Мне бы подольше остаться тут

            Мы решили разобраться во всем после возвращения Григория из Сочи, куда он должен был съездить, чтобы проведать маму и повидаться с друзьями. После уезда Григория прошло уже несколько дней.... Мы не особо часто созванивались, поскольку так договорились, я не волновалась за него. Однажды я сидела на одной из занудных лекций, как вдруг мне позвонил Гриша. Я немного удивилась, поскольку он обычно не вспоминает обо мне днем, у него работа, у меня институт. Я вышла и взяла трубку; меня потрясло то, что я услышала не мужской голос, а женский , точнее даже не голос, а всхлипывания. Мне понадобилось приложить массу усилий, чтобы понять, что звонит его мама, что с ним самим что-то случилось, что женщина умоляет, чтобы я поскорее приехала к ним и помогла.       Сердце ушло в пятки, кажется, что мир перевернулся в этот момент. Собираю себя в кучку, нужно действовать быстро и четко. Узнаю откуда летит ближайший самолет в Сочи, еду в аэропорт, с собой ничего нет, только то, с чем пришла в универ: рюкзак с парой книг внутри. Снимаю деньги с карточки, покупаю билет. Вылет через час; бегом прохожу необходимые контроли в аэропорту. Звоню своей маме, которая в ужасе от того, что я творю, она умоляет опомниться и прекратить делать всякие безумства ради старого деда. Но я не могу, я уже сижу в самолете, и отсчитываются секунды до того, как я увижу Григория и постараюсь помочь. Не думаю о самом страшном, по крайней мере стараюсь не думать. Часы полета тянутся бесконечно долго. Кажется, что я никогда не долечу.       Все воспоминания размыты: трап вниз; эскалатор наверх; звонок на номер Гриши; объяснение матери, куда нужно ехать; такси; нужный подъезд; этаж; квартира. Захожу, мама вся в слезах, только причитает: "Опять, опять, он опять". После уговоров она собирает волю в кулак и разъясняет мне, что к чему.       Гриша приехал в Сочи. Был в ужасно убитом состоянии после того, как пообщался со многими людьми, и почти все ему сказали, что негоже жить с малолеткой. В один из вечеров пришел домой пьяный, но обещал больше ни капли в рот не брать. Но потом , на следующий день, один из лучших друзей Гриши попал в аварию; сначала все думали, что что-то очень плохое случилось, эта новость окончательно выбила почву из-под ног певца. Он запил уже серьезно, не дождавшись новостей о том, что друг в полном здравии, даже никак не пострадал. И вот уже третий день никто его не может уговорить Григория перестать пить, также сейчас уже никто даже не знает, где он находится.       После такого рассказа мама снова начала рыдать. Я тоже никак не могла понять, что мне теперь делать. Я ни разу не встречалась с пьяными людьми, никогда не видела Григория хоть немного выпившим, при мне он ни разу не брал в рот ни грамма спиртного. Вдруг раздается телефонный звонок. Человек на том конце сбивчиво диктует адрес, говорит, что Григорий сейчас в большой опасности, что нужно приезжать скорее.       Мать Гриши остается дома, выбегаю на улицу. Дождь. Ловлю первую попавшуюся машину, в этот момент никаких мыслей о том, что меня могут украсть или изнасиловать. Диктую адрес, который написан на бумажке. Водитель переспрашивает и удивленно смотрит не меня. Только сейчас вчитываюсь в смысл написанного, осознаю, что это не адрес, это название какого-то моста. Доезжаем до этого места. Воображение успело нарисовать все в самых ужасных красках, оно не слишком ошибалось. Бегу по пешеходной части моста, верчу головой в разные стороны, но никого не вижу, пока не добегаю до середины. Впереди маячат две фигуры. Подбегаю ближе. Вижу, что один человек бегает по пешеходной дорожке вдоль поручней и орет что-то. Другой же почти перелез через заграждение моста и почти что стоит по ту сторону от барьера, то есть пока он сидит на перилах так, что одна нога там, а другая здесь, но отчаянно пытается перелезть туда целиком. Подбегаю к тому человеку, который стоит с нашей стороны "баррикад". Видимо, это с ним я разговаривала по телефону, теперь я знаю, почему он сразу не остановил Гришу, чтобы тот не пытался делать прыжков с трамплина: во-первых, этот парень дрыщ и меньше Гриши по габаритам раза в два; во-вторых, он сам еле держится на ногах, пьяный в стельку. Выспросить у него что-либо невозможно, он сам слишком напуган. Смотрю на Григория и понимаю, что если у него все-таки получится целиком перелезть на ту сторону перил, он тут же рухнет в реку, поскольку он вусмерть пьяный.       