Судьба и обстоятельства

Ее шаги громким эхом раздавались по твердому каменному полу, подобно маленьким, опустошающим крикам в вакууме тишины. Место, где когда-то происходило обширное развитие текстильной индустрии, сейчас было бесшумное, холодное, бездушно напоминающее о своем прошлом; мечты и стремления его хозяина были отброшены в сторону, как ненужный хлопок, разбросанный по полу. Тяжелые машины в длинных, кажется, бесконечных рядах когда-то были способны работать как множество свирепых монстров, издававших оглушающий шум, теперь же они стояли, брошенные в совершенной тишине. Бесчисленное число мужчин и женщин, обслуживающих некогда неспящих гигантов, ушли прочь, и их возражающие голоса, которые она однажды слышала в поднявшемся, внушающем страх протесте, потерялись в жуткой пустоте. Постепенно ее сердце ощутило острую боль от всех потерь. Маргарет неуклонно шла вперед, ее ноги интуитивно несли ее по направлению к машинному залу. Воспоминания эхом резонировали в ее голове, словно голоса непослушных детей. О! Как давно это было! И все же она вспомнила тот первый роковой визит невероятно ясно, как будто это было вчера. Со сладко-горькой остротой она вызвала в своей памяти образы, как впервые следовала этим путем, опрометчиво ступая за преследователем испуганного рабочего, управляемая некой внутренней силой, чтобы идти за ним. Здесь, среди неумолимого грохота и рева машин, она стала свидетельницей жестокого наказания хозяином его рабочего. Она внезапно остановилась, дойдя до дверного проема теперь безлюдного машинного зала, продолжая вспоминать. В тот день, когда она впервые посетила это помещение, оно было наполнено рабочими — каждый выполнял свою работу. Машины гудели, и пух из хлопка летал во влажном воздухе, стремясь затемнить обзор. Раздались мучительные крики рабочего, который упал под натиском хозяйского гнева. Она не забудет, как почувствовала страх внутри, когда наблюдала ужасающую сцену перед собой, прежде чем, отбросив в сторону всю сдержанность, импульсивно встать на защиту рабочего. — Остановитесь! Сначала он не услышал ее. Она закричала снова в отчаянном призыве. Ее одинокий, полный возражения голос соперничал с неутомимым шумом окружающих машин, взывая к состраданию и человечности. Это было жестокое знакомство с фабричной жизнью. Маргарет не могла поверить, что люди могут относиться друг к другу с таким презрением. В действительности, она немедленно возненавидела его, хозяина фабрики Мальборо, когда он стоял перед ней такой агрессивный и упрямый со сверкающими от свирепого гнева кобальтовыми глазами. По правде говоря, его поведение глубоко шокировало ее — не только из-за его плохого обращения с несчастным рабочим, но и за то, как он бешено повернулся к ней, сверкая темными глазами, и громко приказал своему надзирателю вывести ее вон из помещения. После того дня она никогда не думала, что сможет когда-нибудь вернуться на фабрику Мальборо снова. Никогда не представляла, что ее жизнь впоследствии будет связана с фабрикой и ее рабочими через свою дружбу с Хиггинсами и мужчиной, чье поведение казалось ей таким отвратительным, но эта ненависть, так быстро развившаяся, исчезла со временем, постепенно затмеваясь любовью с ее возрастающим пониманием и уважением к Джону Торнтону. О! Так много произошло за прошедшие месяцы. Утром во время завтрака она внимательно слушала Генри, рассказывающего ей об ее приобретенном богатстве благодаря проницательности мистера Белла, который участвовал в спекуляции Джорджа Уотсона. В тот момент она знала, что должна действовать и помочь мистеру Торнтону. Невыносимо было видеть, как он скользит во мрак, в то время как она вела скучное, комфортабельное существование, ни в чем не нуждаясь. Ни в чем, кроме его любви — любви, которую она отвергла и каждодневно желала вернуть. Она пошла к окну, подол ее юбки скользил по хлопку, разбросанному по полу. Она печально посмотрела на пустынный двор. В последний раз, когда она видела его, он был покрыт одеялом толстого снега, узкими следами от колес кареты и копыт лошадей. Несчастная и мрачная картина предстала перед ней, отражающая все горе, которое она пережила. Шок от