Мало порезать запястье, чтобы умиреть

      И она прыгнула… прыгнула настолько быстро, что я даже не успела среагировать и упала на пол, она сверху держала мои руки. Я уже мысленно успела попросить прощения у брата и мамы, но мне дико повезло: упала я на старую деревянную скамейку, дерево которой уже постепенно покрывалось плесенью от чрезмерной сырости, но мне это было только на руку. Вовремя среагировав, я схватила самую хилую ножку лавочки и выставила перед собой как оружие защиты, но я, видимо, не вызывала такого устрашения, чтобы брюнетка отступила. Девочка даже не обратила внимания на мою угрозу, ведь она жаждала лишь одного — крови. И вот, схватившись за моё плечо, она уже наклонилась к моей шее, оголив её, убирая волосы, но я всё же успела! Я всадила острый угол ножки прямо в её хрупкое плечо настолько сильно, насколько позволяла моя физическая подготовка, а с её хрупким на первый взгляд телом это оказалось не так сложно. Существо закричало и, скривившись от боли, она упала с меня, тем самым ослабив хватку. Это было страшно… настолько страшно, что я уже и забыла о молодом монахе, который всё это время спокойно наблюдал за происходящим со стороны. Пока восставшая всеми силами пыталась достать деревяшку из плеча, я уже бросилась к выходу: вот она — желанная свобода! Еще рывок, всего один рывок и я убегу от этого кошмара, запрусь дома и постараюсь забыть это как страшный сон! Но не успела… Молодой монах перегородил мне выход и бежать уже было некуда; да, я в ловушке, именно в ловушке, и на помощь уже не придёт Тору или брат, я не смогла убежать, потому умру… умру прямо сейчас, не успев даже попрощаться с братом. Но я буду бороться до конца, до последнего вздоха до тех пор, пока моё сердце будет продолжать биться: — Тупик. — монотонно сказал светловолосый, запирая дверь на замок. Я старалась не показывать испуга, хотя действительно была просто в панике, что было и так заметно. Закрыв дверь и лишний раз убедившись, что других выходов отсюда нет, парень подбежал к вампирше и заботливо попытался вынуть кол из её плеча с такой аккуратностью, будто боясь сделать ей больно. Откуда такая забота? Он был явно живым, что было довольно странно, я почувствовала биение его сердца, когда он старался остановить меня, но почему… Как глупо, весь этот бред напоминал мне тот фильм, который мы смотрели в доме Муто, но слишком ванильно, чтобы быть правдой. Я была окончательно выбита из кальи, потерялась в собственных мыслях, хотелось бежать как можно дальше, но ноги отказывались слушаться. Я упала. Убежать я уже точно не могла, так что осталось лишь достойно встретить смерть, жаль лишь брата, который так отчаянно пытался меня защитить… — Ты ещё в силах сопротивляться… — голос восставшей прервал мои мысли, звуча в моей голове. Я обернулась в её сторону, продолжая сидеть на холодном полу в ожидании чуда; она смотрела мне прямо в душу своими пустыми глазницами, будто вытягивая её изнутри, но я просто не могла оторвать от неё взгляд. Девочка постепенно приближалась и уже уверенно стояла на ногах: её рана продолжала кровоточить, но это будто совершенно не волновало её. Я попыталась встать, но ноги стали будто ватные и перестали удерживать меня, так что я почувствовала себя беззащитным кроликом, загнанным в ловушку ненасытным волком. — Люди даже не представляют насколько жалко выглядят, цепляясь за каждый волосок надежды на выживания. Ты же не исключение. — сухо промурлыкала она своим детским голоском, режущий мой разум на холодный нож. Голос пропал, я уже не могла говорить, ужас завладел моим телом, видимо я и вправду выглядела жалко. — Все ваши проблемы, страдания, крики о самоубийстве ничто по сравнению с тем ужасом, который вы испытываете, когда оно застаст вас. Люди как стадо, кричащие о дружбе и любви, но в критический момент первыми же кинутся грызть друг другу глотки. — эта мертвая малышка рассуждала как старуха, прожившая долгую и гнилую жизнь, видящая людей насквозь, но зачем она всё это говорит мне? Зачем лишний раз напоминает о моей слабости? Ей нравиться ощущать себя сильнее или просто говорит о моей сущности? Зачем ей вообще говорить со мной, если может в любую минуту перегрызть мой доступ кислорода? — Говоришь так, будто никогда не была человеком. — пробубнила я сквозь комок страха, застрявший у меня в горле. Восставшая явно не готова была услышать такой ответ, но виду не поддала. — Ты понимаешь как прекрасно дышать лишь тогда, когда всё ещё дышишь, когда на кану твоё сердце может остановится, но когда ты мертва, ты понимаешь, что дышать не обязательно чтобы существовать, дышать нужно чтобы жить. — закончила она, присаживаясь на свои хрупкие холодные коленки рядом со мной, пытаясь укольнуть своими словами меня изнутри. — Мёртвые знают, как ненавистно быть живым. — послышался голос молодого монаха за спиной девочки. Парень стоял напротив одной из фресок с изображением мучеников и явно о чём-то рассуждал, рассматривая пытки на холсте глазами полными болью. Его фраза засела у меня в голове настолько