Ocean. California Promise. Stranger.

С самого детства Эппл знала — она идеал: сама природа собрала со всех сказочных миров все самое сладкое и прекрасное и слила воедино, создав ее: золотой шелк волос, алеющий закатом румянец и белеющую костью кожу, синеву холодных льдов далеких морей, грацию лебедей, мелодичность соловьев, возвышенность высокопарных соколов и мудрость времен. Прелестная, совершенная во всем, за что бралась, вежливая и учтивая. Просто само совершенство, каких никогда не было и никогда не будет. С этим соглашались в голос все волшебные зеркала, все птицы и животные, все жители уже почти ее волшебного королевства; наперебой, не слыша друг друга, они выкрикивали что-то ей вслед — Эппл не была точно уверена, что именно, но знала, определенно что-то хорошее. Ведь иначе и быть не может. Потому что она идеальная. Точно бы в контраст ей, взращенной в общественной любви, во всевозможных лелеяниях, в красоте и восхищении, Лиззи росла почти одинокой и почти покинутой за высокими алыми стенами родового замка матери, Королевы Червей, наблюдая лишь за тем, как лето сменяет зиму, распушая ветви деревьев молодой листвой, и как осень безжалостно душит его своим роскошным алым и золотом. Один лишь шаг в сторону – и, казалось, назад дороги уже не найти. Даже если она и хотела бы сбежать, все равно не смогла бы — за свои почти семнадцать лет жизни она слишком приросла к этим землям, к этим деревьям и этой гармонии жизни и смерти в природе. Она любила уже почти свой замок всем своим сердцем, любила мать и немногих друзей. Эти стены — холодные, бесстрастные, но все равно ее, родные. Как и пустота — порой пугающая, угнетающая пустота, но рядом всегда был кто-нибудь, кто смог бы ненадолго потревожить ее. И ни за какие богатства Лиззи не променяла бы ни ее, ни замка, ни друзей. Потому что это то, что делает ее человеком. Своих детских лет Кьюпид не помнила — может, их даже просто не было. Отец никогда не называл имен ее подлинных родителей, но относился к ней тепло, любовно, будто бы она и в самом деле была его настоящей дочерью. Все шло как-то само собой — бесформенные сгустки снега и льда забавными барашками бултыхались в небесах, наперебой друг другу гундели сладкогласые птицы, зима никогда не касалась своим небрежным дыханием ее блаженных краев. Но кое-что она помнит ярко – так, как будто оно случилось всего несколько минут назад. «Ты должна сделать это» — «Почему?» — «Такова твоя роль». Кьюпид не знала, что это за роль, что конкретно ей нужно сделать, что ждет ее по ту сторону зеркала… И кто она сама такая. Она хотела спросить, но слова застряли в ее горле, боясь шмыгнуть наружу. Она не перечила. Потому что отчего-то верила, что это — ее долг. «Долго и Счастливо» поджидало их за углом, манило нетерпеливыми жестами.