Начинаю кричать Григорию, он сначала ничего не замечает, затем поворачивает голову и видит меня. Ловлю Гришин взгляд, я таким этого человека никогда не видела: в глазах пустота, абсолютно ничего, как будто его убили изнутри. Подхожу ближе, но он сначала кричит, чтобы я не смела приближаться, что он сразу будет прыгать, у меня есть чувство, что он никого даже не узнает. Я начинаю ему рассказывать про то, что его друг жив, и все со всеми хорошо. Григорий по первости вообще меня не понимает, но потом, видимо, что-то все-таки начинает немного соображать. Не верит мне, но я его пытаюсь убедить, и кажется у меня это получается, поскольку Григорий словно останавливается и начинает переваривать данную ему информацию. В этот момент я подхожу все ближе и ближе, уже нахожусь от певца на расстоянии вытянутой руки. Тут Григорий словно что-то вспоминает, долго смотрит блуждающим непонимающим взглядом по мне, когда в его голове что-то проясняется, он шепчет:"Лиза, это же ты"; вдруг резким движением хватает меня и прижимает к себе. От него страшно пахнет спиртным, он что-то говорит, но ничего не ясно. Я уговариваю упрямца спуститься с поручней, он долго мотает головой и не соглашается, но, спустя некоторое время, начинает всё же предпринимать некие попытки перебраться ко мне. Это дается ему нелегко. Мы с другом помогаем, тянем его за свитер, и стаскиваем к нам. Он падает на асфальт, хочет подняться, но это уже выше сил пьяного героя. Получается только усадить его, облокотив спиной о фонарный столб. Сажусь рядом, я так рада хоть такого, но видеть его живым около меня. В это время Григорий неверными движениями рыщет по карманам джинсов в поисках сигарет, не переставая что-то говорить самому себе под нос. Друг прикуривает одну и дает Грише, тот затягивается.        Сейчас словно все вокруг вымерло, никого нет, только изредка проезжают по мостовой машины, никто даже не представляет, какая здесь была буря несколько минут назад. Рассвет начинает подкрашивать горизонт в розоватый цвет. Григорий кладет голову мне на плечо. Я знаю, что нужно как-то выбираться из этого непонятного места, хочу попросить Григория отдать мне мобильный, чтобы позвонить кому-нибудь из его друзей, но, повернув голову, понимаю, что Гриша так и заснул, положив мне голову на плечо, держа сигарету между пальцев. Забираю у него сигарету, сначала хочу выбросить, но затягиваюсь сама. Достаю у спящего из кармана джинсов телефон, нахожу имена тех людей, про которых знаю по рассказам Гриши, звоню им, объясняю ситуацию. Один из них говорит, что он как раз сейчас в Сочи и может помочь, что скоро будет.       Через некоторое время подъезжают две машины, ощущение, будто я оказалась в глубоких девяностых. Из одной выходят два братка, из другой, как я поняла, тот самый друг Гриши. Друг помогает мне встать, братки хватают Григория под руки и, в прямом смысле, заталкивают в машину под непрекращающийся поток матерных слов самого певца. Мы со странным человеком, которого я вижу в первый раз в жизни, садимся в другой автомобиль, трогаемся с места. Едем к нему домой, поскольку, по словам моего попутчика, если мать увидит Гришу в таком состоянии, то она непременно умрет.       Мы доезжаем до огромного крутого особняка, как я поняла, охрана доехала раньше, поэтому Григорий уже в доме. Мы проходим через огромный зал, заходим в одну из многочисленных комнат. Это что-то вроде библиотеки, только рядом с книжными шкафами стоит диван, на котором сидит Лепс, ну как сидит, пытается усидеть, поскольку его мотает из стороны в сторону, он еле держит равновесие, потом все-таки оставляет попытки сидеть ровно и откидывается на спинку дивана. Сейчас могу рассмотреть его в мельчайших подробностях. Он в каких-то старых рваных на коленях серых джинсах, сверху вязаный теплый свитер с горлом, видимо все эти дни про куртку никто даже не вспоминал. Весь сам грязный и нечесаный, как будто