Твою мать покарал за ложь не я. Она ответила перед Господом. Фенрис едва унимал гнев, ему хотелось отомстить, сделать этому человеку также больно, как было его матери... Вот только... Слишком немногое он мог поставить в противовес. Он знал, что Данариус имеет власть и не погнушается ничем, чтобы достигнуть своей цели. Словно услышав его мысли, мужчина вдруг тихо засмеялся. ― Ты ведь понял, что жизнь Мариан Хоук была гарантом твоего возвращения сюда? ― Данариус посмотрел на него и прищурился. По спине Фенриса пробежал холодок. Капли дождя начали впиваться под кожу, словно иглы. ― Ну вот ты и здесь, мой мальчик, ― мужчина затушил сигарету и спрятал ее в карманную пепельницу. ― Такой же, как и твоя мать. Холодный, неприступный, жертвенный. Герой. Парень впервые захотел прервать его речь, заставить заткнуться. Он испугался от мысли, что Данариус мог иметь в виду под словами о гаранте его возвращения, а точнее о том, что последует после этого самого возвращения. Догадка молниеносно ударила в голову, парень раскрыл было рот, но мужчина вдруг приложил палец к губам. ― Подожди. Я припас для тебя кое-что. С этими словами он поднес к уху мобильный. Фенрис оцепенел. Ноги налились свинцом, все тело вдруг стало невыносимо тяжелым, его словно придавливало к земле. Приказы Данариуса, высказанные даже в такой легкой и вроде бы не требовательной форме, вызывали хаос. Чувство страха перемешивалось с бессилием, Фенрис ясно видел исход положения, знал, что сейчас произойдет. Но стоял, не двигаясь с места. Он испытал ненависть к самому себе, к собственной беспомощности, к незнанию, которое, в конечном итоге привело к жутким последствиям. ― Вы на месте? ― Данариус нахмурился, выслушивая ответ. ― Приказ ясен? Препятствий нет? ― на том конце трубки говорили долго. ― Ну хорошо. ― Данариус удовлетворенно кивнул. ― И помните: Мариан Хоук должна умереть. Любым способом. Спасло её имя. Услышав его, Фенрис словно сорвался. Он кинулся на Данариуса, успел схватить за шею, одновременно с этим толкая всем телом, чтобы повалить. Мобильный выскользнул у мужчины из рук, глаза расширились в немом удивлении. Из горла вырвался сиплый свист, кажется, он не ожидал от Фенриса такой прыти. Сердце стучало где-то в висках, все тело билось в лихорадке. Парень сосредоточился на её имени: оно помогало, лишало Данариуса власти, придавало энергию. Ему показалось, что кожа на шее мужчины мягкая, словно вата, но пальцы почему-то жгло огнем. Двое телохранителей выросли, словно из-под земли. Они заломили ему руки, оттащили в сторону и повалили на землю. Лицо уперлось в мокрую листву, капли дождя заливались за шиворот, все тело пульсировало, словно в агонии. Он слышал смех, отвратительный, заливистый смех Данариуса. ― Глупый мальчик! ― хохотал он, так и не вставая с земли. ― Глупый, наивный мальчик! Ты и вправду думал, что я оставлю её в живых? Думал, что спасешь её жизнь своим возвращением?! Ты уже совершил ошибку, предал меня, всех, кто заботился о тебе. Сбежал! ― засверкали молнии, его голос на долю мгновения утонул в звуках грома. Началась гроза. ― Мариан Хоук – твой грех. И ты расплатишься за это её жизнью! Я не поленюсь, чтобы её бездыханное тело привезли и распяли у тебя на глазах! Фенрис закричал, задергался, пытаясь выкрутиться из цепкой хватки. Бесполезно, двое, нашпигованных налконом громил держали его слишком крепко. ― Мариан Хоук должна умереть, дорогой мой! Она послужит уроком! ― Данариус подполз к нему, его голос раздался ближе. ― Знаешь, почему? ― он усмехнулся прямо на ухо, отвратительно и мерзко. ― Потому что все, что у тебя есть, принадлежит мне.