Судьба и обстоятельства

Он на мгновение сделал паузу, и эта бренная тишина, казалось, странно остановила время и заставила ее беспокойно сидеть в ожидании. Его лицо, такое серое и осунувшееся после того, как он оставил Юг, сейчас обладало сиянием солнца, поднявшегося над ранее опустошенным и затемненным пейзажем. Признаки глубокого стресса, прежде присутствующие на его лице, сейчас полностью исчезли. Перемена в нем была чрезвычайная, бесспорная. Его мать немедленно увидела это и знала, что причина этого преобразования скромно стояла здесь, перед ней. — Маргарет и я решили пожениться. Итак, она услышала их, эти слова, которые она хоть и нехотя должна была услышать. Они обрушились на нее, словно валуны в оползень, с дикостью ударив, не зная о боли, причиняющей ей своим падением. Сидя перед ними, она не выдала того, как новости глубоко огорчили ее, но ее темные, строгие глаза упали на молодую женщину, робко стоявшую рядом с Джоном с безмятежным и серьезным выражением лица. Ревнивое лезвие, порожденное тем, что привязанность ее сына теперь изменится, укололо ей сердце. То, что он выбрал такую женщину в жены после всех страданий, которые он перенес от ее рук, было больше, чем миссис Торнтон могла постичь. И все же он был счастлив. Впервые за долгие изнурительные месяцы — месяцы, когда он должен был наблюдать, как все, что ему было дорого, ускользало как вода сквозь пальцы, бессильный остановить этот поток, — она увидела надежду и жизненную энергию, сверкающую в его кобальтовых глазах, словно напряжение от постоянного волнения было оставлено в прошлом. Несмотря на все это, его выбор жены, однако, лежал на ней словно давящий груз. Хотя он ожидал этого, она не могла заставить себя подняться и подойти к Джону. В действительности, каждый мускул в ее утомленном теле вовсе отталкивал перспективу подойти нему, и она осталась там, где была. Ее обычно строгое лицо едва выражало удовольствие от этой новости. — Я не могу сказать, что удивлена, — сказала она, наконец, оценивая пару и отбрасывая в сторону вышивку, над которой она работала, перед тем как они нарушили равновесие комнаты. По-прежнему ни следа улыбки не было на тонких губах, чтобы смягчить тяжелые черты ее лица, когда она пристально посмотрела на Маргарет. Воспоминание нескольких дней назад об удивлении Джона, когда он узнал, что Маргарет была в Милтоне, внезапно пронеслось в ее мыслях. Она знала, что он найдет способ возобновить диалог между ним и Маргарет, хотя она, конечно, не была полностью слепа к суматохе, которая бушевала в течение длинных, тяжелых месяцев в сердце ее сына. Она интуитивно знала из поведения, когда он сидел с ней в некой каменной изоляции день за днем, вечер за вечером, что он более думал о Маргарет, чем о своей потере положения одного из ведущих мануфактурщиков Милтона. Теперь они стояли, терпеливо ожидая, когда она заговорит. Она должна была освободить себя от глубоко укоренившегося умерщвления, которое осаждало ее мысли. — Я ожидала чего-то подобного после Вашего визита на фабрику, — сказала она, посмотрев прямо на Маргарет. Выражение ее лица едва освободилось от своей непреклонной маски строгости. — После того, как Джон решил поехать в Лондон, я ожидала, что вы двое вновь встретитесь. — У Джона в Лондоне, на самом деле, были дела с моим адвокатом, — сказала Маргарет, говоря впервые с тех пор, как вошла в комнату, ее тон был бесконечно приветливым, несмотря на нерадостную реакцию миссис Торнтон. — Это была только случайность, что мы встретились. — Я надеюсь, мама, что ты будешь счастлива за нас, — добавил Джон, словно повторяя за чувствами, во власти которых он был. — Это то, что мы оба желаем. Она почувствовала, как все ее тело напряглось от его слов. Каждый нерв сотрясался от мысли об этом! Если она выдавит веселую и поздравляющую улыбку на своих губах, это сделает из нее лицемерку, но этого ждал от нее Джон! Она слабо покачала головой, инстинктивно опровергнув это, презрение, ощущаемое ею, призывало львицу, которая всегда жила в ней в отношении счастья ее сына. Неужели он не достаточно настрадался от рук этой молодой женщины с ее властными замашками и надменностью? То, что он продолжал любить ее после того, как она оттолкнула его, казалось невероятным! — Ты мой сын, Джон. Я желаю вам обоим всего хорошего — также я надеюсь, что вы найдете счастье, которое заслуживаете, — каждое слово, казалось, вставало поперек ее горла, когда она мучительно выдавливала их из себя, ненавидя так делать, загоняя себя в угол неспособностью открыто выразить свои истинные чувства относительно их брака. — Каков был ответ Вашей семьи на ваше внезапное решение пожениться, мисс Хейл? — спросила она, уставившись на Маргарет. — Они очень счастливы за меня. — Насколько я помню Вашу тетю, когда я встречала ее, она не из тех людей, кто любезно принимает решения, поспешно организованные без предварительного обсуждения. Ваше внезапное решение пожениться должно было потрясти ее. — Это правда, что сначала она была немного удивлена, — скромно признала Маргарет. — Но теперь ей нравится эта идея. С некоторым скептицизмом миссис Торнтон приняла эти сведения, потому что она очень сильно сомневалась, что такой брак был так легко принят, несмотря на все слова Маргарет. — И могу я спросить, какова Ваша цель, что Вы находитесь сейчас в Милтоне, мисс Хейл? — Маргарет возвратилась со мной, потому что мы вместе пожелали сообщить тебе о нашем намерении пожениться, — сказал Джон, прежде чем Маргарет смогла ответить. Он протянул руку, чтобы нежно захватить руку Маргарет в свою, словно скрепляя тот факт, что теперь они были вместе. Миссис Торнтон задумчиво смотрела на них на протяжении минуты, ее неотъемлемое желание счастья своему сыну неприятно сочеталось с инстинктивным порицанием молодой женщины, которую он выбрал. Когда она посмотрела вниз, на глаза ей попалась вышивка, которой она занималась до их появления. Наполовину сделанная «Д» была такой же живой и сильной, как и мужчина, перед которым она сидела и чье хорошее мнение она ценила превыше всего. Она уже была замещена, отодвинута в сторону той, которая, как она боялась, никогда не позволит ему узнать истинный покой, и тяжелая правда этого словно бередила у нее кровь из затянутой раны. — У меня есть друзья в Милтоне, которым я также хотела бы рассказать о нашем браке как можно скорее, — дружелюбно добавила Маргарет, словно все еще оправдываясь за свое неожиданное появление в Милтоне, мало понимая то смятение чувств, которое ее появление вызвало. Темные брови миссис Торнтон изогнулись от этой ссылки на друзей. — Вы не могли написать им письмо? — Я хочу поговорить с ними лично, — ответила Маргарет, наконец раскрывая ту непримиримость, которая, как знала миссис Торнтон, так глубоко укоренилась в ее характере. — И Вы полагаете, что путешествие в Милтон уместно? Вы кажетесь довольно импульсивной в Вашем желании пересечь всю страну, мисс Хейл. — Мама! — прервал Джон с коротким и несколько осуждающим смехом. — Я совершенно уверен, что Маргарет не должна быть допрошена по этому поводу! Если миссис Торнтон и подумала ответить своему сыну, свобода сделать так была внезапно ограничена приходом Джейн, несущей поднос с чаем, который попросил Джон, когда он и Маргарет прибыли. Служанка зашла в комнату с опущенной головой, только подняв ее в вежливой улыбке, когда систематически заменила старый поднос на новый и пошла прочь. Джон молча последовал за Джейн, его высокая, внушительная фигура нависла над ней, как зловещая тень, ожидая, чтобы она прошла через дверь в прихожую. Его рука потянулась к дверной ручке, чтобы с решительным щелчком закрыть за ней дверь, обеспечивая некоторое уединение и исключая подслушивание слуг. Он вернулся к Маргарет, гарантируя их свободу от любопытных