его достали из помойки. На лице щетина, в уголке губ как всегда сигарета, только глаза остаются такими же зелеными и теперь излучают тепло. Как только Григорий видит меня, он тянет ко мне руки, начинает говорить какие-то непонятные слова. Я подхожу к нему ближе, тут его друг мне дает, видимо, свою рубашку со словами: "Вот, переодеть его бы надо, а то он как бомжара последний". Я сажусь с Григорием рядом, он начинает меня по-медвежьи обнимать; я его уговариваю, как маленького, переодеться: снимаем грязный свитер, надеваем рубашку, сначала один рукав, потом другой; застегиваю ему пуговицы. Когда поправляю ворот рубахи, взгляд невольно падает на его левое ухо, в котором теперь красуется сережка, это выглядит довольно привлекательно, небольшая сережка-колечко, однако это одновременно так странно, я никогда не замечала, что у Лепса проколото ухо, не говоря уже о сережке.... Спрашивать сейчас об этом смысла никакого нет, всё равно я не получу никакого вразумительного ответа...        Гриша постоянно смеется, но вдруг становится очень серьезным и спрашивает про то, как поживает его мать. Я теряюсь, но после недолгих раздумий отвечаю, что она очень расстроена его поведением. Мои слова производят на Григория сильное впечатление. Он долго сидит неподвижно, потом внезапно из зеленых глаз начинают течь слезы. Через минуту он рыдает уже в голос, коря себя и почти крича: "Я плохой сын, я плохой сын". Я не верю своим глазам; Гриша, который ни в какой ситуации даже никому не показывает, что он хоть немного огорчен или взволнован, сейчас сидит передо мной и, как маленький, плачет. Я его обнимаю, начинаю успокаивать, сейчас только мысли в голове немного проясняются, приходит осознание того, что Гриша только с виду такой огромный медведь, а внутри это самый добрый и чувственный человек. Когда он успокаивается, в окно уже светит утреннее солнце. Уговариваю Григория хоть немного поспать, после долгого спора, он ложится на диван и тут же засыпает. Звоню его матери, убеждаю ее, что с Гришей все нормально, кажется, она не верит мне. Я выхожу из комнаты к его другу, который пьет кофе, удивляюсь, как можно оставаться спокойным в такой ситуации. Он объясняет мне, что раньше Григорий часто заявлялся к нему в таком состоянии, что он еще обычно едет в таких случаях на кладбище к своим родственникам; ко всему прочему, по его словам, это еще не конец истории, как только Григорий проснется, снова начнет пить; остановится только в двух случаях: если сам захочет, или если его заберут в больницу.       Затем друг рассказывает мне, что, на самом деле он уже пробовал вытащить Гришу несколько дней назад, тогда он встретил певца в ресторане; сначала решил, что, дескать, Лепсверидзе вернулся навестить родные пенаты, попеть в ресторанчике, как в старые добрые времена, но, подойдя ближе, понял всю ситуацию: Григорий скорее не стоял, а висел на стойке для микрофона... Курил одну за одной, кидал бычки себе под ноги, игнорируя все недовольства администрации, но пел отлично, хоть и сбивался часто, и матерился отборно. После выступления друг подошел и предложил остановиться пить, но Григорий только поднес очередную рюмку к губам и сказал, что будет пить пока не сдохнет... Провожу весь день около Гриши, несмотря на ярые уговоры друга, что нужно отвлечься и лучше всего поехать погулять.... Я узнала, что через два дня у Григория очередной сольный концерт в Нижнем, если он там не появится, то потеряет деньги и пойдут слухи про то, что человек оступился.       Ближе к вечеру он просыпается, чувствуется, что ему очень плохо, он злой. Сначала просит меня принести водки, но через секунду хватается за голову со словами:"что же я такое делаю?!"