смерти отца и мучительная боль от разлуки с мужчиной, которого она любила, тяготили ее сердце. Было почти невозможно оставаться невозмутимой, когда каждая частичка ее тела хотела кричать в поисках утешения и любви и освободиться от боли. Потребовались все ее силы, чтобы сохранить самообладание. Она вспомнила, что он был учтив с ней и безупречно любезен, выражение его лица тщательно скрывало все эмоции. Их разговор был кратким. Он спросил ее так, чтобы она сама ответила, оставляет ли она Милтон. В тот момент ее сердце разрывалось. Как только она подтвердила это, он резко и без лишних слов отвернулся от нее. Конечно, он не делал попыток заговорить с ней снова до ее отъезда с тетей Шоу. Она хотела так много сказать ему перед тем, как уехать — что ее мнение о нем изменилось и она не могла представить себе жизни вне Милтона, который успела полюбить. Она жаждала исправить то недоразумение, которое так катастрофически возникло между ними и так ужасно испортило его мнение о ней. Она хотела сказать ему, что это был Фред, тот, с кем он видел ее в ту роковую ночь. Что ситуация вовсе не была такой, какой показалась на первый взгляд. Но она ничего не сказала. Она не смогла подобрать слов, чтобы начать. Когда карета увозила ее со двора, ей отчаянно хотелось оглянуться и посмотреть на его дом. Только бросить еще один взгляд на него. Был ли он все еще там, одиноко стоя на ступеньках, когда снег порхал вокруг него? Смотрел ли он, как она уезжает, испытывая облегчение от того, как она обращалась с ним? Сожалел ли он о том, что не захватил ее сердце? В холодной карете она посмотрела на окно рядом с собой и стала раздумывать, не высунуться ли ей наружу, но здравый смысл подсказывал этого не делать. В конце концов, какая молодая леди высунет свою голову в окно кареты, не рискуя повредиться в процессе? Образ ее матери предстал перед ней, предупреждая о последствиях такого безумия, и она, тихо и угрюмо расположившись на сидении, опустила глаза на черные перчатки, покрывающие ее руки. Сейчас она вернулась, не способная оставаться в стороне и вынести мысль, что он потерял средства к существованию таким жестоким образом… Вдруг без предупреждения раздавшееся у нее за спиной эхо шагов прервало мечтательность Маргарет, заставляя вернуться к настоящему. Через секунду она услышала, как шаги остановились позади нее, ее сердце забилось в нервозном ожидании. Она почувствовала слабость в предвкушении увидеть его снова. О! Служанка, которая позволила ей войти, должна была сказать ему, что она здесь! Ее мысли рассеялись как семена на ветру, она старалась выглядеть невозмутимой, перед тем как повернуться к нему лицом. В этот момент она почувствовала, как все внутри нее сжалось. Она приехала в такую даль, полная решимости духа, и она будет осуществлять свои действия, хотя последствия такой импульсивности были по-прежнему ей неизвестны. Ее сердце трепетало в ожидании услышать его голос над ней, она крепко сжала руки перед собой в попытке остановить их дрожание. Не услышав слова приветствия, она обернулась и увидела не мистера Торнтона, как ожидала, а его мать. Миссис Торнтон стояла рядом с ней со скрещенными руками на груди, выражение ее каменного лица было таким же черным, как и платье, которое она носила. Ее первые слова были резкими и холодными: — Его здесь нет, если Вы для этого сюда пришли. Его здесь нет. Маргарет сделала шаг вперед и положила свою руку на руку миссис Торнтон, желая показать этим жестом утешение и сострадание. Она только хотела, чтобы старая враждебность ушла. Кроме того, она узнала от Генри, что ситуация у Торнтонов была сомнительная и становилась все хуже. — Мне жаль, что фабрика закрылась, — вежливо сказала она, желая говорить более свободно, чтобы попытаться развеять очевидную неуверенность миссис Торнтон в ее будущем. Но миссис Торнтон отвернулась от нее, печально качая головой и опровергая ее предварительный жест примирения. — Когда я думаю о тех годах работы, которым посвятил себя мой сын, чтобы добиться того, что он имеет, признания его имени почтенными жителями Милтона, я считаю это несправедливым. Он не заслуживает таких страданий. Утомленным, приводящим