Поезд воспоминаний

— Да вы, должно быть, шутите?! — совсем взбудораженный парень кричал на маленького, согнувшегося пополам менеджера.  — Простите, простите… — только и мог повторять мужчина, хоть и был старше на десяток лет. Я настойчиво гладил Айбу, призывая успокоиться.  — Просто зашибись, какой замечательный день! — Масаки посмотрел куда-то наверх, видимо, пытаясь найти там виноватого.  — Не ругайся на него, все думают прежде всего о нашей безопасности.  — Снегопад, по их мнению, опасен. А часть Араши в многолюдной толпе — это безопасно?!  — Не выдумывай. Станция совсем рядом. Сейчас почти полночь, никого там нет. Неужели ты забыл, какие пустые обычно электрички по ночам? Менеджер стоял и с надеждой смотрел на меня, не в силах сказать и слова.  — Если останемся в машине, то вообще не попадем домой. А я хочу нормально принять душ и лечь в удобную кровать, а не тесниться в салоне. Масаки постоял пару минут, помялся с ноги на ногу. Когда начал замерзать и понимать, что строить из себя обиженного смысла нет, молча открыл дверь теплого салона и достал оттуда свою сумку. Я довольно улыбнулся.  — Ну вот, а ты боялся, — проговорил я немного дрожащим от холода голосом.  — Если заболею, менеджер сам будет отмазывать меня! — Айба все еще был зол. Ну что за настырный мальчишка?  — Забудь ты уже о нем. Хорошо, что я отправил его домой. У него жена дома и детки маленькие, а сегодня Рождество как-никак.  — Какой смысл, если они уже спят?  — Он говорил, что детки сегодня не собираются укладываться, — я невольно улыбнулся, прячась за теплым шарфом. - Ох, как повезло! Я же ничего не хочу, только спать. Я знал, в чем дело, но хотел потянуть еще немного. Все-таки есть нечто приятное в таком его настроении. Наверное, никогда не разлюблю подшучивать над ним, наслаждаясь обиженным видом. Господи, сколько уже лет, а все еще такой же наивный и глупый, как раньше. На рельсы, не переставая, падал снег. Он не успевал таять, сверху все наваливалось и наваливалось белое одеяло. Маленькие снежинки танцевали вальс вокруг нас, сверкая под светом фонарей. От непривычной тишины немного страшно, но как-то по-особенному здорово. Я переминался с ноги на ногу, пока Айба пытался разглядеть вдалеке последнюю электричку. Он смешно жмурился от попадающих на ресницы снежинок и тихонько ругался на то, что сегодня, казалось бы, все идет против него. Я незаметно усмехнулся, еще больше кутаясь в желтый шарф, и посмотрел на деревья, выглядывающие откуда-то издали. Как часто можно застать такой снег? Ненароком мне вспомнилось, когда в последний раз было так белоснежно-красиво на Рождество. Это остается одним из самых ярких воспоминаний в моей жизни. Днем было достаточно тепло, ни единого намека на снег, но вечером, когда мы пошли на станцию, внезапно начался сильный снегопад. Тогда он казался прекрасным чудом, и вместо того, чтобы ворчать, Масаки радовался, как ребенок, пытаясь ртом поймать снежинки. «Какой же милый дурак», — подумалось тогда мне. Мы дошли почти до края платформы, когда послышался звук приближающейся электрички. Меня бросило в пот от осознания того, что я хотел сделать перед тем, как запрыгнуть в поезд. Взвешивая все «за» и «против», я с ужасом прислушивался к приближающимся звукам.  — Спасибо за подарок! — сказал Айба, отвлекая меня от вихря мыслей в голове. — Приезжай на следующей неделе, буду тебя ждать.  — Хорошо, — еле слышно ответил я, скромно кивнув головой, не чувствуя свирепого ветра, пришедшего с поездом. Мои уши наверняка горели ярким огнем, когда я дрожащими холодными губами прикоснулся к его щеке и прошептал, что он мне нравится. Не оборачиваясь, я запрыгнул в поезд и скрылся в вагоне, даже не помахав ему на прощание из окна, как обычно делал. После того случая ничего не изменилось. Мы оба сделали вид, что ничего не произошло, и так было даже лучше. Если бы услышал тогда отказ, то не смог бы сохранить любовь.  — Наверное, ни ты, ни я тогда не были готовы к этому, — вдруг я понял, что сказал это вслух, потому что Айба удивленно повернулся ко мне и уставился в упор. В ответ он лишь утвердительно кивнул, и я понял, что прямо сейчас мы вспомнили один и тот же случай. Загудела электричка, прямо как тогда. Сколько же лет прошло? 10? 15? А ощущение, будто все это было вчера. Ведь мои чувства совершенно не изменились. Заходим в тамбур и проходим в вагон. Какая-то девушка в наушниках сидит на последнем сидении и мечтательно смотрит в окно. Мы по привычке опустили головы и устроились в середине вагона. И все-таки тот наш первый шаг к сближению должен был быть более романтичным. Я должен был сделать все серьезно, смотря в глаза и не стесняясь собственных чувств. Возможно, это имело бы другой эффект? Не такой, как холодные потресканные губы и несмело брошенное признание. Я уставился в окно, немного отстраняясь от Масаки.  — Как дела с Нозоми? — спросил он, а я готов был разбить что-нибудь на своем пути, жаль, не было ничего подходящего.  — Нормально, — кинул я, немного ускоряя шаг. - Эй, — Айба схватил меня за руку, а у меня внутри все перевернулось. Не из-за переизбытка чувств или чего-либо связанного с любовью, а от страха. Мне не хотелось рассказывать ему все, но он бы вынудил меня одним своим тоном. — Что происходит? Почему ты так отстранился? Я вырвал руку и снова зашагал вперед, а он пытался нагнать меня.  — Не понимаю, о чем ты.  — Прекрасно понимаешь. Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь рассказать мне.  — Все не решается одними разговорами, — я уже видел спасительную дверь нашей гримерной и буквально бежал к ней.  — Если не хочешь, чтобы я оставался твоим другом, так и сказал бы. Я чувствую себя каким-то школьником, нуждающимся во внимании сэмпая.  — Другом? Другом?! — я не выдержал, начиная кричать на него прямо с разворота. — Такое ощущение, будто ты издеваешься надо мной! Или кто-то просто жестоко шутит, заставляя выслушивать все это! Айба удивленно уставился на меня, не ожидая, наверное, что я так резко сорвусь. В гробовой тишине, нависшей над нами, я слышал лишь его беспокойное дыхание.  — Что ты хочешь от меня? Ну, что? Чтобы я рассказал, как у меня дела с Нозоми? Все плохо, понятно? Плохо. Это то, что ты хотел услышать?  — Я не понимаю тебя, Нино. Почему ты срываешься? Как будто все происходит по моей вине. Я не стоял между тобой и ней, чтобы сейчас ты так разговаривал со мной. Мы стояли молча минуты две. В моей голове беспорядочно кружились мысли о том, что это я во всем виноват, что сам вырыл себе яму, в которую постоянно скатываюсь. И Масаки-то действительно ни в чем не виноват, он просто хотел быть другом и не должен был нести ответственность за то, чего хотел я.  — Просто давай перестанем видеться некоторое время, окей? Все наладится, обещаю, — мне хватало того, что я видел его практически каждый день на работе.  — Почему просто нельзя сказать, в чем причина? Ты постоянно устраиваешь «перерывы», закрываясь от меня, а потом приходишь, словно ничего не случилось. Мне надоело это. Если я обременяю тебя, то так и скажи, не надо придумывать какие-то непонятные причины и оправдания. Стафф удивленно косился на нас, проходя мимо, но все нормально, до тех пор, пока наш разговор не увильнул в ненужную сторону.  — И ты хочешь, чтобы я сказал тебе здесь? Чтобы все слышали? Масаки нахмурился, сходу поняв, что разговор не для лишних ушей. Тогда он больно схватил меня за руку и потащил к пустой комнате.  — Отпусти, я и сам могу идти.  — А вдруг увильнешь?  — Не в этот раз. Я выдохнул, когда он затащил меня в темную комнату и закрыл дверь. Здесь было холодно и пусто, мне сразу вспомнился тот день, когда я впервые признался ему. Масаки зажег свет, перед глазами стояло множество пыльных коробок.  — Так и что такого ты хотел рассказать мне? Я уверял себя, что во второй раз не так страшно, как в первый. Что пережил кучу признаний и расставаний, а одно из них даже вчера. Я уверял себя, что сейчас в таком состоянии, когда готов сделать что угодно, только вот язык не поворачивался. И в висках так быстро застучало сердце, как и тогда, в Рождество, когда за звуком поезда не было слышно даже собственного страха. Я глубоко вздохнул.  — Ты не надоел мне. И Нозоми тут ни при чем. То есть… Это имеет, конечно, отношение, но твоей вины здесь нет. Прости, что был так груб с тобой.  — Так и?  — Что и?  — Это все, что ты хотел сказать мне? То, что нельзя на людях говорить?  — Ты же знаешь, мне тяжело извиняться перед остальными, — оправдался я.  — Понятно, — завелся Айба, со всей злости открывая дверь. — Если хочешь, можешь позвонить мне, через неделю или через две, не знаю, когда ты там оправишься после хрен-знает-чего.  — Масаки, — я захлопнул дверь в нескольких сантиметрах от его носа. — Ты уверен, что хочешь знать правду?  — Конечно, черт возьми, мне все это чертовски надоело! Я без лишних слов смело притянул его к себе и сразу же глубоко поцеловал. Он не отвечал, но и не отталкивал, принимая все мои эмоции без остатка. Отпрянув, я понял, что ничего не чувствую, кроме горящих губ. Я отдал все, что чувствовал последние семь лет, но через несколько секунд все опять вернулось. Я хотел обнять его так сильно, чтобы у него перехватило дыхание, чтобы он понял, как сильно привязан к нему и что ни за что никогда не смогу отпустить. Видимо, Айба прочитал все это в одном моем взгляде, потому что стыдливо отвернулся.  — Мог бы и раньше сказать, — сказал он с хрипинкой, после чего откашлялся. Я удивленно уставился на него, не веря своим ушам.  — Куда уж раньше-то! — Масаки понял меня сразу же, опустив голову. Тут мы поменялись ролями — дискомфортно стало ему, а я молчал в ожидании. Это случилось в 2011 году, в тот день я так и не услышал ничего в ответ. А сейчас Масаки спал, еле слышно посапывая, прямо как раньше. Если бы он запрокинул голову назад и открыл рот, это было бы полное воспроизведение нашего подросткового периода. Я улыбнулся и взял его под руку, прижимаясь лицом к его теплому пальто. Айба уткнулся носом в мои волосы, вдыхая аромат моего шампуня. Он всегда так делал, когда предавался романтике.  — С днем рождения, — прошептал я, и мои губы приятно защекотали ворсинки шерсти. Масаки усмехнулся:  — Слишком поздно.  — Мне просто нравится, когда ты обижаешься, — уже в полудреме проговорил я.  — Знаю, но это было слишком, знаешь ли.  — Ты до сих пор обижаешься, дурак.  — Это ты дурак.  — Нет ты дурак.  — Нет ты. Я улыбнулся во всю ширь и приподнялся, шепотом проговаривая:  — Первый публичный поцелуй. Приятная кислинка морозного дня, остаток острого карри на ужин, и, конечно же, его собственный вкус. Я не позволил ему отпрянуть и заставил ответить на поцелуй.  — Теперь ты никуда от меня не денешься, — не прерываясь. — И из моей кровати тоже. Масаки засмеялся.  — Нашей кровати, Казу, нашей.  — Ты действительно хочешь сегодня спать? Айба отпрянул меня, откровенно гогоча. Я начал затыкать его рот ладонью, ведь его смех можно узнать из тысячи. Но даже сам не понял, как начал смеяться вместе с ним. Как мы начали свои отношения, я не помню. Есть какие-то обрывки воспоминаний — первый поцелуй, первый раз, первая крупная ссора. Но точной даты или момента, когда мы начали встречаться, нет. Наверное, мы просто плыли по течению? Не знаю. Это неважно. Важно лишь то, что сейчас я думаю об этом, уже засыпая на плече Айбы. Важно его еле слышное мычание моего соло. Важно то, что происходит в этот момент, прямо сейчас. - Ты, наверное, спишь уже, поэтому скажу. Нино, я люблю тебя до безумия. Что бы ни случилось, обещай мне, что никогда не оставишь меня. Я расплылся в довольной улыбке, а он, даже не видя этого, стыдливо рассмеялся.