глаз и ушей каждого, кто мог пройти по холлу. — Чай! — торжественно провозгласил он, внимательно направляя Маргарет в сторону дивана, куда она села в такой скромной и добродушной манере, что это смутило миссис Торнтон. — Мне кажется, ты склонна что-нибудь выпить после путешествия, не так ли, Маргарет? — спросил он, даровав ей улыбку, которая говорила, как глубоко он почитал ее. Маргарет снисходительно улыбнулась. — Это так. Миссис Торнтон любезно взяла на себя обязанность разливать чай и молча вручила Джону чашку, которую он передал Маргарет, прежде чем вернуться и взять чашку для себя. Она ожидала, что он сядет на один из ближайших стульев, но он вернулся к дивану, завладев вакантным местом рядом с Маргарет, сев к ней так близко, насколько позволяло плодовитое обилие ее юбки, сложенной, словно нетерпеливое, притягательное море против его ноги. Миссис Торнтон скривилась, увидев их сидящих таким образом, поведение ее сына полностью ее обескураживало. Она сделала глоток чая. Атмосфера в комнате стала более тихой, неустойчивой, и слабый звон фарфоровых чашек о блюдца был единственным слышимым шумом на протяжении некоторого времени. Неуверенность, подозрение и скептицизм скрывались в тенях, едва различимые, но, тем не менее, отраженные на трех лицах, находящихся в комнате. — Где Вы будете проживать во время своего пребывания в Милтоне, мисс Хейл? — спросила, наконец, миссис Торнтон, когда тянущаяся тишина стала давить на нее. Маргарет засмущалась и взглянула на Джона, впервые вспыхнув от беспокойства, которое она, так или иначе, сумела подавить с того момента, как вошла в комнату. — Почему Вы смотрите на Джона? — внезапно спросила миссис Торнтон, ее глаза бегали от одного к другому. Джон встретился взглядом с матерью, прочищая горло, что показалось ей совершенно излишним. — Маргарет будет жить с нами, мама. — Здесь! — Здесь. Чашка и блюдце прогремели, безумно звеня оттого, что их внезапно опустили. — Я не думаю, что это разумно, Джон! Вы оба не осознаете того факта, что репутация Маргарет может оказаться под вопросом, если вы продолжите этот курс действий? — в порыве речи она поняла, что произнесла христианское имя Маргарет, и подумала, как странно и естественно это прозвучало. Она сжала губы, раздражаясь, что сделала такую вещь. — О вас будет говорить весь Милтон! — Меня не интересуют сплетни Милтона, мама, — сухо ответил Джон, казавшийся значительно раздраженным ее выводом, что большой и благодушный Милтон будет заниматься их делами. — И тебя не должны! Нет никакого вреда, чтобы Маргарет проживала здесь, особенно, когда она привезла с собой личную служанку по настоянию своей тети, которая, как ты будешь рада услышать, будет также выполнять обязанности компаньонки. Темные глаза повернулись к Маргарет. Итак, теперь эта молодая леди с ее замашками и изяществом также имеет свое собственное окружение! — Служанка? — Да. Ее имя Диксон, — сказала Маргарет, объясняя и ставя свою чашку на блюдце. — Она в услужении моей семьи с тех пор, как моя мама была молодой. Миссис Торнтон кивнула, воспоминание о Диксон, впускающей ее в дом в те редкие случаи, когда она посещала Крэмптон, ясно отразилось в ее мыслях. — Джейн устроит ее в доме, — сказал ей Джон. Он поставил свою чашку на стол рядом с собой и с умным видом посмотрел на свою мать. — Я уверена, что Фанни будет вполне счастлива, если мисс Хейл поживет с ней во время своего пребывания в Милтоне, — предложила миссис Торнтон, надеясь, что она сможет отговорить их от такого опрометчивого безумия. — Абсолютно исключено! Маргарет останется здесь! Я больше не потерплю разговоров на эту тему! Довольно озадаченная грубым отказом Джона рассмотреть возможность переезда Маргарет к Фанни на время ее пребывания, миссис Торнтон покачала головой. — Джон, конечно, ты должен понимать, что будет гораздо лучше, если мисс Хейл останется с Фанни. Это более приемлемо, особенно, когда ее семьи нет рядом. — Нет! Миссис Торнтон вздохнула с отчетливым раздражением, решительно огорченная его прямым отказом рассматривать дом Фанни как более разумную перспективу. Но она хорошо знала его своенравное упорство, решимость, которой он обладал в достижении своих целей. В действительности, он мог быть настолько упрямым! Ее сильно раздражала вся эта ситуация. Факт того, что она должна будет выносить пребывание Маргарет под одной крышей, чрезвычайно тревожно взвалился на ее плечи. Пойдут разговоры — конечно, они будут среди служанок, когда они узнают о ситуации. А скоро разговоры пойдут и по всему Милтону. Маргарет Хейл проживает в одном доме с мистером Торнтоном, хотя они не женаты! Она тяжело вздохнула, и ее внимание перешло на источник всех ее болезненных чувств. — Каково Ваше мнение по этому вопросу, мисс Хейл? Вы ничего не сказали о Вашем собственном мнении. — Я вполне счастлива остаться здесь, — кротко ответила Маргарет. — Если Вы разрешите мне. — Я разрешаю! Это мой дом, — решительно сказал Джон, основательно раздраженный тем фактом, что они вообще должны продолжать такой разговор. — Конечно, Ваша тетя не одобрила Ваши намерения? Она не посчитала, что Ваше пребывание в доме жениха немного неуместно? Маргарет опустила глаза, показывая явный дискомфорт от прямоты такого вопроса. Для коварного глаза миссис Торнтон было очевидно, как мало тетя думала или действительно знала об отступнических действиях своей своенравной племянницы. Сильно задетый постоянным размещением преград своей матери, чтобы сбить его с курса, Джон стрельнул на нее твердым взглядом. — Маргарет останется здесь, на фабрике Мальборо, мама. С тобой и Диксон, присматривающими за ней, так что она будет достаточно ограничена. Кроме того, я не могу представить, что Фанни будет чрезвычайно приятной перспективой! — Джон! Ты не должен так говорить о своей сестре! — О, мама, она взбалмошна и глупа — и вряд ли подходящая компания для Маргарет! Даже миссис Торнтон, несмотря на свою любовь к дочери, не могла опровергнуть его слова. *** Ставшая привычной к довольно строгой обстановке дома, который занимали Торнтоны, Маргарет удивилась, обнаружив, что спальня, которую выделила ей миссис Торнтон, была очень красивой и радушной. Конечно, там не было показной роскоши и фривольной утонченности кружев, которые украшали комнаты на Харли-Стрит. Мебель из красного дерева была скорее функциональной, а не эффектной, и среди нее не было ничего, что не служило бы определенной цели. На комоде в углу комнаты был таз и кувшин для умывания и рядом с ним — гардероб. Ее чемодан поставили около него. Кровать была простой формы, с белым льняным бельем и бледно-зеленым покрывалом, которое, казалось, было подобрано к листьям на изящном рисунке обоев. Ситцевые занавески, свисающие с потолка, также были в мягких зеленых тонах и скрывали окно и вид на Милтон. Кресло стояло почти забытым под тем же окном. Маргарет повернулась к миссис Торнтон, которая с натянутым видом стояла рядом с ней. Она улыбнулась, надеясь, что расплавит морозный взгляд, постоянно обитавший в ее глазах. — Я уверена, мне будет очень уютно. Миссис Торнтон сухо кивнула. — Если Вам что-нибудь потребуется, пожалуйста, поговорите с Джейн, которая, как я уверена, будет в состоянии справиться с этим. — Конечно. Спасибо Вам. Ледяная манера, с которой эти темные глаза посмотрели на нее, явно передали Маргарет, что миссис Торнтон не чувствовала восторга, когда ее внезапно подтолкнули заниматься домашним хозяйством. В сердце что-то поникло, когда она обнаружила себя одинокой и пристально смотрящей на крутой склон, который символизировал задачу: получить одобрение и завоевать хорошее расположение миссис Торнтон. Маргарет вдруг загорелась желанием поговорить открыто и чистосердечно. Она хорошо знала мнение этой женщины о себе, видя выражение насмешки