They are different,but what connects them?

Эдди. Выходя, хотя нет, правильнее сказать вылетая из машины, я верил, что мне показалось. Этого просто не может быть. Нет! Его тяжело не узнать даже спустя столько лет после смерти. Он плачет? Наверное алкоголь ещё не выветрился. Хотя отчётливо вижу, что Сандерс плачет. Быть такого просто не может. – Не подходите, Эддисон, не надо. – Отталкивал меня от места происшествия. – Вильям, пожалуйста. – Ей не стоило возвращаться, вы же знаете. – Настаивал на своём мужчина. – Умоляю, скажите, что это не вы сделали с ней. – Из моих глаз ручьём потекли слёзы и я никак не мог противостоять им. – Что вы, конечно же нет. Это она. Окаянная разлучница. – С таким равнодушием говорил человек. – Вы про Амараллис? – Ради Бога, не произносите её имени. – Возмутился тот. – Мне пора.Прощайте – Это было последним, что произнёс Сандерс. Он растворился в воздухе, чему я ни капли не удивился. Боже мой...Патрисия, милая Патрисия. Что она с тобой сделала?! Нет, не верю. За что? Мы же сделали всё, что в наших силах. Уничтожили медальон, отдали пояс врагам, неужто тебе мало, Амараллис? Чёртова ведьма. Тебе жизнь нужна её? Душа нужна? Не-е-т, вот её ты точно не получишь. Пока я жив Патрисия не пострадает от твоих чар, не в этом веке. Подбежав к ней, я не увидел ничего живого в девушке. Она просто лежала неподвижно в луже собственной крови. В тот момент моё сердце остановилось. Какой смысл ему биться, если тебя нет? Слишком много времени прошло. После такого не выживают. – Трепло, очнись, слышишь меня?! Патрисия. – Кричал я что есть мочи. – Вставай, Трикси вставай, хватит лежать! В тот момент отчаяние строило надо мной свои козни. Глядеть на бездыханное тело любимой девушки было невозможно. Подняв Уильямсон на руки и робко положив на заднее сидение автомобиля, я сорвался с места, надеясь её спасти. Хотя любой врач бы мне сказал, что это бессмысленно. Чудес не бывает, пора привыкнуть. Но вера, последнее что было во мне, что питало нас обоих. – Ты будешь жить со мной! – Чётко приказал себе я. – Если не на этом свете, то на другом точно... Зачем мы умираем? Нет, скажите для чего. Её пульс уже не бьётся час. Если сердце не пытается восстановить свой привычный ритм уже столько времени, то человек не сможет выжить, это нереально. Но всё чего-то жду. Будто Ангел спуститься с небес и исцелит мою Патрисию. Грусть уничтожает мои мысли, и память заставляет плясать под свою дудку. Словно ветром, приносит мне воспоминания, что так скребут отчаянную душу. Когда я был маленький многое казалось совсем непонятным. Мне что-то рассказывали про покойную бабулю. Объясняли, что она была человеком, не понимающим смысл жизни. Мрачной женщиной, потерявшей на всё надежду. Мама вечно проявляла попытки растолковать мне это. Но разве способен семилетний ребёнок понимать подобные вещи в таком возрасте. Только знаю одно - боялся умереть. Это самое ужасное, что может случиться с человеком, ведь так? Эдди Миллер опять тебя потерял. Вот только теперь уже навсегда. Веришь, я не плачу. Только что-то терзает мои глаза, пытается вырваться наружу и убить мои нервы. Вернись, умоляю. Скажи, что будешь не ходить на работу хоть всю оставшуюся жизнь, но вернись. А за окном плачет погода, словно знает, что тебя больше нет. Нет... Какое страшное слово. – Трепло. – Я взял её ледяную руку. – Никого в своей жизни не любил больше, чем тебя. – Слёзы дали о себе знать, и поддался им. – Не смогу тебя похоронить, пускай это сделает кто-то другой. Ты же такая молодая, Трикс. А молодые не должны умирать, это неестественно. – В тот момент я обвинял весь мир в смерти своей любимой. Однажды мне снился сон. Ко мне пришла она. Такая напуганная, с круглыми глазами. Всё что-то бормотала, я не мог разобрать. Но одну фразу слышал отчётливо, и эти слова пугали до дрожи, заставляли молчать, нервно заглатывая слюну. – Ты похоронишь её в двадцать лет. – Единственное что понял в тот момент и проснулся. Тебе вчера было двадцать, а сегодня ты умерла. Разве я знал тогда, что этот сон окажется правдивым. Нет, конечно же нет. Гром в компании с молнией не старались утихать. А я смотрел на твоё бездыханное тело и грезил... Грезил о том, что сейчас ты встанешь, возьмёшь меня за руку и скажешь: – Я пошутила, Миллер, а ты такой трус. Сидишь, ревёшь. Видел бы себя со стороны. Такой жалкий, слабый. – И после этих слов поцеловала бы меня и уселась на колени. Закрыв дверь на замок, я налил новый бокал виски. Алкоголь нежно сжигал моё горло и я пытался учиться жить дальше. Но как можно жить, если тебя нет? Если глаз блеск исчез, и запах волос не будет прежним. Осушив бутылку до конца, смелость забила во мне с новой силой. Я лёг рядом с твоим мёртвым телом и начал обнимать тебя. Ласкать поцелуями кожу, с надеждой, что они не окажутся безответными. Тишина давила на меня. Я сходил с ума. В прямом смысле. Одиночество не давало мне вздохнуть, душило своими холодными, уставшими руками и забирало с собой. Но униматься не собирался. Продолжая покрывать тебя поцелуями, мучился от мыслей, что теперь навсегда один. Слёзы непроизвольно катились с моих глаз прямо на твою, уже остывшую кожу. – Я слышу тебя. Ты всё-ещё здесь. Скоро будем вместе. – Из последних сил произнёс я и уже было хотел нажать на курок пистолета...