в уныние пристальным взглядом она осмотрела пустующую комнату, в которой когда-то бурлила активность, прежде чем снова сосредоточиться на бесшумном присутствии Маргарет. — Для чего это было, мисс Хейл? Затем с плохо скрываемой горечью добавила: — Почему это Вам выпало богатство как раз тогда, когда он потерял его? Как могла Маргарет даже начать отвечать на такой вопрос? Она поняла смысл, который крылся за ним. Он работал тяжело и долго, чтобы получить вещи, которые приобрел. Ей же просто удачно был предоставлен жест великодушия от важной персоны. Для женщины, которая была так горда и любила своего сына, изменение в обстоятельствах дел представлялось горьким ударом. — Вы знаете, когда мистер Торнтон вернется? — вежливо спросила Маргарет, несмотря на враждебность, которая была направлена на нее. — У меня есть деловой вопрос, который мне необходимо обсудить с ним. — Я не могу сказать вам. Мой сын покинул дом рано утром. Он не сообщил о своем месте назначения или времени, когда я смогу ожидать его дома. — Понимаю. — Возможно дело, которое Вам нужно рассмотреть с ним, было бы лучше изложить в письме? — неустанно резким тоном продолжила миссис Торнтон. — Будьте уверены, я немного удивлена, мисс Хейл, что Вы сами занимаетесь деловыми вопросами, когда у Вас должен быть адвокат или агент, наблюдающий за состоянием дел. Было очевидно, что миссис Торнтон рассматривает любое участие Маргарет в деловых контактах с ее сыном совершенно излишним и вполне нежелательным. — Я приехала сегодня в Милтон вместе с моим адвокатом, которого я хотела бы представить, когда мы встретимся для обсуждения деловых вопросов с мистером Торнтоном, — объяснила Маргарет. — Я вижу сейчас, что, по крайней мере, должна была предупредить о своем намерении посетить Вас. Я надеюсь, Вы простите мне мое вторжение — Вы владелица, не так ли? Я полагаю, Вы можете поступать так, как Вам нравится. — Эта тишина кажется такой странной, — спокойно сказала Маргарет, оглядывая машины печальными глазами. Она пришла сюда полная надежды и сейчас видела, что хрупкая надежда исчезла в пропасти сожаления. Ее импульсивность, возможно, была безрассудной, но она не была бы верна себе, если бы действовала иначе. Если бы только она могла спросить у миссис Торнтон, как он. Но она дала себе обещание этим утром, когда решилась на встречу, что приедет сюда только по деловым вопросам, а не по личным мотивам. — Мой сын был неудачлив, но не только его фабрика пала под грузом тяжелых времен в этих краях, — решительно ответила миссис Торнтон. — Что он будет делать? Миссис Торнтон взглянула на нее лукаво и резко сказала: — Если Вы беспокоитесь о Вашей недвижимости, мисс Хейл, я уверена, что мой сын убедится, чтобы Вы были должным образом проинформированы по этим вопросам. Это не то, что она имела в виду. Она спросила это из-за беспокойства за него. Какие вопросы недвижимости и денег могли иметь значение, когда у нее не было шанса помочь ему? Но она, однако, ничего из этого не сказала миссис Торнтон. — Я знаю это, — сказала она. Вскоре она покинула миссис Торнтон, решив, что нет необходимости оставаться дальше, и пошла по направлению к отелю, где просила Генри подождать ее, пока сама сходит на фабрику Мальборо. Ему очень не понравилось ее желание ходить по улицам Милтона в одиночестве, и она долго убеждала его не сопровождать ее. Генри отложил свою газету в сторону на столик, расположенный рядом с ним, и встал, когда увидел Маргарет, входящую в зал, где он сидел в ожидании ее прихода. В подавленном настроении она села на стул напротив него. — Я боюсь, что не смогла увидеть мистера Торнтона, — с нескрываемым разочарованием сказала она. — Его не было дома. Генри снова сел на свой стул, изучая ее удрученное лицо и сожалея, что она потерпела неудачу в своем деле. — Мне жаль, — сочувственно сказал он. — Стоит ли нам подождать его возвращения? Она с серьезным видом покачала головой. — Я говорила с его матерью, и она не знает, когда он вернется домой. — Ты желаешь вернуться в Лондон? — Да, я думаю так Генри. Нет смысла оставаться здесь, если мы не увидим его, — с вынужденной улыбкой ответила она. — Я должна найти другой способ предложить мистеру Торнтону помощь, которую желаю ему предоставить. *** Ранее посетив Хелстон на обратном пути из деловой поездки в Гавр, он хотел увидеть место, где она выросла, и попытаться понять ее лучше. Сейчас же он находил некоторое утешение среди неослабевающих мук своего сердца, утопая в эмоциях, которые были столь же очаровательными, как и мучительными. У него даже не было роскоши, погрузить свой разум в деловые вопросы и постараться забыться, потому что фабрика также была безжалостно отнята, оставляя его без занятия, стремления и почти без надежды. Он был утомлен борьбой, стараясь держаться на плаву для своей и его матери пользы. Путешествие в Хелстон приближало его к ней, отвлекало от адской мрачности и мучительной боли, вызванной его ухудшающимся положением. На прошлой неделе он вынужден был закрыть фабрику и позволить своим рабочим уйти, не имея другого выбора и, в конечном счете, принимая неизбежность сложившейся ситуации. Впереди него лежали мрачные, но необходимые формальности по отказу от арендного договора и освобождению дома, в котором он и его мать до сих пор проживали, и где-то найти новое жилье. Но сегодня он не был способен думать об этих вещах. Сегодня в импульсивном порыве он сел на поезд, направляющийся на юг, никому не говоря о своих планах, только нуждаясь в пространстве и времени, чтобы побыть в одиночестве со своими мыслями — и думать о ней. Смерть мистера Хейла привела к неизбежным переменам. Он знал, что она должна была уехать. В тот день, когда он вернулся с похорон в Оксфорде, обнаружил ее, стоящую в гостиной своей матери с Фанни и женщиной постарше, которая была представлена ему как тетя Маргарет. Он носил перед ней маску, стойко цепляясь за отдаленность между ними, которая полностью расходилась с тем, что он чувствовал. Он быстро узнал, что она пришла попрощаться, перед тем как уехать в Лондон навсегда. Он едва мог выражать свои мысли, когда спросил ее, действительно ли она оставляет Милтон. Получив утвердительный ответ, вежливо произнесенный ее губами, он резко развернулся, не способный продолжать разговор, крутящая боль в его груди была невыносимой. Он не заговорил с ней снова, но с каждой проходящей минутой, пока она была в комнате и разговаривала с его матерью и Фанни, ему все больше хотелось подойти к ней, заключить в свои объятия и защищать, лелеять, любить ее. Они расстались достаточно приятно, но не более того, произнеся прощальные слова с небрежной необходимостью. Он не мог воздействовать на свои чувства — они были так же сильны, несмотря на все то, что между ними произошло. Неприветливость его манер, которые он проявлял по отношению к ней в течение нескольких месяцев после ее отказа, были для него как щит, защищающий его от выпущенных с ее стороны жгучих стрел. Но события, произошедшие позже, как бы проверили его и связали его существование с ней тончайшими нитями: он защитил ее от следствия, которое могло выставить ее как лгунью, а также возросли его уважение и дружба с Николасом Хиггинсом. Одни эти вещи связывали его с ней с малой надеждой на освобождение. Он заставил себя дать ей уехать в тот день, когда стоял на ступеньках своего дома. Снег кружился в вихревом потоке, затрудняя созерцание отъезжающей кареты. Он сказал себе, что желает, чтобы она уехала, хотя осознавал, что страстно желает, чтобы она осталась. Потеряв ее, он вернулся в офис к бухгалтерским книгам, хотя для него было почти невозможно оставаться в обычном равновесии. Он сидел некоторое время в отчаянии, слепо смотря вниз на свои ухудшающиеся счета. Казалось, что без нее мир сжимается вокруг него, заманивая его в сферу несчастья и пустоты. Если бы не проницательность Николаса Хиггинса, он бы до сих пор мучился сомнениями из-за часто посещаемого образа Маргарет, где она была захвачена нежным объятием другого мужчины. Он подозревал ее, хотя и относился с недоверием к тому, будто она имела возлюбленного, но сейчас он знал, что то, что он видел, было не более чем сладостно-горькое прощание между братом и сестрой. Правда окрылила его, возможно даже увеличила любовь, которую он испытывал к ней, но она до сих пор находилась вне его досягаемости — сквозь расстояния и обстоятельства. Он старался, но не мог позволить уйти мысли о ней. Он уже оставил попытки запрещать себе думать об ее милом образе. Забыть ее было невозможно, и медленно, но верно он утопал в страдании от своих безнадежных и безответных эмоций без какой-либо надежды на спасение. *** Мидланд — промежуточный пункт между старой и новой жизнью. Это было безликое шумное место с многочисленными толпящимися людьми, где пар от локомотивов клубился в эфирные туманы. Как только поезд, на котором они путешествовали, остановился, Генри прервал молчание, сопровождающее их поездку, сказав, что их поезду нужно пропустить другой поезд. Маргарет утомлено вздохнула. Сейчас она была на пути домой, куда хотела добраться как можно скорее, чтобы удалиться в свою комнату и побыть в одиночестве со своими мыслями. Вдруг она беспокойно встала со своего сидения и распахнула дверь вагона, предпочитая игнорировать удивленный взгляд Генри, направленный в ее сторону, решив воспользоваться предоставленным временем и немного прогуляться, чтобы размять свое вялое тело от сидения после долгой поездки. Она провела большую часть путешествия в мыслях о том, как же помочь мистеру Торнтону теперь, когда попытка увидеть его оказалась неудачной. Она обсудит это с Генри, после того как вернется в Лондон. Конечно, она не собиралась отказываться от своих намерений. Однако сейчас она хотела побыть одна с воспоминаниями и приятными мечтами о том, как всё могло бы произойти при ином раскладе. Джон… Она никогда не произносила его имя вслух, но за последние несколько месяцев она обнаружила, что оно становилось все более и более привычным в ее мыслях, более подходящим к тем чувствам, которыми она сейчас так дорожила по отношению к нему. Если бы только она смогла увидеть его и поговорить с ним сегодня! Она могла только вообразить, что могло случиться между ними и как бы он отреагировал на ее предложение. Смогла ли бы она рассказать о своих планах, не выдав ему своих истинных чувств? И если бы он прочел ее чувства у нее на лице, отреагировал ли бы он на них так, как она тайно мечтала? Мог ли он все еще любить ее, несмотря на то, что его любовь была вне досягаемости? Или это было только ее пылкое желание, броситься к нему в объятия и почувствовать, что, невзирая ни на что, его любовь все еще принадлежала ей? Ее ноги привели ее к скамейке, на которую она села. Как изменилась бы ее жизнь, если бы она не отклонила предложение мистера Торнтона, когда он пришел к ней на следующий день после бунта! Если бы она знала, как сильно полюбит его! Она задавалась вопросом, расскажет ли ему его мать об ее визите, и если да, как он воспримет эту новость. Она представила себе, как его мать с кислым выражением лица и издевательским тоном рассказывает ему о том, что она приехала проверить свою недвижимость и обсудить с ним деловые вопросы. И он не узнает, не догадается, что это была лишь уловка, чтобы она смогла увидеть его и отыскать на его лице хоть малейший намек на привязанность. Сейчас перспектива возвращения в Лондон подавляла ее. Она чувствовала вину за свое желание возвратиться в Милтон, особенно когда ее семья была так добра к ней. Эдит была рада, что она жила с ними, и с нетерпением ждала ее возвращения, чтобы брать ее с собой на бесконечные обеды, балы и визиты, которые сама так любила. О, как бы Маргарет хотела посидеть и поговорить с Бесси, как это было перед ее смертью. В течение многих дней она желала увидеть ее снова и поговорить с ней, как в старые времена. Каждый день, каждый час она желала возвратиться в Милтон снова. *** Поезд со скрипом остановился на платформе в Мидланде. Джентльмен, разделяющий поездку до этой станции с Джоном, вышел, оставив дверь вагона открытой, как бы подразумевая, что и он должен покинуть поезд. Джон положил свою руку на дверь, чтобы захлопнуть ее, но вдруг передумал и шагнул в суету станции. Голос диктора эхом раздавался на платформе, но он не обращал на это никакого внимания и не слышал, что тот говорил. Его собственный поезд собирался стоять в течение десяти минут, так что он не боялся отойти от него, чтобы размять ноги. И даже если поезд уйдет