Долго так сидит, потом спрашивает, что он делал эти несколько дней, и как я здесь оказалась. Я ему рассказываю только то, что знаю. Он сидит и внимательно меня слушает, обхватив голову руками. Внезапно просит оставить его наедине с этим самым другом. Я выхожу в гостиную, сижу там какое-то время, из комнаты выходит, пошатываясь, Григорий, ничего мне не говоря, проходит в душ. Я терпеливо жду, что же будет дальше. Когда Он выходит обратно, я вижу, что у него зуб на зуб не попадает. Он садится рядом со мной за барную стойку, берет мою руку в свою. У него ледяные пальцы, думаю в дУше он окатил себя ледяной водой. Григорий долго смотрит на меня, потом сбивчиво начинает что-то говорить, мысли прыгают с одной на другую, но основная идея ясна. Он очень долго извиняется и клянется, что я его таким больше никогда не увижу. Потом строго смотрит на меня и говорит, что мне нужно чего-нибудь поесть, поскольку ему доложили, что я ничего не ем. В этот момент действительно вспоминаю, что я уже без еды и без сна почти двое суток. Мне предлагали что-то перекусить, но я от всего отказывалась. Друг, оказывается, все это время был рядом. Он передает мне бутерброд, я с радостью начинаю его жевать. Гриша прижимает меня к себе, кажется, что я в объятиях снежного человека, поскольку Григорий весь ледяной. Вдруг в дверь звонят, на пороге оказывается доктор, они с Григорием уходят в тот же кабинет. Мне объясняют, что Грише нужно сделать несколько капельниц или что-то в этом роде, я ничего не понимаю в этом. Мое терпеливое ожидание продолжается.       Жду очень долго. Потом доктор уходит, мне дают зайти к Грише, говорят, что ему вкололи снотворное, поэтому он спит. Захожу и сажусь на уже привычный стул около его кровати. Он действительно спит, но не как в предыдущий день, а теперь он абсолютно спокоен, как ребенок, иногда на лице даже появляется светлая улыбка. Я очень долго сижу и смотрю на него, вдруг вздрагиваю от того, что задремала и чуть не упала со стула, нужно поспать. Гриша лежит на спине, рядом с ним на диване места практически нет, но я умудряюсь прилечь рядом, положив голову ему на грудь, лежа на боку, вытянувшись вдоль него. Такая поза очень неудобна, но я настолько устала, что как только мое тело принимает горизонтальное состояние, разум моментально отключается.       Просыпаюсь в объятиях Гриши. Как ни странно, я отлично выспалась. Смотрю на Григория; догадываюсь, что он проснулся уже довольно давно, но не вставал, чтобы меня не будить. Утыкаюсь в грудь моего любимого человека, я, пожалуй, сейчас счастлива. Он вернулся, это снова тот Гриша, которого я знаю и так люблю. Я бормочу: "Какой ты сексуальный с этой сережкой в ухе.. Откуда она у тебя?" Он, с удивлением проводит пальцами по мочке уха, похоже он не знал, что там что-то есть, затем мне шепчет: "Еще в молодости ухо проткнул, думал оно заросло, уже давно серьгу не носил... Вот, видимо, молодость вспомнить решил, или друзья подшутили, ничего не помню,-потом после молчания добавляет,- буду знать, что тебе нравится".       Мы вместе выходим из комнаты. Друг смотрит на нас с некоторым восхищением, что ли. Потом жмет руку Грише, они обмениваются несколькими словами, в основном Григорий извиняется и благодарит за помощь. Затем друг обращается ко мне, за эти дни это первый раз, когда он на меня смотрит с уважением, он говорит:" я не думал, что ты такая смелая девчонка, молодец". Мы едем домой к маме Лепса, он спрашивает меня, в каком состоянии я оставляла ее дома, что она говорила. Рассказываю все как на духу, нет смысла врать и что-то приукрашивать.       Дверь открывает сама женщина, кажется за эти несколько дней она постарела лет на десять: лицо осунулось, глаза все красные. Она буквально кидается Грише на шею, начинает снова рыдать от счастья. Мы входим и садимся на кухне, Григорий старается быть как можно спокойным; выслушивает все укоры в свой адрес, затем долго извиняется. Как бы мама ни накидывается на Сына с укорами, но я все-равно вижу, что она очень рада его снова видеть. Дальше Григорий хочет наладить дела со своими концертами, только сейчас он понимает сколько дней он "отсутствовал", сколько всего пропустил. Пока певец выходит из комнаты с телефоном в руках, чтобы обговорить все по поводу следующего концерта, мы с его мамой остаемся наедине. Она мня тоже благодарит, она говорит мне, что я единственная, кого Гриша послушался и сразу перестал пить, обычно, когда его начинают уговаривать, он только больше пьет, а тут сам остановился.       Григорий приходит и говорит, что он сегодня поедет отсюда сразу в Нижний, потом говорит: "Ты ведь давно хотела посмотреть мой концерт... Я согласен, поехали вместе"