Подвал

Надежды на спасение было практически никакой. Паша как-то криво усмехнулся, глядя на растерявшихся коллег. У него-то выбор один и однозначный – он останется рядом с Ириной до самого конца. Не из глупого благородства или веры в то, что их спасут. А просто потому, что оставить Зимину в руках умалишенного следователя просто не мог. Не имел права как мужчина. - Я остаюсь. – Слова прозвучали глухо и совсем обыденно, Ткачев покосился на Рому. – Ромыч, че стоите? Валите, пока разрешили. Ром, у тебя сын! - Ткач, ты предлагаешь вас тут бросить? Свалить как крысам? - Ты о сыне подумай! Хер с нами, Ром, Игорь причем? - Мы мне можем уйти. Делали все вместе, - Измайлова пожала плечами, то и дело кидая взгляды на проход, все больше и больше скрываемый огнем. - Лена, тебе жить надоело? – разорялся Паша, с трудом подавляя желание вытолкать жену друга на свободу силой. – Говорят же – валите! Че, решили героями побыть? - Нет, но… Паш, ты после этого смог бы жить? Зная, что погибли твои друзья? - Все, Ткачик, не ори. Разберемся. – Савицкий поставил точку в их дурацком споре. - Быстров, сука… - Ткачев присел на корточки и потер голову, словно стараясь привести хаотично мелькающие мысли в порядок. – Падла… Психопат конченный. Святоша… Эх, как же щас Зотова не хватает! Паша прикрыл глаза, перед опущенными веками мелькали картинки из прошлого приключения в подвале, события, случившиеся только что… Он все еще чувствовал запах Ириных духов, чувствовал ее голову на своем плече, укрепляясь в мысли, что не оставит и не отдаст. Так не вовремя пришло сожаление по поводу их отношений, начавшихся в тот самый момент, когда они оказались по самую макушку в проблемах. И, откровенно говоря, выхода особого не виделось из сложившейся западни. - Юрич, а у тебя наручников нет? – Рома перевел взгляд с Ирины на Исаева. - Были где-то… - патрульный похлопал себя по карманам, но ничего ценного не нашел. Оружие и телефоны они сдали Быстрову, чего-то, способного открыть наручники не нашлось. Даже у Лены в прическе не было шпилек – простая пластмассовая. Запах гари становился все ощутимее. Становилось понятно, что совсем скоро они просто задохнутся, если не предпримут попыток спастись. Отчаянное желание жить было у всех, кроме, пожалуй, Ирины. Ей было все равно, что будет с ней, от постоянной боли во всем теле и особенно в голове и плечах, не было сил сопротивляться. - Я попробую пройти. – Фомин, впервые после ухода Быстрова подал голос. – Вику вытащить попробую… - Он кивнул на Минаеву, находящуюся в каком-то ступоре. Затем ловко подхватил неожиданно тяжелую девушку на руки, чуть ли не бегом, кинулся к выходу. За ним рванул Исаев. В подвале осталось четверо, не считая истекающего кровью Щукина. К нему так никто и не подошел, то ли из-за боязни, то ли из неприязни. Во всяком случае, остальные участники «клуба Зиминой» как-то от Кости дистанцировались. Щукин страшно забулькал горлом, запрокидывая голову, изгибаясь в предсмертной конвульсии. Ткачев, сам не зная, зачем, подошел к нему вплотную, стараясь не наступать на лужицы крови. Ее было много. Сладкий, тошнотворный запах уже даже не пугал и не вызывал отвращения. - Вот и все… - прошептал одними губами Паша, глядя на восковое, белое лицо Щукина. О таком финале для коллеги он помыслить не мог еще пару дней назад. А сейчас это казалось естественным и единственно верным исходом. - Паша… Ты должен уходить. - позвала Зимина, стараясь говорить чуть громче и внятнее. От боли голос дрожал и прерывался. Казалось, что возвращения Быстрова Ира и не дождется, успеет раньше провалиться в спасительное беспамятство. А там уже будь, что будет. Ткачев кинулся к ней, боясь прикасаться, зная, что