Боязнь потерять

Хаул отпускает ее руку, не в силах терпеть эту муку дальше. Если он сейчас ее не отпустит, то не сможет никогда. Все внутри рассыпается, словно карточный домик, кажется, что кто-то медленно, но верно высасывает из него жизнь. — Хаул, я... — слова застревают в горле. Это невыносимо — вот так просто стоять, понимая, что еще минута, и они больше никогда не коснутся друг друга, Софи — не увидит лучезарную, такую теплую, прекрасную улыбку Хаула, а Хаул — не услышит ни единого упрека или укора со стороны Софи... Кажется, будто это все происходит в параллельной вселенной, не с ними. Словно они здесь — лишь сторонние наблюдатели. Где-то слышится веселый щебет Маркла, но они не обращают на него внимания. — Прощай, Софи, — одними губами. На выдохе. — Если ты действительно хочешь уйти... Что ж, я уважаю твое решение и не имею права тебя больше здесь задерживать, — он взмахивает рукой, окидывая взглядом невероятной красоты луг с прелестными цветами. В глазах все расплывается от изобилия яркости, а в ушах — звенит. Обычно веселые глаза Хаула стекленеют, а голос становится глухим. Казалось, что его тело терзают множество чаек, слетевшихся на мертвечину. — Хаул, я... — дрожащим голосом начинает Софи. — Ответь мне только на один вопрос, Софи: почему? — внезапно перебивает ее Хаул, взмахивая своей светлой шевелюрой. Он смотрит куда-то прямо перед собой, говорит едва слышно, но Софи прекрасно разбирает его слова. Она прикусывает губу и, вздохнув, тихо выдыхает. — Понимаешь, Хаул, — начинает она, чувствуя неприятный ком в горле, а затем — горечь, обжегшую горло, будто огонь. Все внутри полыхает, ей чудится, что она сгорает заживо в этом адском пламени. — Ты слишком заморочен на себе. Для тебя важнее ты сам, нежели я. Хаул резко поднимает голову и потрясенно глядит на Софи, не веря своим ушам. Ему крайне больно от ее слов, он искренне не понимает, о чем она говорит. — Ты действительно так думаешь? — удивленно спрашивает он. В его глазах — неверие и непонимание. Софи печально смотрит на него и затем медленно кивает. — Прости, Хаул. Я... — в горле перешит, слова не хотят вылезать наружу, но так надо. Давно пора было уже это все сказать. — Я не могу так больше. Прости, — на глаза все же наворачиваются слезы, хотя она обещала себе не плакать, не показывать свою слабость, свое нежелание уходить. — Софи... — только и может вымолвить он, а затем уже собирается сделать один шаг ей навстречу, но замирает, увидев, что она отшатывается. И именно тогда Хаул впервые в жизни совершенно чётко осознает, что такое — всепоглощающее отчаяние, затопляющее сознание и забирающее последние клочки рассудка. — Не надо, — одними губами произносит она, качая головой. Органы внутри засыхают, рассыпаясь, превращаясь в пепел, выжженную пустошь, где не остается абсолютно ничего, кроме чувства всепоглощающей боли и сожаления. Он протягивает к ней руку, все еще тая в себе надежду ее остановить, но она в ответ лишь грустно улыбается и снова качает головой. И делает еще один шаг назад. Шаг от него. Яркие лучи солнца падают на ее рыжие волосы, переливаясь всеми цветами радуги, делая Софи такой необычно красивой, что Хаул замирает, невольно залюбовавшись ею. — Но ведь... — обреченно начинает Хаул, — ты же сама этого не хочешь. — В его горле — самая настоящая пустыня, слова произносятся с превеликим трудом, губы абсолютно сухие, а в голове бьется одна-единственная мысль: "Остановить Софи во что бы то ни стало!". Хаул уже понял, что та настроена решительно, и теперь не может просто так дать ей уйти. Он не может потерять ее, когда только недавно обрел. Софи замирает и, опустив голову, выдыхает. — Да, — грустно улыбаясь, говорит она. — Ты, как всегда, чертовски догадлив, Хаул. Но я слишком устала, понимаешь?.. — она бросает последний взгляд на лицо Хаула, словно надеясь запомнить каждую черточку его лица. — И поэтому, — надев маску безразличия, произносит она и, развернувшись, заканчивает: — Я ухожу. А Хаулу кажется, что земля уходит из под ног. Все внутри обрывается, ломается, рушится в один момент. Вся его жизнь катится к чертям, а ведь еще день назад ничего не предвещало беды. — Софи... — делает он последнюю попытку остановить ее, но без толку: она непреклонна. — Нет, — одно слово, всего три буквы, а сколько адской, мучительной боли, поглощающей разум и желание жить. У нее так же чертовски сильно жжет в области сердца, как и у него, но она ничего не может с этим поделать, ведь уже все для себя решила. Она уходит. А он умирает изнутри... Хаул просыпается в холодном поту. Перед глазами все расплывается, а сердце бешено стучит. Это был всего лишь страшный сон... Всего-навсего кошмар. Он резко поворачивает голову и тут же успокаивается, видя мирно посапывающую на другой половине кровати Софи. Ее рыжие волосы разметались по подушке, одна рука была подложена под голову, и губы Хаула невольно растягиваются в улыбке. Одного взгляда на Софи было достаточно, чтобы сердце мгновенно замирало в груди, а внутри что-то заныло. Он осторожно наклоняется и легонько целует ее в плечо, а затем — в лоб. Как же он боится потерять ее... До сумасшествия, до черного исступления. Софи дергается во сне, но не просыпается, лишь уголки ее губ слегка приподнимаются. Хаул готов вечно любоваться спящей Софи, но ему очень нужно, невозможно необходимо удостовериться, что она всегда будет рядом. Поэтому он несильно, но так, что Софи наверняка проснется, толкает ее в бок. И действительно, та недовольно морщится и стонет сквозь полудрему, но все же выбирается из объятий Морфея. — Что, Хаул? — бормочет она, не открывая глаз, и натягивает одеяло повыше. Он чувствует себя полным эгоистом, разбудив Софи в столь поздний час, но Хаул не может иначе. — Софи... — шепчет он, — ты же всегда будешь рядом со мной, да? Никуда не уйдешь? Та резко распахивает глаза, услышав его вопросы, и смотрит на него как на умалишенного. — Совсем дурак, да? — вздыхает она и поближе придвигается к нему. Хаул обиженно, совсем как ребенок, надувает губы, но тут же вся его обида сходит на нет, когда Софи дотрагивается кончиками пальцев до его лица, нежно убирая мокрые пряди волос со лба. — Я слишком люблю тебя, чтобы уйти. Хаул чувствует, как облегчение затопляет его сознание, и он, поддавшись порыву, целует ее губы, и сквозь наполненный боязнью потерять друг друга поцелуй, он произносит: — А я слишком люблю, чтобы отпустить. Софи улыбается, думая о том, насколько они все же похожи в своем страхе.