и презрения, которыми стрелял каждый взгляд, направленный на нее. Когда ее проникновенные глаза поравнялись с миссис Торнтон, стоявшей так жестко и непреклонно перед ней, она собрала каждую унцию силы, чтобы противостоять ей. — Миссис Торнтон, — с ободряющей смелостью начала она, чтобы высказать свое мнение. — Если Вы считаете меня не достойной Вашего сына, я бы предпочла, чтобы Вы честно сказали это. Буря внутри нее, наконец, победоносно и свободно сражалась с жалкими препятствиями из сомнений и беспокойств, когда сила духа ее характера мобилизовалась к действию. Она не будет стоять здесь, чувствуя себя неблагоразумной или униженной! Она не была слабой, беспомощной и бесхарактерной и никогда не будет! Глаза Миссис Торнтон сузились, она почувствовала, как из Маргарет вырвался боевой дух, более чем соответствующий ее собственному непреклонному и несгибаемому характеру. — Вы предпочитаете говорить со мной в такой манере, мисс Хейл? — потребовала она, ее голос внезапно поднялся. - Вы, кто причинила так много страданий Джону в прошлом? — Мама! — Джон шагнул вперед, вдруг входя в комнату, словно из ниоткуда. Его глаза вспыхнули в неверии, что эти слова так резко были сказаны женщине, которую он любил. — Этого достаточно! — Нет, Джон! — миссис Торнтон покачала головой, ее протянутая рука заставила его остановиться и воздержаться от отговаривания ее выражать свои мысли. Ее внимание возвратилось к Маргарет, которая стояла перед ней, как миниатюрная фигура с таким упрямым духом. — Я должна спросить. Для моего собственного спокойствия, я должна спросить. Что Вы хотите от моего сына, мисс Хейл? Подбородок Маргарет вздернулся в возмущении, ее глаза встретились с глазами миссис Торнтон без намека на те сомнения, которые изводили ее в течение дня. Выражение лица наполнилось убеждением ее чувств. Это была та уверенность, которая сделала Маргарет достаточно смелой, чтобы говорить правду. — Если Вы спрашиваете меня, что я хочу от него, то это очень просто, — выразительно ответила она. — Я желаю быть его женой. Я никогда не была более уверена в своих чувствах, чем теперь. — Для брака нужно больше, чем странное выражение любви, мисс Хейл. Брак требует гораздо больше, чем красивые слова, чтобы он смог существовать, — произнесла миссис Торнтон, отклоняя слова о тех чувствах, которые слетели с губ Маргарет. — И Вы думаете, что мне не хватает достоинств, как Вы полагаете, необходимых для хорошего брака? — потребовала Маргарет, ее серо-голубые глаза вспыхнули. Страсть натуры проявляла себя безнаказанно, хотя ее тон оставался спокойным. — По вашим ощущениям, чего же мне не хватает? Внимание миссис Торнтон было полностью направлено на объект ее неодобрения. — Я должна была наблюдать, как Вы растоптали чувства моего сына, словно они были грязью под Вашими ботинками, и смотреть, как он терзается от любви к Вам, — сказала она, каждое произнесенное слово было как будто зазубренный осколок стекла, направленный точно в цель. — Можете ли Вы обвинять меня за мой скептицизм, что на этот раз Вы имеете в виду то, что Вы говорите? Как может он быть уверен, что Вы просто не играете с его привязанностью? — Этого достаточно! — буркнул Джон, услышав вполне достаточно, его голос рикошетом пронесся по комнате, словно раскат грома, наполняя воздух своим гневом. Он смотрел с негодованием на свою мать, от гнева потемнели черты его лица и зажглось пламя в глазах. Миссис Торнтон покраснела, ярость ее сына резко остановила ее тираду. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, мать и сын, оба так уверенные в своей позиции, он — как защитник Маргарет, она — как мать, которая не могла не чувствовать, что он решительно погружается в жизнь, которую будут преследовать страдания, имея жену, которая была слишком своенравна. — Ты несправедлива в своих замечаниях, мама, — сказал он, его глаза искали угрюмое лицо миссис Торнтон, словно надеясь обнаружить одобрение, спрятанное там. — Ты говоришь с Маргарет с большой злобой, и это в значительной мере необоснованно. — Я говорю так, как считаю нужным, Джон. Ты лучше, чем кто-либо, должен знать это. — Миссис Торнтон, — внезапно сказала Маргарет с равномерным и бесстрашным тоном, сделав пару шагов вперед, чтобы встать прямо перед сомневающейся женщиной. — Вы говорите с таким сильным неодобрением, но если Вы предполагали сдержать меня, то боюсь, это дало небольшой эффект. Все, что я хотела на протяжении прошлых месяцев, чтобы Джон и я были вместе. Когда он посетил Харли-Стрит, это было как воплощение мечты, — она сделала паузу. Она не отвела глаза от лица миссис Торнтон, обращаясь к этой властной матери как к равной и как немногие молодые женщины ее возраста осмелились бы так уверено утверждать. — Я знаю, что Вы, возможно, считаете меня неспособной сделать Джона счастливым и что я не ценю его, но все, что я могу сделать, это гарантировать Вам, что сделаю это, — она повернулась к мужчине, которого любила, сделав ненадолго паузу. Ее выражение лица описывало абсолютную веру в слова, которые она говорила. — Он — моя жизнь. Простое, но обескураживающее замечание пронзило своей прямотой сердца тех, кто был с ней в комнате. Джон вышел вперед, чтобы схватить ее за руку, благодарность и гордость пылала в его кобальтовых глазах. Они легко поглотили ее, их молчаливое общение, казалось, более тесно сплетало их души. Миссис Торнтон просто смотрела на них, не улыбаясь, немного обеспокоенная искренностью Маргарет. Пуповина, связывающая ее с сыном, хоть она и чувствовала, что он натянул ее, чтобы освободиться от рабства, по-прежнему оставалась сильной. — Прекрасная речь, мисс Хейл, — с высоко поднятой головой сказала миссис Торнтон, ее взгляд был непроницаем. — Я только надеюсь со временем убедиться в искренности Ваших утверждений. — Я, определенно, не имею намерений поступать вразрез со своими словами, мадам, — с взвешенной краткостью ответила Маргарет. Ее шея с вызовом изогнулась, как у прекрасного лебедя, и подбородок поднялся от надменного поведения, так напоминая молодую женщину из прошлого. Рот миссис Торнтон искривился, когда она бросила взгляд на своего сына, который гордо стоял рядом с будущей женой, его пальцы сжимали ее пальцы, словно переплетаясь в неизбежную привязанность. У нее перехватило дыхание. — Я думаю, теперь мы должны оставить мисс Хейл, чтобы она приготовилась ко сну, — объявила она в такой манере, словно предлагала своему сыну покинуть комнату без дальнейшего промедления. — Я уверена, что она устала после поездки. Маргарет в согласии слабо улыбнулась, потому что это действительно был долгий день и она была немного утомлена от продолжительных часов проведенного путешествия. Миссис Торнтон также оказалась нелегкой компанией. — Я устала, это правда, — призналась она. Она повернула свои светящиеся глаза к Джону, желая, чтобы они могли сказать личные пожелания доброй ночи друг другу без неприятного присутствия миссис Торнтон, смотрящей на них с едва скрываемым неодобрением. Она увидела его собственное разочарование тем, что они должны были лишиться этих последних остатков дня, будучи так резко разделенными его матерью. — Пойдем, Джон, — решительно сказала миссис Торнтон. — Давай оставим Маргарет в уединении. Бросая вызов ледяному отношению своей матери к ним обоим, Джон поднес руку Маргарет к своим губам и даровал нежный поцелуй на ее пальцах. Она почувствовала тепло от его рта и силу воздействия от этого, по-видимому, невинного жеста. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Его глаза встретились с ее глазами, погружая ее в их собственные обволакивающие объятия. Без слов он говорил с ней. Без слов она позволила себе утонуть в его любви на протяжении тех мимолетных секунд, когда их взгляды задержались. — Спокойной ночи, Маргарет, — сказал он, наконец, своим низким голосом, освободив ее руку, и неохотно пошел к двери, стремительно следуя за своей матерью. — Я также желаю Вам спокойной ночи, — сказала миссис Торнтон Маргарет, которая бесшумно осталась стоять в середине комнаты. Ее голова склонилась в молчаливом ответе. *** Он стоял перед огнем, чувствуя сквозь ткань одежды тепло, исходящее от него, в освещении двух одиноких подсвечников, расположенных на противоположных концах камина. Руки лежали на каминной полке так, что костяшки пальцев были подобны горам, поднимающихся через рельеф его рук. Его глаза поднялись от бессмысленного изучения пируэтов пламени и остановились на стоявшем перед ним стакане. Свет от подсвечников изящно мерцал на нем, заставляя жидкость светиться. Джон устало вздохнул и рассеяно потянулся к нему, пальцы окружали стакан, когда он поднес его к губам. Он надеялся, что его мать будет более одобрительной в своей реакции относительно его намерения жениться на Маргарет, но то, что она была подозрительна к ней и ее желанию выйти за него, казалось ему совершенно смешным и непостижимым! Он покачал головой. Неужели она не видит, как они счастливы? Может, она не понимает, как сильно они любят друг друга? Еще он не мог забыть видение Маргарет, когда она противодействовала сомнениям его матери с такой отчетливой уверенностью, так крайне выдержанно и взвешенно в своем тоне. Это показывало ее характер, несмотря на беспокойство, которое она ранее высказала ему. Он почувствовал, как теплое сияние гордости струится по нему, когда он подумал об этом, о ней… Он отпил еще глоток и поставил стакан на каминную полку, его взгляд упал на книгу, лежащую рядом со стаканом. Ее отцовский Платон. Обложка была потертой, страницы вылетали из книги от регулярного использования, тем не менее, она воплощала любимые воспоминания о других временах, ценных моментах об академических размышлениях среди бесконечных потребностей в рабочих вопросах. Эта книга завоевала дружбу, рожденную от желания учиться и улучшить себя, позволив ему снова вернуться в те беззаботные дни его юности. Она терпеливо ожидала его возвращения в Милтон, надежно заключенная в бумаге и оставленная на кровати в его спальне, когда была отправлена Маргарет несколькими днями ранее. Ее письмо вызвало комок в его горле, когда он прочитал его, потому что оно, казалось, говорило о чувствах Маргарет к его дружбе с ее отцом. Словно она понимала и почти восхищалась тем фактом, что они были такими хорошими друзьями. Факт того, что она выбрала одну из самых ценных книг ее отца, чтобы послать ему, в надежде, что он сможет вспоминать об ее отце и их совместных уроках, тронул его до глубины души. Он услышал за своей спиной тихое движение. Он немедленно осознал, кто это был, и вздохнул, не желая возобновлять их ранее столкновение мнений. — Я думал, ты уже легла спать, мама. — Твоя мать, может, уже это сделала. Я не знаю. Он обернулся, услышав этот долгожданный и неожиданный голос. Его сердце в изумлении замерло, когда его взгляд остановился на фигуре перед ним. Она все еще была одета так же, как когда они пожелали друг другу доброй ночи, ее волосы по-прежнему связывал сложный узел, от которого лишь непослушные пряди падали на лоб и виски, словно мерцающие струйки красного шелка. — Маргарет! Я думал… — прервался он, в удивлении качая головой, что она вдруг оказалась здесь. Это было так, словно она сошла из его мыслей. Она улыбнулась, показывая молчаливое понимание, ее мягкие глаза сверкали в мерцании света камина и танцующего пламени свечей, которые освещали комнату. — Я.. — начала она с покоряющей нерешительностью, внезапно показавшись застенчивой и неуверенной. — Ну… ты видишь… ну, я забыла кое-что… Он в непонимании нахмурился, озадаченный ее признанием. — Что же? — Ну… я забыла поцеловать тебя на ночь, — ее голос дрожал. Она не отвела свои глаза от его лица, хотя она вынуждала себя противостоять ему и своим собственным желаниям. Ее мягкий румянец говорил об ее неуверенности следовать манящему зову сердца, даже когда она предварительно шагнула к нему. — Ты разрешишь мне это? — Разрешу тебе? — ответил он в недоверчивом неверии, что она считает необходимым задавать ему такой вопрос. — Конечно, я разрешаю тебе! Не спрашивай меня, чтобы сделать так! Он преднамеренно и медленно придвинулся к ней ближе. Она, казалось, заполнила всю комнату своим прекрасным, женственным присутствием. Ее аромат насыщал воздух, которым он дышал, беспомощно тянул его к ней. Он был полностью очарован ею. — О! Ты не носишь свой шейный платок, — внезапно удивившись, сказала она, ее глаза опустились на его шею, которая больше не была скрыта не по своей воле. Он забыл, что снял его, и инстинктивно положил свою руку на горло, словно проверяя этот факт. — Нет, — сказал он, чувствуя дрожь от удовольствия, находясь в таком внимательном исследовании. — Это кажется немного странным. — Правда? — он сделал еще один шаг ближе. Она оставалась неподвижной, пристально смотря на него своими большими, выжидающими глазами. Его сердце застучало решительнее, его устойчивое биение раздавалось у него в ушах. Как она была очаровательна, смотря на него таким образом! Неконтролируемая мысль об ее прикосновении по обнаженной коже у основания его горла внезапно захватила его, вызывая неотъемлемое желание осуществить это. Его щеки окрасились, но он не мог отвести от нее глаза. — Это напоминает мне о том, когда я видела тебя на станции, — сказала она, ее взгляд был по-прежнему устремлен на него. — Я никогда раньше не видела тебя так неофициально одетым. — Этикет и я расстались ненадолго в тот день, — ответил он. Сделав еще один шаг вперед, он подошел ближе, словно осторожный хищник. — И сейчас? — ее голос, казалось, вновь задрожал, когда она заговорила. — Уже поздно. — Ты думал, что остаешься в одиночестве? — Да. — Я побеспокоила тебя? Если я буду… Его рука метнулась вперед, чтобы сдержать, остановить ее и ее слова одним осмелевшим жестом. Она ахнула, и их взгляды переплелись. В течение короткого времени они неподвижно стояли, смотря друг на друга, их тела ожидали, когда другой двинется первым. И с первым движением они тут же переместились. Они изголодались за последние невыносимые часы по свободному выражению самих себя. Теперь их руки тянулись друг к другу, словно змейки в неистовом обладании, и их губы встретились с голодом, который не утихал, а все больше возрастал. После нескольких минут его губы, наконец, оторвались от нее, словно он боролся с самоконтролем. Но он не мог отпустить ее. Его губы ласкали ее щеки и погрузились в маленькую чувственную впадину на шее, где ее тонкий аромат ощущался более мощно. — Последний раз, когда ты стояла в этой комнате, ты сказала мне «прощай», — выдохнул он, его голос был приглушен ее кожей. — А сейчас я говорю «здравствуй». Ее пальцы вплелись в его волосы, и она инстинктивно наклонила свою голову в сторону, с готовностью предлагая ему свою шею. — О, Маргарет… Маргарет… — его рот исследовал плавные линии изящных косточек ее шеи, которые были так хорошо заметны под ее шелковистой плотью, его дыхание стало более слышимым и неровным. Ощутив, как ее изящные пальцы проскользили от затылка к сильному столбу его шеи, он почувствовал изумительную агонию от врожденной ответной реакции своего тела. Ему казалось, что ее прикосновение было наполнено обжигающей энергией, которая с пламенными пальцами Маргарет проникала в нервы под его кожей. Он наклонил голову, едва касаясь ее, его губы были в нескольких сантиметрах от ее волос. Он пристально посмотрел на ее трепетно закрытые глаза, ожидающие поцелуя. — Спасибо тебе, — прошептал он, его глаза бродили по ее приподнятому лицу, каждый контур ее кожи был представлен перед ним во всей своей красе. — Благодарю