Как прежде

— Просыпайся, солнышко! Я тебе твой любимый чай заварил, с бергамотом, — лыбясь во все тридцать два, Тамао заглядывает в приоткрытую дверь спальни. Генджи в ответ только скрипит зубами и накрывается одеялом с головой. — Котёнок, ты забыл своё полотенце! Я положу на стиральную машинку. Тебе спинку потереть, мой хороший? За душевой занавеской что-то грохает, раздаётся приглушённое шипение, но ответа так и не следует. — Посмотри, какое клёвое кресло! Со специальным широким подлокотником, можно поставить пепельницу и пиво, что угодно! — Тамао заваливается на диван рядом с Генджи, разворачивая яркий глянцевый журнал. — Тебе нравится, дорогой? Хочу такое со следующей зарплаты купить, как раз у нас на балконе поместится. Тут ещё… ай, бля! Больно, между прочим. Генджи демонстративно отворачивается от него, попутно спихивая с дивана вместе с рекламным проспектом. — Милый, не хочешь сходить в клуб? Там сегодня новая программа. Музыку послушаем, пивка попьём. Идзаки с Токаджи придут, мы ведь давно не виделись. Хорошо, четыре дня, не так уж и давно, но сколько можно сидеть дома и таращиться в телевизор?! Ладно, не в телевизор, в компьютер. Это практически одно и то же. Нет? Не хочешь? Тогда я сейчас быстренько до магазина метнусь и принесу пиво домой, посидим вдвоём. Хрен с ним, перед долбаным монитором или как его там. — Тамао одевается и спешно покидает квартиру. — Смотри, золотце! Я специально для тебя выиграл в автоматах эту эм… Ну пусть будет зайчик, типа. Почти всю мелочь истратил! В ответ раздаётся еле слышный вздох. Не глядя в его сторону, Генджи проходит на кухню. — Что, даже не спросишь, где я пропадал почти сутки? Я же знаю, что тебя это не может не волновать. Я бы вот волновался, искать пошёл… — глядя в спину снова скрывающемуся на кухне Такии, вполголоса бормочет Тамао. Испытание на прочность, а конкретно, игра в молчанку продолжалась уже четвёртый день. Да, Генджи никогда не был особо болтливым, но всё-таки тем для разговоров находилось немало. Обычно они успевали обсудить всё произошедшее за день, поделиться новостями, просто поболтать ни о чём, а потом умиротворённо помолчать вдвоём, как любили оба. Именно с Генджи это оказалось возможным, чему Тамао был безгранично рад. Как ни крути, взаимопонимание — штука важная. И всё было бы хорошо, если бы не одна дурацкая ситуация. Мягко сказано, дурацкая. Просто сидели в баре. Долго сидели, почти до утра. В какой-то момент с улицы ввалилась толпа пьяных отморозков. По закону подлости, единственному, срабатывающему без осечки, прибывшие решили самоутвердиться именно за счёт их компании. Где-то в стороне Токаджи уже размахивал стулом, рядом с ним Чута вдохновенно колотил кого-то особо дерзкого. Всё как обычно. Но когда какой-то борзый урод опрокинул их стол и ломанулся к Генджи, Тамао машинально встал между ними и отправил заносчивого мудака в дальний полёт почти до входной двери бара. И всё бы ничего, если бы не грёбаный мозг Такии, который принял это исключительно как попытку защитить его от опасности. И неважно, что опасность была вовсе не опасность, а слабо держащаяся на ногах хуйня, от которой и старушка продуктовой сумкой легко отбилась бы. Важен сам факт — Тамао типа полез его защищать. Более смертельной обиды не придумаешь. Хотя, если честно, Серидзава и сам обиделся бы, влезь Генджи вот так в его потасовку. Но ведь не специально! Оно как-то само собой получилось. В итоге Генджи с ним больше не разговаривал. Вот ладно бы в морду дал, злость сорвал и успокоился, так нет, он, зараза, в игнор ушёл, типа гордость и все дела. Хотя в морду тоже прилетело, когда Тамао помириться пытался. Восстановлением гармонии посредством секса. Ну, в книжках там и по телеку все советуют. Только с Генджи не проканало. Уползал Тамао на футон с общей кровати, получив поддых и пару раз в челюсть. Дальнейшие эксперименты в этом плане решил прекратить во избежание. Осталось одно — брать измором. И пусть выводить из себя Генджи было делом небезопасным, зато по-своему вполне действенным. С каждым новым дебильным словечком, с каждым очередным милым прозвищем тот содрогался и с огромным трудом сдерживался. Сильный, сука, терпеливый. Тамао выкладывался по полной, стараясь вывести его из себя и заставить-таки открыть рот. Ведь если взорвётся, само собой, накостыляет, но зато они смогут поговорить, и нелепая обида сойдёт на нет. Тогда всё станет как прежде. Тамао уже дико соскучился по их привычным, пусть немногословным, но умиротворённым будням. — Зайчик мой солнечный, а что ты тут готовишь? Накормишь заплутавшего путника, стремительно теряющего смысл своей бренной жизни, милый? — Тамао проскальзывает на кухню следом за Генджи и обнимает его со спины, пытаясь заглянуть в сковородку. Всего мгновение — и он уже лежит на полу. Генджи наваливается сверху и без разбору бьёт, куда может дотянуться. — Сука! Как же ты заебал со своими зайчиками, котятками и прочей хуйнёй! Заткнись, пока я тебе язык не вырвал и в задницу не засунул! Тамао, как может, старается сдерживать его удары, не пытаясь бить в ответ, и смеётся. — Чего ржёшь, долбоёб?! Совсем умом двинулся? — Генджи перестаёт размахивать кулаками, выпрямляется, усаживаясь сверху. Он тяжело дышит и старательно отводит взгляд, но держащие за запястья руки сбросить не пытается. — Заговорил, — единственное, что сквозь смех произносит Тамао. — Чего? — Всё хорошо, говорю, всё как прежде.