Сон в зимнюю ночь.

      Город плыл в объятиях зимней ночи. Холодной, как и все предыдущие, но, несмотря на сыплющий с неба снег – словно кто-то перевернул солонку с колючими мелкими снежинками, эта была более темной. Метель заметала приземистые домики, узкие улочки, деревья, давно потерявшие свою листву, площади мощённые булыжником, скрывала мостовые от взгляда редких прохожих… Было тихо и пусто. Последнее даже слишком для обычной ночи, будто невидимые нереальные крылья – сама тьма, накрыли столичный город, да так что он замерз и замер, страшась потревожить неведомого спящего хищника, незнающего ни прощения, ни пощады. Отчасти это так и было. На стыке дней, когда на краткий миг время замирает на той самой границе, переходя из сегодня в завтра, Вену посетила сама Смерть. Его Величество, в обличье всё того же светловолосого вестника, чье лицо было до боли знакомо Элизабет. Устав от долгой гонки по всей Европе, за гордой красавицей, что переезжала из города в город, Смерть нашла её случайно, придумав чудесную месть.       О, да! Сиси бежала. Бежала сама понимая то, что убежать ей в итоге всё равно не удастся, но здесь она скорее повиновалась природному инстинкту всего живого, что находилось на грани гибели – скрыться от опасности, чтобы выжить. Жить, во что бы то ни стало! Но само понятие жизнь со Смертью вовсе не совместно. И это очевидно. Ещё она бежала потому, что пыталась изгнать из памяти вышеупомянутый бледный лик Жнеца, на котором холодом и страстью лихорадочно горели глаза, каждый раз, когда он являлся ей во мраке. Каждый раз, когда смотрел на неё. Идеальные черты, жестокие и властные, рождавшие в душе императрицы совсем не те желания, что подобают женщине замужней, тем более обличённой властью. Не те, не то… Как можно любить Смерть? Желать его ледяного прикосновенья… Как можно страх перебороть, что сковывал тело, лишь появлялся этот демон? Пугающе, ведь ужас его постоянный спутник. Люди всегда боятся того, чего не знают или не понимают. Кто он? Ангел? Злой дух? И откуда он пришёл? …. Есть ли женские и мужские духи? Этого Элизабет не знала, страшась и уповая на его и на своё благоразумие, которое истончалось с каждой новой встречей. Невозможная любовь, хоть и взаимная. Неправильная в корене – насмешка злой судьбы. Над ним, над ней. И оба они этот рок проклинали, не в силах искушению противиться. Не в силах устоять и цепи разорвать. И вот теперь, вновь, они были рядом. Снова, будто в аргентинском танце, который, как слышала Сиси, считался сладострастным и запретным, но оттого не менее пленительным. Кружилась голова, напоминая о его присутствии и том, что он питается её страхами. Пьет их, как терпкое вино из хрустального бокала. Однако… лишь только в Хофбурге – зимней резиденции Габсбургов, погасли все огни, мрачный Жнец императрице не явился. Хотя она ждала. Ощущала и предчувствовала, что он рядом. Что близко. Но лишь густая темнота, звенящей пустотой плыла, танцуя снежной вьюгой. Там, за окном, вдали. — Не может быть — выдохнула легкую досаду Элизабет, а натянувшаяся тетивой тревога вдруг лопнула, рассыпавшись разочарованием. Словно и не было наваждения. Пусть даже все её чувства кричали о том, что он поблизости, ибо спутать она не могла. Так было каждый раз. — Он не пришел… — Последняя их встреча, где Смерть сообщил женщине об измене Франца, закончилась плачевно: Элизабет была в гневе, смятении, а чувство позора, которым её муж покрыл их семью этим своим поступком, давило унижением, будто могильным камнем, под злорадствующий смех Жнеца. Ну, а теперь? Что теперь? — Предал, как и супруг? — зло и ревниво ухмыльнулась Сиси своему отражению в оконном стекле, но тут же осеклась, поймав себя на этой славной мысли. — Что это со мной? Наверное, схожу с ума! — Прижалась лбом к холодной глади, повторяя слова, некогда произнесенные Смертью. — Придёт момент, когда ты будешь молить о том, чтобы я снова полюбил тебя и освободил. Ну-ну. Ты ужасен, Тод. Просто ужасен. — Эта фраза поразила её тогда, в миг триумфа и то, с какой уверенностью он это сказал. Конечно, он существо иного рода и видит судьбы всех живых, читая их как