тебя, что подарила мне книгу твоего отца. Я очень ценю это. Ее глаза открылись. — О, я забыла, что отправила ее тебе! — Почему ты сделала это? — спросил он, желая услышать от нее то, что она не выразила в своем письме. — Ты был хорошим другом моему отцу, и я подумала, что ты бы захотел иметь что-то в память о нем. — И это все? — Нет, — с застенчивой честностью призналась она. — Ты был всегда в моих мыслях. Я не могла забыть тебя. Отправление книги было подобно… словно попыткой достичь тебя. — Даже если бы я не увидел тебя на станции, я бы приехал за тобой, Маргарет. Рано или поздно, я бы приехал за тобой. Ты знаешь это, да? — И ты сделал так. — Твой отец был необыкновенным человеком. — Да, он был замечательным. — Как и его дочь. Он очень осторожно опустил свои губы к ее губам. Ее реакция была немедленная и воспламеняющая. Глаза Джона закрылись, когда он потерял себя в ее чарующем, завораживающем присутствии. Он ничего не видел, зато все чувствовал. Все ее существо, такое соблазнительное и опьяняющее, наводнило его чувства. Впервые чувствительный кончик его языка осторожно скользнул по роскошной полноте ее губ. Ее отчетливый вдох означал, что она не ожидала от него такого, и, хотя она немедленно отреагировала, она не отстранилась от него. Вместо этого, казалось, она еще глубже погрузилась в него, испытывая при этом совсем новые ощущения. С чрезвычайной нежностью его язык скользил по линии ее нижней губы по-прежнему закрытого рта. Он чувствовал, как ее тело дрожало, словно в отражении его собственных эмоций. Его сердце колотилось. Как прекрасна она была! Поистине прекрасна! Он держал ее все более твердо, желая исследовать немного больше, но зная, что не может позволить такую вольность. Он уже осмелился на большее, и она по-прежнему была здесь, в его объятиях, принимая то, что он так осторожно предлагал. Пламя разожглось вокруг него, готовясь охватить и поглотить. — Возможно, твоя тетя была права, настаивая, чтобы тебя сопровождали, — выдохнул он, в конечном счете оторвав от нее губы, хотя его руки не отпускали ее, и она не сделала никакого движения, чтобы расцепить свои руки, которые держали его. — Я не думаю, что тебе понравилась эта идея. — Мне - нет! — решительно ответил он. В действительности, его сильно раздражало, что тетя Маргарет считала обязательным, чтобы Маргарет сопровождали. — Все эти разговоры об уместности. Как мало они действительно значат! — Моя тетя всегда была женщиной, которая делает все правильно. И, кроме того, ты бы согласился, чтобы твоя сестра путешествовала наедине с мистером Уотсоном до их брака? По правде, Джон? Ты бы разрешил это? Он скривился, обдумывая ее вопрос. — Я не знаю. — Ты знаешь. Он озадаченно посмотрел на нее, но его тон был дразнящим. — Ты считаешь, что хорошо знаешь меня? — Я думаю, что, может быть, да, — легко ответила она, ее глаза смотрели на его лицо. Пальцы скользили в его волосах на голове. — Права я или нет, думая, что ты бы не позволил такое? Ее прикосновение было очень приятное, такое легкое, но невыносимо захватывающее. Он застонал от удовольствия и сжал свои руки вокруг нее. — Ты самонадеянна. — Это только потому, что никто не пытался ограничить мою склонность к тому, чтобы быть такой. — Из того, что я видел, когда мы были с твоей тетей, я не думаю, что твоя семья преуспела бы в таком рискованном деле, даже если бы они попытались, — ответил он, развлекаясь. — Ты необычайно независима — совершенно уникальна. — И ты все еще желаешь жениться на мне? — О, да — и чем скорее, тем лучше! *** Она могла чувствовать тепло его тела, когда он держал ее против себя, направляя к дивану, куда они сели, смотря друг на друга. Они погрузились в тишину, удивление и страх овладели ими обоими, и слова оказались ненужными. Огонь потрескивал в камине, начиная медленно угасать. Сам дом был тихим, заключенным в сонливое окружение позднего вечера, и поэтому никто не пришел побеспокоить их удивительно уютный оазис покоя. Она никогда бы не поверила, что любовь может быть такой всепоглощающей. Она была беспомощно поймана в поток, стремительно ведущий ее в место, которое было совсем неизвестное и более чем смущало, думая о нем. Ее шестое чувство в отношении Джона было сильным и мощным в необходимости реагировать на него. Каждое мгновение, которое она провела с ним, было откровением. Каждый слой, который скрывал его, казалось, постоянно отпадал, раскрывая еще одну грань его сложного характера. Он поймал ее взгляд, и она почувствовала скрытое напряжение в его ярких глазах, когда, наконец, он нарушил тишину, окружающую их. — Я не могу поверить, что твое лицо будет последним, что я увижу ночью, — он нежно обхватил ее лицо руками, его пальцы потянулись к ее шее. Она почувствовала, как дрожь пробежала по спине от волны чувств, которые, казалось, захватили каждый позвонок своим теплом. — Твое единственное. Когда он снова нашел ее губы, его поцелуй запечатывал прошлое и раскрывал будущее. Она могла чувствовать его сдержанность, заметную жесткость его рук, когда они стремились овладеть собой, чтобы более сильно не сдавить ее в своих объятиях, — она ощущала, что была бы не против страданий такого рода судьбы. Его губы были более смелыми, когда она почувствовала, что он исследует ее губы своим языком, лаская верхнюю губу, а затем — нижнюю, пылко, заманчиво. Возникшее желание, казалось, направляло ее, завладев так, что это случилось действительно бессознательно… ее язык встретился с его языком… сначала в удивлении, а затем постепенно переплетаясь в недоверчивом восхищении. Она никогда не могла представить… незнакомую ласку его языка, когда он открыл ей неизвестные, неразведанные территории. Это было так возмутительно, но в то же время так восхитительно интимно! Она чувствовала, как глубже погружается в него, плывя по течению, которое она не встречала раньше, и как ни странно, плавая в нем, а не желая бороться против него. О! Вкус его… опрометчивое волнение… она потерялась в месте, которого не знала, и только он мог найти ее… Наконец отстранившись, они посмотрели друг на друга с новым и более глубоким благоговением потому, что оба осознали, что разделили особенный момент. — Теперь тебе абсолютно запрещено оставаться с Фанни, — с затаившим дыханием пробормотал он, его улыбка была дразнящая и серьезная. — Я не думаю, что смог бы позволить тебе снова уйти с моих глаз. — Хорошо, — с игривой искренностью ответила она, задаваясь вопросом, как было возможно, что она так невозмутимо чувствовала себя после такого поцелуя. — Ты должен справиться, потому что я должна пойти спать. — Ты оставляешь меня? — Это был долгий день. Он притянул ее обратно к себе и поцеловал с легкостью, которая, казалось, проникла глубоко в ее сердце и растопила ее решение. — Останься со мной еще немного. *** Маргарет проснулась на рассвете, сначала дезориентированная от странности своего окружения, пока события предыдущего дня не собрались в ее голове. Она вытянула руки, разминая свое ленивое тело, думая о том, когда сможет снова увидеть Джона. Она вспомнила тот момент, когда они наедине сидели в гостиной прошлым вечером и ту возрастающую близость, которую они оба обнаружили. Перед тем, как она оставила его, чтобы удалиться, она обсуждала с ним свое беспокойство тем фактом, что его мать могла поймать их в такой интимной обстановке. — Ты будешь моей женой, — решительно сказал он ей. — И я требую свое право целовать свою будущую жену. — Не требуй превосходства надо мной, — ответила она со сладким, женственным вызовом. — Я буду бунтовать. Он сердечно рассмеялся. — О, я знаю о твоем неповиновении. Я вполне смогу оправдать себя, если нужно будет — как я чувствую, мне удалось это в прошлом, когда я принял с твоей стороны ядовитые опровержения. — О, пожалуйста, Джон, не