Серебристый звон небес

Небо звенит летними колокольчиками. Небо напоминает: она не одна. По крайней мере, до тех пор, пока Мэй чувствует, что может коснуться рукой этого далекого-близкого неба, ощутить прикосновения облаков самыми кончиками пальцев — и услышать серебристый перезвон колокольчиков, напоминающий о том, что сейчас уже лето. А она по-прежнему не одна. С этим небом и этими колокольчиками, звенящими среди небесных просторов только для нее одной в целом мире. А впереди… Впереди еще столько всего! .. Столько всего, что почти невольно проходит мимо. Впрочем, нельзя сказать, что Мэй жалеет. Татибана Мэй ведь ни о чем не жалеет. Ей уже давным-давно просто_плевать, и все же… Что-то в груди предательски болит каждый раз, когда Мэй любуется проплывающими по небу облаками, такими неспешными, спокойными, прекрасными и мучительно-белыми, почти ослепительными в лучах утреннего солнца. Ей хочется кричать — до хрипа, срывая и без того тихий голос. Ей хочется молчать — настолько долго, чтобы она сама однажды наконец-то забыла, как звучит ее собственный голос. А вверху — все так же далеко и одновременно близко — проплывают облака, и звучат колокольчики, только вот их мелодию снова (в который уже раз? ..) заглушает гудок подъезжающего к станции поезда. Снова час пик, и вагоны переполнены настолько, что практически нечем дышать — Мэй и не дышит. Замерев, Мэй провожает взглядом сказочные белые облака и думает о том, что было бы просто великолепно когда-нибудь стать таким же облаком. Свободным. Далеким. Спокойным. Н е о д и н о к и м. Небеса не предают, они лучше… людей. Где-то за пределами поезда до сих пор звучат серебристые колокольчики, и от этого в душе появляется приятно-тянущее ожидание тихого — летнего — чуда. Небо звенит серебром. Для Мэй.