Золотой лебедь

Генри был рад за маму. Честно, очень рад. Рад, что она была счастлива, пусть мистер Голд был не принцем из сказки. Рад, что она была счастлива, пусть и большое количество времени недолюбливал того человека. Вечно ухоженный, вежливый, джентльмен далёкого времени, умеющий ранить одним лишь словом и заглядывать своими карими глазами прямо в душу, да так, что после оставался неприятный осадок в горле. Где-то в горле, он обжигал, не давал спокойно уснуть. Мистер Голд был чудовищем, его проклинали до бесконечности, презирали, ненавидели. Он, казалось, не был способен на такие высокие чувства, как любовь. Не был... Но, тогда что он чувствовал, находясь с Эммой? Почему он становился неким идеалом доброты от одного взгляда на неё? Почему он улыбался, смотря на него? Почему?... Генри пытался понять его, пытался, несколько раз за день. Но его стены... его стены были подобием непробиваемой крепости. Эмма - мама - была единственной во всём городе, что на подобии троянского коня могла ворваться и покорить его сердце. Сердце неприступного чудовища, что, казалось, прогнило насквозь. И, возможно, Миллс-младший не мог понять и половины поступков Голда. Даже на предложение поужинать все вместе отреагировал, в принципе, нормально и пытался разобраться причины данного поступка вплоть до самого ужина, тупо уставившись в тарелку. Эмма, вернее, мама, поджимала губы и не съела и половины, постоянно, в некой тревоге смотря на сына. Новость о свадьбе так и резала уши. Голд, в скором папа, скрестил руки на груди. От него и слова не было слышно. Только взгляд... взгляд, пропитанный некой тревогой, беспокойством, добротой, свойственный всем отцам на планете. А Генри... Что Генри?... Он чувствовал себя лишним в этой компании, чувствовал себя ненужным в который раз и не понимал беспокойства взрослых. Он пришёл. Что им ещё надо? Нет, он больше так не может. Нет... -Я не голоден, - бросил Генри и, резко вскочив, направился на выход из розового особняка. Эмма хотела было последовать следом, но решительный взгляд и парочка фраз заморозило её на месте. Голд, чуть прихрамывал, направился следом за ним. -Генри, ты объяснишь, что случилось? Мальчик поджал губы. Стиснул в руках куртку. -Генри? Молчание было неумолимо. И, не смотря на боль, ростовщик и делец опустился на колени. -Как бы Вы себя вели, если бы Ваша мама была с другим? - спросил мальчик, уже мысленно пожалев о своём вопросе. Голд рассмеялся. Он не помнил своей матери. Не знал, что именно случилось с ней. То ли умерла, то ли сбежала с кем-то другим. Он никогда не переживал, просто потому, что не знал. Между тем, как отец... -Генри, - мужчина ненавязчиво коснулся его плеча. - Я не помню её. Не знаю кем именно была, что любила. Лишь отца... И то, как-то смутно. Предложение так и просилось на продолжения. Они казались несколько незаконченными и полный заинтересованности взгляд несколько прожигал душу. -Помню пил... Часто... Любил шутить, обманывать и никогда не держал свои обещания, - Голд стиснул трость, прошипел сквозь сжатые зубы. - Он всегда бросал слова на ветер... Никогда не видел в них цену... Он никогда не хотел быть отцом, Генри. Между тем как я хочу, всей душой. -Почему Вы мне всё это рассказываете? - в том, что он не лгал, Генри был уверен. Взгляд изменился, голос едва ли не надломанный, нотками такой похожий на голос Эммы, временами, полный несправедливости и непонимания. Несколько секунд ростовщик молчал. Боль в ноге становилось невыносимой и, едва ли не качаясь, поднялся. Судорожно вцепился в свой костыль. -Хочу, чтобы ты понял... Генри, я не чудовище, не монстр, коим пугают детей. Просто устал. Люди часто причиняют боль себе подобным и если бы я был... тем прежним, меня бы в который раз стоптали в грязь. Я устал Генри, просто устал, быть слабым перед жестоким миром и не отвечать в ответ. Мальчик молчал и так не нашёл тех слов, что могли нарушить несколько пугающую тишину. Сжал рукава своей куртки в попытке спасения. Мысли утекали. Он не был готов к этим откровениям, ну совсем не готов. -И, Генри, - мальчик с интересом склонил голову. - Надеюсь этот разговор останется между нами. Хорошо? Вновь кивнув, Миллс повесил куртку. Живот требовательно заурчал, похоже, аппетит вновь вернулся и сейчас он бы точно не отказался от всего того, что приготовил ростовщик. Может, даже добавку попросит или две.