напоминай мне! — воскликнула она, воспоминание вызвало беспокойство, окрасившее ее лицо. Его брови поднялись в удивлении на ее внезапную мучительную боль. — Почему я не должен? Разве ты не знаешь, что отличает тебя от любой другой женщины, которую я знаю? Это то, что я больше всего люблю в тебе. Я нашел женщину, которая будет говорить о том, что вызывает у нее недовольство, даже незнакомцу, каким я когда-то был для тебя. Это редкий приз, Маргарет. — Я не думаю, что ты считал это большим призом. В действительности, ты всегда выглядел чрезвычайно раздосадованным, когда я выступала против тебя. — В то время я, несомненно, был, но это не остановило мои чувства к тебе, — его глаза блестели и вспыхивали в свете свечей. — Ты сделала из препираний такое удовольствие, что теперь я не могу жить без тебя. Она открыла свой рот, чтобы ответить, но он стремительно прекратил дальнейший разговор своим последним поцелуем, который оставил ее плавать в потоке счастья и обещаний, которые, как она знала, однажды будут исполнены. Сейчас, когда над Милтоном поднимался рассвет, она встала с кровати, обернув свою шаль вокруг плеч, и подошла к окну. Выглянув из-за занавески, она увидела, что двор фабрики был пустынный и безмолвный, как и прошлой ночью, когда она прибыла. В прежние времена он был заполнен рабочими, каждый из них был поглощен своей работой. Однажды — так быстро, как вопрос может быть решен, — фабрика будет восстановлена до своего прежнего состояния. Она была его средством к существованию. Его гордостью. Это было их будущее. *** Миссис Торнтон налила чашку чая Маргарет и осторожно поставила чайник обратно на стол, покрытый белой скатертью. — Вы ранняя пташка, — сказала она таким образом, будто была изумлена, что это должно быть так, хотя ее тон не выдавал никаких признаков, одобряла она это или нет. — Я - да, — весело ответила Маргарет. - Я, признаюсь, не тот человек, который будет лежать без дела после пробуждения. Джон посмотрел на нее, когда она говорила, его мысли приятно отклонились от невинного признания Маргарет. Как только они поженятся, он надеялся, что такое положение дел изменится и она пересмотрит свое мнение, чтобы дольше находится в сонливом бодрствовании, потому что он желал сдаваться восхитительному чувству ее тела очень охотно. — Джон! Резкая интонация голоса матери покоробила чувственное удовольствие его мыслей. Глаза устремились в направлении своей матери. — Да, мама? — Чай? Отбрасывая очаровательный образ семейного счастья из своей головы и тайно подглядывая за женщиной, о которой он только сейчас мечтал, он вежливо кивнул в подтверждении. — Да, спасибо. Получив достаточный ответ, миссис Торнтон продолжила наливать чай своему сыну без дальнейших церемоний. — Ты должен поговорить со своей сестрой сегодня до того, как она услышит твои новости от кого-нибудь другого. — Конечно, хотя я подумал, что в первую очередь Маргарет должна выбрать себе обручальное кольцо. Через стол он увидел, как удивление и восхищение распространилось по выражению лица Маргарет. — О, Джон! Это прекрасная идея! — Я уверен, что Фанни будет расстроена, если у нее не будет кольца, которое она могла бы разглядывать, так что нам лучше не разочаровывать ее. Он улыбнулся, когда встретил глаза Маргарет, думая о своих словах, сказанных ей прошлой ночью: о своем желании жениться на ней так скоро, как будет возможно. Как верно было это утверждение! Он бы женился на ней сегодня, сейчас, сидя здесь, за столом, во время завтрака, если, как он подумал, он мог бы. Сама мысль о своей прихоти чуть не заставила его рассмеяться вслух, в конце концов, кто бы мог подумать, что суровый, с каменным выражением лица хозяин фабрики Мальборо может быть способен на такою романтику? — Будь уверен, — рассмеялась Маргарет, вполне понимая, насколько необходимо иметь кольцо, чтобы Фанни смогла составить о нем свое суждение. Его мать поморщилась, когда она, наконец, поставила чайник, наполнив каждому чашку. Она взяла со своей тарелки кусочек яблока и откусила его, рассматривая беззаботное выражение лица своего сына и его жизнерадостные глаза, которые танцевали каждый раз, когда смотрели на молодую женщину, сидевшую рядом с ней и спокойно евшую свой тост. — Я уверена, что у твоей сестры будут другие комментарии, кроме тех, имеющих отношение к кольцу Маргарет, которое она будет носить. — Я уверен, что будут, — ответил Джон. — Я знаю Фанни и не удивлюсь, если, увидев Маргарет, она упадет в обморок. — Достаточно, Джон! — в ужасе воскликнула миссис Торнтон, словно пытаясь обуздать его язык. Он взглянул на свою мать, которая знала склонность Фанни к драме, как и он, и решил на этот раз не продолжать свою мысль, несомненно, скорее для пользы Маргарет, чем для своей. — Твоя сестра была весьма обеспокоена на твой счет в течение последних нескольких дней, Джон. Она чувствовала себя очень плохо, потому что не была в состоянии помочь тебе в твоей теперешней ситуации. Глаза Джона и Маргарет ненадолго встретились через стол. После черных мыслей тети Маргарет его собственная мать еще не говорила о финансовом положении Джона и о том, что он не может позволить себе жениться. Прошлым вечером они не упомянули об этом факте и желании Маргарет вложить деньги, чтобы фабрика Мальборо снова полноценно функционировала. — Я надеюсь, что она будет чувствовать себя счастливее – как, надеюсь, и ты, мама — узнав, что фабрика Мальборо будет вновь открыта. Ошеломленная тишина обрушилась на комнату, когда миссис Торнтон по очереди смотрела на Джона и Маргарет, видя их ликующие и зеркально отраженные улыбки. Маргарет, как она горько заметила, выглядела особенно довольной собой. — С Вашими деньгами, я полагаю? — спросила она. Ее слова, сказанные Маргарет прошлым вечером, и ответ, который она получила, мало развеяли ее опасения. — Мои деньги помогут фабрике Мальборо снова начать функционировать, и если я могу вложить их для такой пользы, то я с радостью сделаю это. Так много людей, работающих на фабрике, зависят от нее, так что это может быть только хорошей новостью, не так ли? — Если Вы выйдете замуж за Джона, то Вам не следует так легко сходиться с рабочими. Должно быть различие между нами и ними. Маргарет выглядела озадаченной, нахмурив свои брови. — Нами и ними? Простите меня, но я не вижу, как мое замужество затронет мою дружбу с людьми, которых я знаю. — Мисс Хейл, Вы не простачка, — резко ответила миссис Торнтон. — Джон должен поддерживать уважаемое положение мануфактурщика Милтона среди ему равных. Если Вас будут видеть, гуляющей с рабочими его собственной фабрики, это будет менее чем желательным положением дел. — Мама, — сказал Джон, вставая со своего места и направляясь к буфету, чтобы найти бухгалтерскую книгу. — Я думаю, мы должны позволить Маргарет иметь своих друзей, независимо от того, как на это могут посмотреть другие. И по правде, немного большее взаимодействие между хозяевами и рабочими не так уж плохо. Любая ситуация, которая прокладывает путь к лучшему пониманию обеих сторон, полезна, особенно, если мы будем стараться избегать забастовок в будущем. — Так ты одобряешь, чтобы твоя жена флиртовала со всеми в Принстоне? — Если это там, где живут ее друзья, то я не могу возражать. И я едва бы назвал это флиртованием, мама. Миссис Торнтон пренебрежительно нахмурилась. — Твоя сестра, определенно, не подумала бы сделать такую вещь. И я подозреваю, что мистер Уотсон не позволил бы. — Тогда они упускают очень ценную возможность, на мой взгляд. Пусть они делают то, что должны. Маргарет и я будем делать то, что мы считаем правильным. Он вернулся к столу. Он жаждал поцеловать на прощание Маргарет, но не сдвинулся, чтобы сделать так. — У меня есть некоторые дела, — сказал он, его тон смягчился, когда он обращался к ней. — Это