без него… Что было в пустом вагоне, имеющее значение для него? Пиджак и шейный платок лежали на сидении, он снял их в Хелстоне из-за жары, обрушившейся так свирепо на него, и не успел надеть снова. Вокруг него шли люди, слишком погруженные в свои мысли, чтобы заметить отсутствие формальности его одежды. Он блуждал вдоль платформы, опустив вниз глаза, думая о пустоте, которую он надеялся вычеркнуть своим визитом в Хелстон. Вместо этого он только увеличил ее и жажду увидеть Маргарет снова. — Лондонский поезд готовится к отправлению. Среди его омраченных мыслей он услышал слово Лондон. Лондон! Туда она уехала после смерти отца к своим родственникам. Он повернул голову, чтобы посмотреть. Поезд на другой платформе собирался отправляться, и двери вагонов с хлопаньем закрывались, чтобы люди продолжили свое путешествие. Дым извергся из локомотива в подготовке к движению. Внизу платформы молодая женщина собиралась войти в вагон первого класса, смотря на кондуктора, стоявшего на платформе рядом с ней и открывающего дверь, чтобы она могла войти внутрь. Глаза Джона сузились, напряглись, смотря сквозь дым, его сердцебиение внезапно участилось, что-то в этой женщине показалось ему знакомым. Кондуктор хлопнул дверью, как только она исчезла внутри вагона, и зазвучал свисток, сигнализирующий о готовности поезда к отправлению. И тогда он понял… — Маргарет! — ее христианское имя, такое знакомое ему, еще никогда не произнесенное в ее присутствии, вылетело с хриплым шепотом из его рта в ошеломлении, когда колеса поезда начали вращаться и скользить вдоль рельсов. Маргарет! Поезд медленно двигался вперед со свистом, каждый вагон по очереди скользил мимо него, принося тот, в котором сидела Маргарет, все ближе к нему. Он попытался двигаться, стремясь к вагону, зная только, что должен добраться до нее, но его ноги были словно мраморные плиты. Он не мог двигаться. Что с ним произошло? Какая неподвижность овладела им, что он не мог побежать к ней? Он только знал, что ему нужно увидеть ее лицо, взглянуть хотя бы один раз… И тогда он увидел ее в профиль, сидящую у окна с прекрасным, задумчивым лицом, она склонилась вниз и разглядывала что-то на своих коленях. Она была не одна. Джентльмен, поглощенный изучением газеты, сидел напротив нее, и, хотя Джон бросил на него мимолетный взгляд, он узнал его, это был Генри Леннокс. Глаза Джона пожирали ее красоту, ему казалось, что она стала еще прекраснее за то время, что отсутствовала в его жизни. Если бы только она подняла глаза и повернулась к окну, то смогла бы увидеть его там! Невероятно, но она так и сделала! Ее пристальный взгляд поднялся от того, что ее занимало, и она посмотрела прямо в его глаза. Ее выражение лица совмещало шок, восхищение и мучительную боль. Ее тело стремилось к нему. Она пристально смотрела на него с желанием, на которое он никогда не осмеливался надеяться увидеть на ее прекрасном лице. Его мысли закрутились в хаосе, сердцебиение было таким быстрым, что он почти не дышал. Маргарет! Он попытался двигаться по направлению к ней, но его тело было словно заморожено. Все время, что она смотрела на него, она была подобна красивой птице, пойманной в клетку и обреченной на неволю. Она разделила губы, как будто хотела что-то сказать, когда их глаза пронизывали друг друга. Маргарет! Он не мог отвести от нее глаза, когда ее вагон проплывал мимо него, их пристальные взгляды сцепились в безумном желании остановить время только на несколько минут, даже секунд, но достаточных, чтобы передать безмолвное желание простым взглядом. Он не мог оторвать взгляд от поезда даже потом, когда тот покидал станцию в направлении Лондона с драгоценным грузом в виде женщины, которую он не прекращал любить. В его груди раскалывалось сердце от осознания того, что он заметил ее слишком поздно. Он чувствовал, как его тело дрожало в ответной реакции на жгучую боль, пронизывающую его. Силы оставили его, но онемение, захватившее его тело, стало рассеиваться. Он протянул руку и инстинктивно ухватился за ближайший столб, чтобы сохранить равновесие, и из его губ со страстью вырвалось только одно слово, навечно запечатленное в его мыслях: — Маргарет!