причинит боль. Зачем-то по ходу взял бутылку – вода у них была. «По крайней мере умирать будем не испытывая жажды…» - шальная мысль пронеслась и запнулась о неожиданно сфокусированный и обреченный взгляд Ирины. - Вы… все… уходите… Виновата толь…ко я… - Ира! Ну что ты такое говоришь! – к подруге шагнула Измайлова, но ее остановил жестом Савицкий, прижав к себе. – Мы все не святые, Быстров прав. Ира, ну не будь ты дурой… Мы тебя не бросим! Паша остановился перед Зиминой, присел на корточки, чтобы видеть ее глаза, лицо. А не нависать сверху. Если в первое заключение в подвале он верил, все равно, до последнего, верил, что их спасут, что они будут жить, то сейчас что-то внутри подсказывало – все закончится именно здесь. Слишком много смерти вокруг. Слишком сильный противник, они в его власти. За них все решили. - Не надо… Слишком много… жертв… Я не хочу… слышите?! Я не стою таких жертв… Сашку моего не бросайте, прошу… Паша… Лен… Рома… Лучше я одна, чем… все вы… - Я никуда не уйду, поняла меня?! Никогда не был крысой и становиться ею не собираюсь. Положение хреновое, но не безысходное! – Ткачев стал горячо убеждать Ирину в том, что не предаст. Одновременно с желанием объясниться, внутри бушевала злость на Быстрова, на Ирину за ее принципиальность, за ситуацию и Щукина, решившего чужими руками вытащить каштаны из огня. - Паш… Ты… еще… живой… - лицо Ирины скривилось, на лбу выступила испарина. – Ты живой… Живи… Пока есть время… уходите! Уходите… черт бы вас… побрал! – Она выругалась, собрав остатки сил, стараясь не обращать внимание на сильную головную боль и расплывающиеся круги перед глазами. Лицо Ткачева, взволнованно-испуганное, то удалялось, то приближалось. - Давай, попей немного, - Паша подставил бутылку так, чтобы Зимина могла сделать глоток. – А теперь ты выключишь начальницу и послушаешь то, что хочу сказать я. Мы все несем ответственность за свои поступки. Ты поступала так, как было лучше для нас всех… Защищала. И сейчас хочешь остаться одна в лапах этого гребанного извращенца? Ну уж нет… Женщину, а тем более, любимую, я тут не оставлю… Ирина на этих словах как-то странно дернулась, Ткачев, шагнув вперед, позволил ее лбу осторожно упереться в собственную грудь и слегка придержал, стараясь не сделать больно. Зимина, казалась совсем хрупкой, измятая форма с пятнами крови и в пыли, болталась на ней, как на вешалке. Но для Ткачева красивее женщины все равно не существовало. Мысленно поблагодарив деликатно отвернувшихся друзей, Паша, подавшись наитию, осторожно коснулся губами спутанных рыжих волос. Это было гораздо интимнее дорожки поцелуев или секса, казалось, что вот именно сейчас Ира перед ним такая, какая есть, без нарощенной «брони». Увлекшись собственными чувствами, Паша не сразу различил негромкое, шепотом, куда-то в район ключицы: - Если ты меня любишь, уходи… - Нет, нет, нет! Я так решил! – Ткачев неожиданно взорвался, отскочил назад и стал пинками расшвыривать валяющиеся ящики. – Ты дура, или как? Я останусь с тобой. Сдохнем так вместе! Рома с Леной тебя тоже не кинут. И вообще, я сейчас попробую вытащить эту чертову арматуру из стены! – Пашей овладела какая-то болезненная активность. Он немного пометался по подвалу, расшвыривая мусор и натыкаясь на стены. - Че вы стоите, а? Хотите умереть, не поборовшись? Так нельзя, Ромыч! Мы бы с Ириной в первый раз окочурились быстро, если бы сложили лапки! – среди крошева из кирпичей, цемента и прочего строительного мусора, Паша, не иначе как чудом нашел тонкую проволоку, способную заменить ключ или шпильку. - Вряд ли мы успеем, Ткачик… - Рома покачал головой. Задымление стало еще сильнее, а тяжелый запах гари подбирался все ближе.