займет всего час, а потом я вернусь, и мы пойдем выбирать тебе кольцо. Ты не против? — О, Джон, конечно, не против! Мне нужно время, чтобы быстро написать записку Эдит о том, что я смогу принять капитана Леннокса. — О, да, — сказал Джон, ее комментарий всколыхнул его память. — Я уже забыл, что капитан Леннокс сегодня приедет с твоим багажом, хотя я подозреваю, что до вечера мы не будем иметь удовольствие быть в его компании. — Кто такой капитан Леннокс? — спросила миссис Торнтон, встревоженная именем, которое она никогда не слышала ранее, и особенно тем фактом, что он появится в доме. — Он мой кузен, муж Эдит. Он любезно согласился привезти мой багаж в Милтон по пути на Север, — сказала Маргарет миссис Торнтон. — Он очень заинтересован в индустрии и, вероятно, захочет осмотреть фабрику, пока он здесь. — Он не найдет, на что посмотреть в ее нынешнем состоянии. — Я думаю, что он будет очень рад увидеть ее независимо от того состояния, в котором она находится, — несколько беспечно возразила Маргарет. — И он должен остаться здесь, — решительно заявил Джон. — В самом деле, Джон? Дом уже достаточно полон! — У нас есть комната, мама, — успокаивающе сказал он. — Сейчас я должен идти. Я вернусь через час. Маргарет улыбнулась, когда он подмигнул ей, прежде чем повернулся и покинул комнату, бухгалтерская книга была крепко зажата в его руке, когда он уходил. — Я подозреваю, что Вы считаете, будто полностью подчинили себе Джона, мисс Хейл. Маргарет совершенно опешила от этого неожиданного и несколько ядовитого замечания. Она нахмурилась, ее улыбка внезапно исчезла, когда она устремилась защитить себя. Она повернулась, чтобы посмотреть на пожилую женщину. Надменность, которой так хвасталась миссис Торнтон в прошлом, никогда не была более заметной, чем в эти минуты, — сейчас она была гораздо больше, чем прошлым вечером, когда они довольно сдержанно и любезно столкнулись. — Я, определенно, не думаю так! Как мало Вы понимаете мой характер, мадам! И как мало Вы должны судить о способности Вашего сына различить мой характер, если думаете обо мне так скверно! Она встала со своего места и отошла от стола, удаляясь на расстояние от миссис Торнтон с изящным достоинством в ее вспыхнувших глазах. Держа руки перед собой, она встала перед камином, рассматривая женщину, которая по-прежнему сидела за столом и в молчании смотрела на нее. — Я желаю только увидеть, чтобы Джон вернул свое законное положение и фабрика Мальборо заработала! Я думала, что для Вас, как для его матери, эти пожелания должны иметь первостепенное значение! Задетая тем, что снова оказалась свидетельницей того, как Маргарет решительно выражает свои собственные мысли, миссис Торнтон взглянула на эту гордую отступницу, которая завладела сердцем ее сына. — Как Вы смеете? — прогремела она, совершенно оскорбленная таким обращением к себе. — Как я смею? — возмущенно воскликнула Маргарет. - Вы, кажется, забыли, что Джон и я намерены пожениться! — Я не забыла этого! — выстрелила миссис Торнтон в ответ. — Но что если Вы измените свое мнение насчет этого брака? Что случится с моим сыном тогда, мисс Хейл? — Я никогда не изменю своего мнения! — свирепо ответила Маргарет, понимая, что ее задели. — Вы уже сделали это однажды, — беспощадно продолжила миссис Торнтон. — Кто даст гарантию, что не будет второго раза? Что тогда случится с фабрикой? Вы говорите, что желаете, чтобы Джон занял свое прежнее место хозяина фабрики Мальборо, мисс Хейл, но это не опускает тот факт, что его средства к существованию находятся в Ваших руках. Вы полноправная владелица фабрики и этого дома, и, следовательно, у Вас есть власть подвести Джона к более жестокой судьбе. — Я была не права, когда отвергла предложение Джона после бунта, но я не знала тогда о своих чувствах к нему. Я ничего не понимала, кроме того, что я выставила себя на посмешище и что он вынужден был просить меня выйти за него только из-за необходимости. Но я не могу позволить Вам использовать мое решение прошлого против меня сейчас. Я другой человек. — Вы? — язвительный взгляд с толикой сомнения отказывался дрогнуть даже немного. — Да! — Потому что Вы наследница, я полагаю? — Нет! Конечно, нет! — она издала короткий резкий смешок. — Вы думаете, что деньги что-нибудь значат для меня по сравнению с Джоном? Если это так, то Вы совсем не знаете меня! Миссис Торнтон вздрогнула. Она взяла салфетку, лежащую у нее на коленях, и положила ее рядом со своей тарелкой на столе. Ее едва съеденные кусочки яблока лежали на тарелке, зеленая кожица выделялась на фоне белизны их мякоти и китайского фарфора. — Вам придется много доказать, — сказала она Маргарет, поднявшись со своего места. — Я должна была наблюдать, как Вы однажды причинили боль моему сыну, и я не буду сидеть тихо, видя, как Вы делаете это снова. Я знаю, что он любит Вас и что он желает жениться на Вас, и это будет более чем красивым жестом, чтобы исправить Ваши прошлые проступки. Вы выставили себя иррациональной и совершенно безрассудной в своих действиях в прошлом, а у нас в Милтоне долгая память, — она раздраженно дотронулась до своего платья, словно она увидела кусочек белой нити на черной ткани. — Ради Джона я надеюсь, что Вы изменились и хорошо знаете себя, потому что я не хочу видеть боль, которую Вы оставите, когда проснетесь и решите, что жизнь в Милтоне не для Вас. С этими словами она оставила комнату, спокойно и степенно закрывая за собой дверь. Ее прощальные замечания искрились в воздухе. Маргарет остро чувствовала их, и, хотя миссис Торнтон покинула столовую, казалось, что ее уничтожающий матриархальный образ по-прежнему оставался в ней. В одиночестве Маргарет медленно пошла к стулу и села за покинутый стол. Она опустила голову на руки и позволила себе окунуться в те сомнения, которые преследовали ее только вчера во время поездки, зная только, что, несмотря на все ее надежды, завоевать одобрение миссис Торнтон будет грандиозной битвой. Не представлялось ни малейшей возможности, чтобы можно было перекроить путь их отношений в другом направлении. — Это бесполезно, — прошептала она себе вслух и задрожала от несчастного значения этих слов. Звук открывающейся двери заставил ее подпрыгнуть, и, когда она оторвала голову от рук, ее лицо покраснело от затруднительного положения, что ее поймали в таком апатичном состоянии. Она увидела, что это был Джон. Она не ожидала его возвращения так скоро. О! Что она скажет ему, чтобы объяснить то отрешенное настроение, которое завладело ей? Это не заняло много времени. Он немедленно заметил перемену в ней и поспешно бросился в ее сторону. — Маргарет? — он наклонился к ней, его руки заключили ее так, что у нее не оставалось выбора, как сидеть на своем месте. Неохотно она встретила его взгляд и увидела в нем блеск от беспокойства, когда он задумчиво изучал ее лицо. — Что такое? Скажи мне, что случилось? Она заколебалась, сохраняя молчание. Что она могла сказать, чтобы не вызвать большее разногласие между ними и его матерью? Она была в таком трудном положении! Ведь она знала высокое мнение Джона о своей матери, твердость и верность связи, которую они разделяли. Она также понимала, как он будет поражен, если узнает о резких словах его матери, произнесенных только что… — Ничего, — сказала она, покачав головой, не желая ранить его правдой. — Я все еще утомлена от поездки, я думаю. — Моя мать сделала так мало, чтобы помочь тебе почувствовать себя желанной гостьей, — раздраженно прогремел он. Почему-то это показалось ей несправедливым, что он использовал такой ожесточенный тон, упомянув о своей матери. Как ненавистно ей было слышать это! — О, не беспокойся о своей матери и ее отношении ко мне, Джон. Я уверена, что со временем мы привыкнем друг к другу. В настоящий момент это все немного