Подвал

Зимина молча пересела на диван и опять закрыла глаза. Паша остановился рядом, не зная, что делать и главное, что говорить. Они бы опять пошли по кругу, а повторять одно и то же желания не возникало. Мысли метались от Ирины к Кате, с которой он ее уже давно перестал сравнивать, и переключались на коллегу, которого сейчас предавали земле со всеми почестями. «Вадим-Вадим, ну че ж ты наделал… На фига было лезть в петлю, и нас за собой тащить», - все произошедшее казалось дурным сном. Который становился все мрачнее и запутаннее. Ткачев мог бы себя ущипнуть, да только смысла не было. Реальность медленно, но верно, приобретала черты полноценного ночного кошмара. Ирина по-прежнему не открывала глаз, казалось, что она заснула – если бы не напряженные плечи и сцепленные пальцы. Ни одна женщина до этого не вызывала в Паше столько разных эмоций. Ни одну из них он не ненавидел, как Ирину. Но при этом к ней очень тянуло. Ткачев отчаянно, упрямо, и где-то даже наивно успел для себя решил – не даст ей умереть. Кто угодно, только не она. Подумал, и поразился собственным мыслям. «Кто угодно, только не она… Зиминой везет, похоже. Климов,Терещенко, Катя… Только не она. И надолго хватит этой фортуны? Так же не может продолжаться вечно? Черт, о чем я думаю вообще…» - машинально потер лицо и проговорил вслух. - Ирина… - отчего-то шепотом. – Спать нельзя, надо двигаться, что-то делать, чтоб теплее было. А то, того… - усмехнулся. – В Снегурочку превратитесь. - А ты будешь дедом Морозом. Отлично. Устроим тут внеплановый Новый год. Тон Ирины был таким же маловыразительным и бесцветным. Казалось, что ей глубоко все равно на происходящее. Мысленно она была очень далеко отсюда. Вспоминала самое начало истории с палачами, как сама, шаг за шагом, становилась одной из них, как ее люди, ее мафия, менялись в худшую сторону. Как они все заигрались, троих уже нет… Отступать некуда, только вперед, по головам. Паша, вместо ответа взял ее за руку. Коснулся холодной ладошки и, неосознанно, почти ласково провел большим пальцем по коже. Полковник вздрогнула, но руку не убрала и глаз не открыла. «Этими руками она убила Катю… Она не заслужила… Но она…была предательница…» - и еще каким-то боком вспомнился Терещенко. С мешком на голове, на заброшенной свалке, потом в отделе, признающийся в покушении на Зимину, за общим столом на собраниях… Олега сейчас, как и Климова, и Русакову, ничего не трогало и не волновало. А вот перед ними стояли серьезные вопросы, а главной целью было выжить в замкнутом пространстве. В активе всего пять литров воды, еды, можно сказать, никакой, одно ведро, два спальных места и камера под потолком. Ткачев внезапно понял, что если бы оказался в камере, по воле своей невесты-праведницы, то не смог бы там. Совсем. Даже здесь, в более-менее нормальных условиях было тяжело, а там, в тесной камере и перспективами на приличный срок… Он бы сломался. Так же, как и Савицкий, например. Или тот же Фомин. Пока Паша в красках представлял камеру изолятора, Зимина снова и снова возвращалась мысленно к их с Антошиным плану. Что пошло не так? Где они оступились, и что могло случиться с Дэном, ведь они все продумали, подстраховались… Часто в последнее время Ирине не хотелось никого видеть. Спрятаться, закрыться, отключиться от внешнего мира было постоянным ее желанием. Сейчас же ей как никогда хотелось быть найденной, хотелось конкретики – либо жизнь, со всеми ее вытекающими, либо смерть – быстрая и от руки своего же подчиненного. Ткачева взбесила отстраненность начальницы, ее безразличие и обреченность. Захотелось наорать, встряхнуть, сделать больно – что угодно, лишь бы эта маска безразличия пропала. Ему-то очень хотелось жить, как никогда, пожалуй, после гибели Катерины… А Зимина позволяла быть себе слабой, безвольной, покорной обстоятельствам. Сделать больно Паша не смог бы, он это уже понял. И вместо этого, сильнее сжал обеими руками ее запястья. Чуть встряхнул, и, убедившись, что Ирина смотрит на него, приблизился, после чего жадно коснулся ее губ. Ирина замерла, а затем шарахнулась в сторону. - Ткачев, ты совсем уже что-ли… Резко отвернулась и улеглась на своем диване лицом к спине. - Я…не это…вообщем… Паша, пробормотав нечто невразумительное, отошел от начальницы в самый дальний угол комнаты, и