глубоко, что я будто прочувствовала всю ту боль, которую он испытывал; на душе вдруг стало так холодно и пусто, что мне уже не так и хотелось жить, как минуту назад. Желание дышать угасло, хоть и причины не было. — Ты говоришь о душах, которые поглотил демон, давая им жизнь после смерти. — покачала головой я, уже придя в себя. Ужас отпустил меня, я уже не боялась убить или быть убитой, мне хотелось лишь слушать и слушать их вечно. — У демонов нет рогов или хвоста, зато есть шрамы. Не правда ли, Мурой-сан? — ухмыльнулась девочка, покосившись на блондина. Тот ничего не ответил, лишь обнадёживающе опустил голову и повернулся к нам спиной. — Возможно. — он был явно не многословен, но в его голове крутились множество мыслей, я чувствовала…, но все же меня удивляют близкие отношения монаха, послушника Бога, и маленькой убийцы, демона, убившей множество людей лишь из своей корысти. Наверное я этого никогда не пойму. — Ты… — Сунака Киришики. — подхватила длинноволосая, протягивая мне руку помощи. Я немного удивилась, но решила не заострять внимания: ещё пару минут назад она готова была выпить всю мою кровь до последней капли, а сейчас протягивает мне свою детскую ручонку в знак помощи. Я протянула ей в свою и поднялась. Ноги уже держали меня, и я уже уверенно стояла на месте не падая, но горсть страха все же осталась, хоть я её почти не чувствовала. — А я Сора Юки. — кивнула я в ответ. — Я знаю. Сейширо рассказывал о тебе. — кивнула Сунака, отпуская мою руку. — Именно поэтому ты хотела убить меня? — Киришики лишь грустно усмехнулась. — Тебе разве не пора? Время позднее. Я провожу. — прервал нас молодой монах. Точно! Брат наверное места себе не находит, ведь я вышла всего на минуту, а пропала на час! Как я могла о нём забыть?! — Я, пожалуй, тоже пойду, а то Чизуру будет волноваться. — промурлыкала она, направляясь к выходу. Легким движение руки замок на двери полетел в другой конец зала, а хрупкая девочка спокойно вышла. — Будь осторожнее по пути, Сунака. — крикнул ей в след молодой монах, но Киришики уже пропала из виду.        Шли мы не спеша, но молча, в такой загробной тишине всё казалось таким страшным и опасным, что просто начало давить на меня, что не скажешь о Мурой-сане: парень спокойно шёл по дороге, смотря на черное небо своими тусклыми глазами в ожидании чего-то, что сможет придать этой ночи свой огонёк, осветивший мрак, но этого чуда все не происходило, лишь грустная полная луна тускло освещала нам дорогу: — Мурой-сан… — Просто Сейшин. Называй меня по имени. — исправил меня монах, не отрывая глаз от неба, но в то же время умело обходя каждый камушек. — Сейшин значит… Скажи, Сейшин, что может быть общего у человека, служащего Богу, и мертвецом, чей воздух — смерть? — парень замолчал. Неужели ему нечего сказать? Ну, а что мне может ответить молодой монах на такой необычный вопрос? Все же я не вижу причин таких «теплых отношений». — «…когда ты мертв, ты понимаешь, что дышать не обязательно чтобы существовать, дышать нужно чтобы жить.» — помнишь эту фразу? Так вот я живу, но по факту — существую. — То есть? — не поняла я, покачав головой. Парень остановился и окинул меня циничным взглядом. Мы встретились глазами… Его глаза, словно два прекрасных стальных алмаза, светились болью и отчаянием, он будто передавал мне через них всю свою ненависть к этой жизни, и у него получалось. Вдруг он резко схватил мою правую руку за кисть и, грубо прижав меня к первому дереву, положил её себе на грудь. Я вздрогнула… — Чувствуешь… чувствуешь стук сердца? Чувствуешь пульс.? Чувствуешь как я дышу? Ты это чувствуешь?! — я лихорадочно кивнула. Меня уже трусило не от холода, а от испуга, но, почувствовав его тепло, я быстро пришла в себя, хоть и дыхание участилось. Мурой приближался все ближе и ближе, не давая мне убрать свою руку с его груди, до тех пор, пока наши тела полностью не касались друг друга… — Но я лишь существую, а чтобы существовать вовсе не обязательно дышать. Между смертью и жизнью очень тонкая грань, главное вовремя опомниться и найти её, чтобы не переступить, я же уже давно переступил её… смерть приходит не тогда, когда остановится твоё сердце, а когда в нём не останется ничего кроме жажды чужой крови. Многие мертвые могут быть живее тебя, и наличие воздуха в твоих лёгких не делает тебя какой-то особенной среди них, а уж тем более не говорит о том, что ты имеешь больше прав на существование чем они. — закончил Мурой, выедая меня взглядом изнутри. Его горячее дыхание просто обжигало мою шею до невозможности, но я наслаждалась этим. — Сейшин… — Но если ты живешь лишь ради чей-то смерти, то твоя жизнь ничем не отличается от существования. — перебил меня монах. Наши лица уже находились на небезопасном расстоянии, но я ничего не могла с этим сделать. Моё тело полностью подчинялось его власти, я не могла и дернуться, и будто под гипнозом, я готова была слушать его вечно… Я уже была готова к непоправимому, но он вдруг отпустил меня и отстранился. — Мы почти пришли… — пробубнила я, пытаясь прийти в себя.