странно для нас обеих, — она неубедительно улыбнулась. — Возможно, в конечном счете я должна поехать к Фанни? — предложила она, словно пытаясь убедить себя в том, что она должна сделать, чем в том, что желала. Он в изумлении уставился на нее от такого намерения. Джон набрал в грудь воздух. — Я так не думаю! Конечно, это не твое желание остаться с Фанни, — его голос поднялся в удивленном восклицании. — Я думаю, что твоя мать была бы счастливее… — Моя мать — может быть, но не я! Не, как я надеюсь, и ты! — он встал и подошел к камину. Рука опиралась на его край, когда он пристально посмотрел на огонь, начинающий красиво тлеть за решеткой. Маргарет опустила глаза. Она чувствовала себя так, словно попала в неловкое положение, и, чтобы она не сделала, это было бы неправильным. — Это была только мысль, — сказала она. — Ты не должен сердиться. — Сердиться? Я не сержусь. — Ну, твой голос поднялся, поэтому я предположила, что ты сердишься. — Это не так! — А я думаю, что так. — Маргарет! — он поспешно двинулся к ней, а затем резко остановился, выглядев так, словно не вполне знал, куда себя деть. Она прямо встретила его взгляд. Что-то из их старых фамильярных препираний начинало всплывать на поверхность, и она вдруг почувствовала себя более комфортно и довольно легко встретилась с ним своим невозмутимым, пристальным взглядом. — Да? — Ты… — Да? — спокойно и благодушно она встала к нему лицом, равная по духу. Он глубоко вздохнул. Она увидела, как его грудь поднялась и опустилась, выпуская воздух. — Я не желаю слышать о том, что ты можешь жить где-нибудь еще, кроме как здесь. — Как я сказала, это было только предложение. — Очень плохое предложение! — Почему ты так возражаешь? — Почему? — он посмотрел на нее в абсолютном удивлении оттого, что она не знала. — Маргарет, я говорил тебе прошлой ночью, что не хочу, чтобы ты уходила из поля моего зрения хоть на минуту. Ты, с твоей силой и независимостью, и твоим мягким румянцем — ты еще не поняла, как отчаянно я люблю тебя? Я до сих пор боюсь, что этих последних нескольких дней не было, а все это — просто причудливый сон! Я молюсь, чтобы я внезапно не проснулся и не нашел себя лежащим в постели с грузом одиночества, тянущего меня вниз из-за того, что ты не со мной. После этого глубоко личного признания она увидела, как на его глаза навернулись слезы. Слезы надежды, что это действительно была реальность. Слезы, которые выдавали остроту того, что она значила для него, и что он перенес, когда они были врозь. Это тронуло ее до глубины души и вызвало слезы на глазах. Они были одинаковы. Они оба страдали, надеялись, желали, нуждались друг в друге. — Я здесь, с тобой, Джон, — она импульсивно схватила его за руку, обхватив его сильные пальцы собственными, и сжала так сильно, как только смогла. — Если бы это был сон, то ты бы не почувствовал мое прикосновение. Или это… — она отпустила его руку и, положив руки ему на плечи, поцеловала его шершавую щеку. Она улыбнулась от остроты своих эмоций, ее улыбка была немного иронична. — Разве мы оба мечтали, чтобы реакция наших родственников была в таком негативном свете? Он немедленно понял ее, ловя ее в плен своих любящих объятий, так что она удовлетворенно опиралась на него. — И еще мы должны увидеть реакцию Фанни. — Не говоря уже о половине Милтона, — ответила Маргарет. *** Утром Фанни Уотсон, наполненная чувством собственной важности, приехала навестить мать и брата. У нее были некоторые новости — новости, которые, как она была уверена, ее мать будет рада услышать. Она едва могла сдерживать себя, когда поднималась по лестнице в гостиную, тихо хихикнув, раздумывая, какая у матери может быть реакция. Она была уверена, это было то, что подбодрит ее. После всех проблем и беспокойств, которые произошли из-за потери Джоном фабрики, не говоря уже об его положении, определенно, это сможет их отвлечь. — Мама, мама! — пропела Фанни, войдя в комнату, накрахмаленная и жизнерадостная, в пурпурно-белом клетчатом платье и шляпке, украшенной лентами в тон. Светлые пряди волос выпадали из-за шляпки, и она осторожно поправляла их. - О, мама! У меня есть новости! С глазами, сияющими от волнения, Фанни повернулась к своей матери, которая степенно сидела и вышивала оставшуюся букву инициалов Джона «Т» красными нитками, начатую прошлым вечером. — Доброе утро, Фанни, — спокойно сказала миссис Торнтон с небольшим намеком на внимание или теплоту. Она продолжила свое вышивание, словно Фанни вовсе не входила в комнату, хотя она кратко взглянула на свою дочь. — Ты кажешься очень счастливой. — О, мама! У меня есть замечательные новости! Ты будешь так счастлива, когда я расскажу тебе! — она подошла, чтобы сесть рядом с матерью на диван, ее молодое лицо оживилось. — Возможно, тебе лучше уже рассказать мне, что это? — предложила миссис Торнтон. — Ребенок! У меня будет ребенок, мама! Доктор Дональдсон подтвердил это сегодня! Разве это не замечательно? Это то, что подбодрит нас всех! Улыбка мелькнула на лице миссис Торнтон, словно она улыбнулась ради своей дочери, а не для себя. Она убрала вышивку с колен, обняв ее. — Мои поздравления, Фанни. Я очень рада за тебя и мистера Уотсона. — На лице Уотсона была такая картина, когда я рассказала ему! Он был так удивлен! — с энтузиазмом сказала Фанни, освобождаясь от вялых объятий своей матери. Хотя она была скорее наполнена своими радостными новостями, чтобы обратить внимание на то, что ее мать была не в себе. — Я уверена, это последнее, что Джон ожидает услышать, — жеманничала она, словно ее забавляла эта внезапная мысль. — Можешь ты представить Джона дядей? Он должен начать практиковаться улыбаться немного больше, потому что его вечно угрюмый вид будет расстраивать ребенка. Миссис Торнтон скривилась, но ничего не сказала. Улыбка начала ослабевать, и она снова взялась за шитье, ища для себя занятие. — Ты что-нибудь слышала о Джоне? Его дела в Лондоне, конечно, уже завершились? — В действительности, твой брат вернулся домой прошлой ночью. — Да? — Фанни странно посмотрела на свою мать. — Он в порядке? — Он в полном порядке. — И все дела улажены? Уотсон подумал, что мисс Хейл могла проинструктировать своего адвоката позаботиться о том, чтобы Джон оставил этот дом так скоро, как будет возможно. — Мы не будем переезжать. Фанни выглядела немного ошеломленной. — Итак, мисс Хейл проявила некоторое великодушие? — Я уверена, что твой брат предпочтет объяснить тебе все сам, — ответила миссис Торнтон. Фанни нахмурилась. — Что насчет фабрики? Уотсон сказал… — Уотсон, похоже, слишком склонен размышлять о жизнях других людей, Фанни, и не всегда с какой-нибудь конкретной целью. Итак, я предлагаю тебе рассмотреть факты, прежде чем дать волю полету фантазии. Голос ее брата! Она резко повернулась в направлении этого звука, и немедленно ее рот застыл в удивлении, потому что она увидела, что он был не один. — Мисс Хейл! Что Вы делаете в Милтоне? Маргарет улыбнулась. Она держала под руку Джона. В действительности, она выглядела весьма самодовольной! Джон встретил глаза своей сестры. Она подумала, что никогда не видела его таким счастливым. — Маргарет согласилась стать моей женой, Фанни. Вспышка ужаса исказила лицо Фанни, все ее ранее оживление совершенно исчезло, потому что ее собственный брат ошеломил ее, как гром, таким поразительным объявлением. — Женой! — Мы поженимся, — спокойно повторил он. — Так скоро, как все будет организовано. — Я не верю в это! Миссис Торнтон уловила в тоне Фанни намек на раздражение, смотря на своего сына и будущую невестку. — У твоей сестры, Джон, на самом деле есть собственные новости. — Да? — с шутливым взглядом спросил он. С радостью оказавшись в центре внимания и возвратив чувство собственной важности, Фанни Уотсон поделилась своими счастливыми новостями.