в книге. Но это было чересчур. — Полюбил меня… — растянула губы в подобии улыбки, — а кто тебя полюбит? Мысли путались. Нужно было успокоиться. Поэтому, незаметно для себя, ведомая своими переживаниями Элизабет открыла двери своей королевской спальни и шагнула в черноту дворцового коридора, который был удивительно пуст в это время. Час назад под этими самыми дверьми стоял Франц-Иосиф, умоляя его впустить, а сейчас не было никого. И если бы Сиси ходила во сне, то вероятнее всего, сошла бы сейчас за сомнамбулу – скиталицу, но увы, женщина не спала, а доверившись лишь своим ощущениям шагала вперёд, пока не очутилась у огромного тёмного зеркала, в конце коридора, в котором видела лишь себя саму – печальную, красивую, с распущенными волосами и в белой кружевной ночной сорочке, поверх которой был наброшен, наспех, изящный шёлковый халат кремового цвета с алыми лентами на рукавах. — Удручающее зрелище — критично окинула себя взглядом женщина, выискивая изъяны и дотрагиваясь до своего отражения рукой. Но вдруг, стоило только тронуть, двойник в зеркале, будто в ряби пруда, разошёлся кругами. Сердце, бившееся до этого быстро, теперь сделало немыслимый кульбит, и, казалось, провалилось от страха куда-то в пятки, порождая желание ущипнуть себя за бедро, чтобы отделить сон от яви. Реальное-нереальное перемешалось, лишая всякой воли, навевая воспоминания об истории, слышанной на днях, о девушке по имени Алиса, которая попала в мистическое зазеркалье. — Не может быть… — севшим голосом прошептала Элизабет. — Просто не может. Теперь императрица знала, откуда исходит то, что она чувствовала доселе, вся эта мрачность и прочее присущее Жнецу. Во всём виновато зеркало, соединившее миры по его прихоти! И прихоти ли? Новое касание, уже более спокойное, изучающее, от которого рука проваливается, словно сквозь занавес в это холодное зазеркалье и ловит по ту сторону хрупкие снежинки, точно такие же колючие, как танцевали сейчас за окном. Ловит и чувствует, как тают они в горячей ладони, падая капельками талой воды. Кап-кап. Нет предела женскому любопытству. Нет предела любопытству Элизабет. Её жару, её азарту. Ей всей. Она верна себе. Не это ли Жнец в ней разглядел? И красавица делает, делает тот самый отчаянный шаг туда. Подобно Алисе, что прыгнула в бездонную кроличью нору следом за белым кроликом, на свой риск. Всё кружится и Сиси видит сквозь зеркало Хофбург, дворцовую стражу, что проходит мимо караулом, но охрана не видит свою правительницу за серебристой гладью. Теперь она по ту сторону. Недосягаема. Снег, что идёт в зазеркалье, ложится на её волосы и плечи, заставляя ёжиться, выпуская облачко пара изо рта и оглядываться по сторонам. Та же резиденция, но наоборот, но в руинах, словно в насмешку над тем дворцовым великолепием, что существует в реальности. Царство Смерти. Но где он сам? Императрица тихо ступает по знакомым-незнакомым коридорам, решая любопытства ради отыскать свою опочивальню в этом измерении, чтобы увидеть, как она выглядит, но натыкается на странную преграду, которая вновь возвращает ей забытый трепет, пополам с паникой. Как в кошмарном сне из-за запертых дверей струится тьма, напоминающая Элизабет голодного спрута, что с шипением тянет к ней свои ядовитые щупальца, в попытке схватить. Всё ближе и ближе… Сиси отступает. О, как сейчас она жалеет об этой авантюре и о своём легкомыслии! И выход лишь один – бежать! Развернуться на каблуках и бежать не оглядываясь. Было бы куда! Осязаемый, плотный страх всё ближе, хватает её железно, так что не пошевелиться, ни закричать, тянет за собой, желая сожрать… или же что-то показать? Тут всё не бестелесно, а вполне ощутимо и объемно. Хотел бы «спрут» убить, убил бы уже давно. Но он тянет, тянет, пока Сиси не оказывается во мраке с головой. Чернота расположилась в этом мире на месте её апартаментов, и женщина сама удивляется тому, что во всём этом умудряется хотя бы что-то разглядеть. — Сама пришла… — шипят ей тени и рокочут — сама!       На стыке дней, когда на краткий миг время замирает на той самой границе, переходя из сегодня в завтра, Вену посетила сама Смерть. Жнец спал на чёрных простынях, в контраст с теми белыми из спальни императрицы, что существовали в реальности. Спал окруженный тьмой, на ложе из неё же, закинув левую руку за голову и хмурясь во сне. Что он видел там, в своих грёзах? Её? Ту, что стала здесь и сейчас непрошеной гостьей? Ах, как быстро билось сейчас сердце Сиси, как она была взволнована, что даже не обращала более внимания на щупальца гигантского «спрута», что искажая пространство, двигались вдоль стен! Она шагнула тихо, опасаясь, что ее шаги отдадутся гулким эхом, в этой мистической темноте. Приблизилась к ложу, думая лишь об одном – бьется ли сердце Тода под белой льняной рубашкой, без всяких украшений, также как её собственное? Он был одет, как и всегда, только светлый камзол небрежно отброшен в сторону, на этом кратком отдыхе, а колючий взгляд скрыт теперь под подрагивающими веками. Светловолосый спящий ангел, к которому женщина¸ вопреки здравому смыслу, испытав порыв грешной нежности, прикоснулась, погладив тёплыми пальцами холодную скулу, мгновением позже, скользнув по шее к груди, так по-человечески скрытой тонкой тканью. Само собой, его сердце не билось, он ведь не жив в том плане, что привычен обычным людям, да и не был никогда. Все было иначе. Он вздрогнул, когда чужая ладонь, казавшаяся горячей, задержалась более, чем было необходимо. — Элизабет — голубые глаза, распахнувшись, смотрели на гостью, что присела на край его постели, удивленно, хотя по губам уже пробежала торжествующая полуулыбка. — Как чудно видеть тебя… — Смерть приподнялся на локте, поймав ее за руку, когда красавица уже была готова отпрянуть. — Попалась! — Отпусти меня! — видеть эту хищную усмешку было жутковато, но попытка освободиться от его хватки всё равно бы не удалась, хотя императрица и попробовала. — Э, нет — пододвинулся ближе — Не я явился в этот раз в твои покои, ни словом не спросясь. Как мило, что мы поменялись местами. — Ты издеваешься сейчас? — разозлилась. — Ты заманил меня обманом! — Разве? — Тод вскинул брови в притворном изумлении. — Я-то наивно думал, что виной тому иное обстоятельство – твоя любовь ко мне. Элизабет могла бы в этот миг задохнуться от негодования, но доставлять ему удовольствие своей преждевременной кончиной, да ещё и в таком двусмысленном положении, явно не собиралась. — Негодяй! — Конечно — он мог бы пойти дальше, притянув её к себе, в порочном объятии, чтобы ощутить трепет и тепло всего её тела, ибо она сопротивлялась лишь для вида, пытаясь побороть желания которых быть не должно. Острые, томительные… Взять её прямо тут, во всех отношениях, ибо ступив через порог скорбного царства, красавица оказалась в его власти, хотя сама того не осознавала в полной мере. Такой шанс! И дело довершить одним лишь поцелуем… Но в место этого Смерть разжал пальцы, отпуская. — Иди. Сиси вскочила на ноги, скользнув между теней, что, покорные воле Тода, расступились: — Прочь, прочь из головы моей… — пустившись, как Алиса, бежать по лабиринту зазеркалья, к спасительному окну-зеркалу, соединившему миры. Как и хотела, без оглядки. — «Из сердца прочь!» — этого императрица так и не произнесла, оставив восклицание где-то на грани подсознания. О, как бы она хотела не думать о произошедшем и не ругать себя за то, что едва не уступила. За то, что хотела уступить. Хотела! Наутро Элизабет проснулась в своих светлых покоях. Голова немилосердно болела. Минувшая ночь–дурман, вытянула у неё все силы и теперь казалась страшным сном в зимнюю ночь, от воспоминаний о котором у неё между лопаток бежали мурашки, когда ловкая горничная помогала затянуть ей корсет. Касание тонких пальчиков Марии к обнаженной коже, отчего-то представлялись Сиси его прикосновениями. Холодными, но уже не ледяными. Заставляющими вожделеть большего. Он подразнил её, заманил, оставив после себя горькое послевкусие того, что он над ней просто посмеялся, а ведь она на миг его повергла в изумление, когда не убоялась тьмы вокруг – эта мысль грела женщину. — «И кто тебя полюбит?» — словно эхо в голове, ответ которому так прост. Слова красавицы он обратил против неё же. — Я. — «Когда?» — Когда придет мой час, мы будем вместе.