чтобы хоть как-то переключить мысли, принялся изучать камеру, подвешенную под потолком. Зимина, оглушенная произошедшим и все еще с чужим вкусом на губах, смотрела на цветные узоры диванной обивки. Она никогда не позволяла себе даже на минутку подумать о Паше, или еще о ком-то из своей «семьи», иначе, чем как о подчиненных и друзьях. Со служебными романами было покончено раз и навсегда одним зимним утром сколько-то там лет назад… И вот теперь, что это было? Давно сдерживаемое желание или крыша поехала от замкнутого пространства? Меньше всего она ожидала от Ткачева именно этого. Если бы полез ее душить или приложил головой об стену все было бы более логично, чем эта странная попытка поцелуя. Думать было вязко, глаза слипались. Сон затягивал, несмотря на холод, который казалось уже навсегда завладел всеми мышцами и теперь медленно подбирался к костям. Ткачев обернулся на сжавшуюся калачиком Ирину и решительно стянул с себя куртку. Тем более, что размять мышцы точно бы не помешало. В углу стояло несколько кубиков строительного камня, видимо оставшихся от закладки фундамента. Паша так увлекся, что скоро в сторону полетела и футболка – оставаться в холоде в мокрой одежде было совсем ни к чему. Разгоряченный развернулся и вздрогнул, увидев ее, стоящую совсем рядом с курткой в руках, которую быстро впихнула ему в руки. - Не нужна мне твоя куртка. Взгляд Ирины все-таки скользнул по груди и животу, по капелькам пота, источавшим живой, притягательный запах. Такой не похожий на то, что с ними должно произойти, если их не найдут. Паша, как она и ожидала, оскорбился, поэтому заносчиво процедил: - Я между прочим о вас заботился. Хотите мерзнуть – пожалуйста. Ирина внезапно вспыхнула раздражением. То ли на его непонятное поведение, то ли на то, что ее собственное тело откликнулось на его такую близкую наготу. Как оказалось, холод и гробовая тишина подвала еще не подчинили полностью. - Ткачев, хватит тебе уже!.. Или забыл, что две недели назад пытался меня убить?! Ничего умнее не придумал, чем тормоза перерезать? Не дожидаясь ни его реакции, ни его ответа, опять улеглась лицом к стене. Перед глазами стояла разделенная на две половинки, с едва заметными, светлыми волосками, грудь. Казалось, она чувствовала, как там внутри колотилось его сердце. Одно она знала точно – Паша был хорошим человеком. Вспомнила, как иступлено и против всех остальных, спасал сына Лаптева. Как всегда, был готов прикрыть – любого из ребят, Рому, ее саму… А, то, что пытался убить… так, а как бы она сама поступила на его месте? Наверное, так же, если не похуже. Это она его сделала таким, втянула во все дерьмо, сделала соучастником и убийцей, наконец, затащила в этот дурацкий подвал, в эту смертельную ловушку, в этот холодный гроб. Умирая сама, она, получается, убьет еще раз. Но, если у них есть хоть какой-то шанс на спасение, Ткачев заслуживает любую возможность, все имеющиеся у них резервы – что там осталось – вода, немного еды, немного тепла. Она не заслуживает спасения в отличие от него. Да, и в любом случае, у него больше сил. Ему бы не тратить их на эти упражнения, дурачок… Сон затягивал в свои просторные и сумрачные хоромы, где не было людей, а только тени, не было чувств, раскаянья и переживаний. Зимина спала уже двенадцатый час, ни разу не проснувшись, ни даже не перевернувшись на другой бок. Паша, понимая, что это глупо, но все-таки несколько раз приглядывался к ее спине, и только после того, как улавливал дыхание, снова переключался на разглядывание потолка. Бесконечно перебирал в уме варианты, как же выбраться, пытался вспомнить расположение комнат, снова и снова чего-то искал, бесшумно отодвигая пустые шкафы и пыльные ящики. В конце концов, не выдержал и тронул Ирину за плечо. - Вставайте. Надо поесть. Я тут завтрак приготовил. Усмехнулся, оглядывая стол, где стояли две бутылки воды и гордо лежали два крекера в компании четырех листочков чипсов. - Ну, будем экономить, да? - Будем… Ирина слегка кивнула, соглашаясь, и, сделав два небольших глотка воды, вернулась на диван в ту же позу – сжавшись, и лицом в стену. - Эээ… а завтрак? – растерянно протянул Паша. - Я не хочу. - То есть как это? Уже вторые сутки заканчиваются, как мы здесь… - Каком кверху! Ткачев, не мешай спать. Сделай одолжение, завтракай молча, а?