Вера

      Я стою на краю огранённого мира и впервые отчётливо понимаю, чем отличается алмаз от бриллианта. В моих руках рассыпается тьма: на осколки, на пепел, на порох — взрывается почти сразу, уносится снова ветром. На моих ногах слишком отчётливо видны следы крови: и, наверное, спросит кто — не скажу, чья.       Впрочем, уверен, — никто не спросит.       Небеса мои расколоты на две части: что по сторону от меня, где люди, появляясь и исчезая, в бесконечной спешке бросаются между мирами, и на ту, куда никто из них не забредёт.       Облака мои окрасились в очень чёрный: безо всякою синевы, цвета неба вернуть не удастся мне никогда.       Мои костяшки разбиты; впрочем, я скажу так же о ритме моей души, о сюжетах, которые обернулись одним целым и были в пыль обращены, о своих целях, превратившиеся в обычное несовершенство линий этой коварной судьбы, ставшие бесполезным, в конце концов, совсем не нужными такому, как я.       Я стою на грани этого мира, и она качается так сильно, как только может, пытаясь сбросить меня с себя.       И тут можно снова так сказать: не только она...       Я балансирую на самой обочине этого измерения, где зарождаются самые страшные мысли и чувства, где то, что желаемо, что недопустимо, но близко, словно рукой подать, превращается в действие и ухмылку на лице.       Мои белые глаза пугают тех, кого я встречаю. Мои белые глаза — моё проклятие в белом плаще и без косы. Я не вижу ничего, кроме чёрного силуэта: вдали, вблизи, в глубину и сквозь, я чувствую запах пожухлых листьев, но вижу только длинную вытянутую тень от того, что есть на самом деле.       Я всего лишь дух, призрак и остаюсь навсегда бесплотным: тем, кого можно потрогать, если поверить. Никто не верит. Но все боятся.       Я оставляю на своём пути хрупкое стекло, и они ломают его, будто бы пытаясь стереть последние признаки моего какого-никакого, но существования. Я оставляю позади себя красный свет: не такой яркий для их глаз, но который я всё-таки могу различить лучше, чем всё остальное. Я пытаюсь показать, что я всё ещё здесь и что мой облик не расползается мутной дымкой в тумане.       Я измученно писал пером по дереву: буквы получаются неровными, царапают, неприятный скрип режет уши, и я морщусь, но моё существование снова стоит под вопросом, и я не могу сомневаться.       Ведь всё правильно.       Как может сомневаться тот, кого нет?       Я всего лишь призрак. Дух. Застывшая тень реального себя: и я почти что не вру. Те же черты, та же одежда и тот же застывший во рту вкус разведённого с водой апельсинового сока, но глаза совсем не те. В тот последний день — я снова повторяюсь и это ещё одно подтверждение — за мной пришла белая смерть.       Я толкаю тебя вперёд, в огонь, в пламя, в раздирающую тело Геенну и если бы мой взгляд мог что-то выражать, это была бы надежда. Мне уже больше совсем никого не жалко. Я совсем разучился плакать.       Они всё ещё не верят.       Я живу в выдуманном мире, откуда то уходят, то снова приходят люди. Я живу в огранённом мире, и последним моим желанием было навсегда сохранить себя: но, в конце концов, как можно заставить кого-то поверить, когда сам не уверен в том, что ты — это ты?       Я плету колючие капканы, но руки совсем не чувствуют боли. Я смотрю на бесцветную полосу, пересекающую ладонь, и мне, наверное, всё равно. Ты попадаешься, но ты скорее подумаешь, что это какой-то человек — а, быть может, даже твой друг — решил тебя подловить.       Я не верю больше в себя. Моё тело заковано в формалин, с живыми и настоящими голубыми глазами, и я пожелал быть вечным навсегда, но как можно быть вечным, когда твоя жизнь превратилась в чёрно-белую пустоту? Когда мироздание само спихивает тебя поближе к краю, сбрасывает в бездну.       Видеть настоящих людей больно: у них есть выбор. Досада поперёк горла. Я ненавижу людей. Я растворяюсь в дымке, ведь меня нет. Потому что я ничто. Но вы есть. И пока вы есть, я буду стоять за вашими плечами.       Может быть, когда-нибудь в меня поверят.