Легенда

Время едва перевалило за полдень, но, казалось, будто оно застыло, замерзло, застуженное невесть откуда залетевшим в эти края бураном. А вместе с ним застыли и все невольные обитатели трактира возле старой дороги. Замерли, словно стрелки на часах и никуда больше не движутся. Слишком остро ощущала это одна юная особа – по виду дочка купеческого старосты, обладательница незабудково-ясного взгляда и волос мышиного цвета, который она гордо именовала пепельным, в чем уже битый час убеждала всех посетителей, собравшихся внизу возле камина. Ее отец – степенный дородный купец, не прерывая разговора с компаньонами, только насмешливо хмыкал в бороду, заслышав очередную благоглупость дочурки. Невольная аудитория внимала ей без особого энтузиазма. Три монашки в углу мерно перебирали четки, продолжая чуть слышно бубнить слова молитв, старушка у самого камина непрерывно щелкала спицами, изредка окидывая подслеповатым взглядом из-под плотно нахлобученного чепчика то не в меру говорливую особу, то свою подопечную – тощую остроносую девицу в платье черного сукна с медными пуговицами, выдававшему в ней воспитанницу модного королевского пансионата также явно, как и огромное пенсне на тонкой золотой цепочке. Девица то задумчиво вертела его в руках, то бегло осматривала сквозь его линзы всех присутствующих в зале, то вновь чуть отстраняя его от лица, склонялась над книгой, но чтение явно не шло. Наконец она раздраженно захлопнула весьма потрепанный томик и весьма скучным голосом сообщила, что в некоторых странах, лежавших по ту сторону гор, женская болтливость относится к тяжко караемым преступлениям. Купеческая дочка вспыхнула и, стремглав выскочив из-за стола, бросилась к отцу. Весь трактир услышал ее жалобы: – Папочка, ну когда же мы уедем отсюда?! Купец что-то ей прошептал, отчего она побледнела, но продолжила канючить: – Но я хотела попасть к тетушке Эльзе на праздник Возжигания свечей! Купец повел рукой, словно отстраняя ее, тем самым ясно показывая намерение закончить разговор, но та не унималась: – Там и гуляния будут, и катания на салазках, и танцы, и тетя Берта обещала мне погадать на суженого. Купец лишь окинул ее недовольным взглядом и мягко подтолкнул в сторону их столика. Обитатели трактира услышали, как он словно в тысячный раз повторил: – Буран поднялся, дороги замело. Пока не утихнет – ехать нельзя. Завтра к тетке поспеем. Девушка недовольно надула губки и удрученно вернулась к себе. Курсистка было вновь погрузилась в свою книгу, когда купеческая дочка капризным голоском протянула: – Ну, чем же нам всем тогда заняться?! Одна из монахинь, неодобрительно поглядывая на курсистку, предложила девушкам присоединиться к молитве. Курсистка язвительно хмыкнула и вновь углубилась в чтение, купеческая дочка вежливо отказалась. Но через некоторое время вновь раздался ее голосок: – А давайте тогда рассказывать истории. Ведь это должно быть так поучительно – рассказать что-то из своей жизни. Наверняка этот камин видел и слышал такое, что поведай он нам все, мы бы побледнели от страха! Трактирщик – дородный лысый мужчина в возрасте, недоуменно почесал в затылке. – Дык, что рассказывать барышня? Трактир у нас хороший, другим не чета, все честь – по чести, тихо и спокойно. Не смотрите, что на отшибе стоит – здеся завсегда наш герцог с охотой своей останавливается, да и вестовые королевские тоже тута роздых имеют. Курсистка хихикнула, девица недовольно надула розовые губки. Романтика стремительно утекала из ее воображения, проигрывая безнадежный бой прозаической реальности. Но тут дверь внезапно отворилась, впустив внутрь облако снега, морозного воздуха и незнакомца, принесшего все это за собой. Девушки синхронно взвизгнули, трактирный служка помчался закрывать дверь, а незнакомец наконец стряхнул снег со своей одежды. – Кто-то говорил о легендах? – осведомился он молодым звонким голосом. Скинув свой промокший плащ служке вместе с мелкой монетой, незнакомец подошел к камину, сунув замерзшие руки чуть ли не в самый огонь. Юноша был молод, темноволос, чуть сутулился, но потому как беззаботно он улыбался, как насмешливо обводил взглядом всех присутствующих, было понятно, что, не смотря на возраст, перед ними бывалый путешественник. Что он тут же и подтвердил, осведомившись: – А что дадут бедному, уставшему путнику за одну чудесную историю, рассказанную у этого весьма гостеприимного очага?! Купцы, прервав свой разговор, чуть покосились в его сторону, монашки забормотали свою молитву вдвое быстрее, курсистка задумчиво разглядывала его сквозь пенсне, а купеческая дочка радостно захлопала в ладоши. – Ах, обязательно расскажите нам историю! Мы ведь не откажем голодному, замерзшему путнику в ужине, правда, папочка?! Купец покосился на юношу, но видимо придя к выводу, что беседа хоть как-то отвлечет дочурку, кивнул трактирщику и тот неспешно подошел к путнику. Между ними произошел быстрый разговор, конец которого услышали все в зале. Юноша в запальчивости повысил голос: – Я не бродяга и милостыню не прошу, но найдутся ли здесь две комнаты – мои родители подъедут чуть позднее. Трактирщик согласно кивнул и вскоре перед юношей как по волшебству появился поднос с горячей похлебкой, блюдо с жареной рыбой и большая кружка, распространявшая аромат горячего вина с пряностями. Юноша принялся за еду, а девушки, изнывая от любопытства, придвинулись ближе. Но вот, наконец, он отставил поднос и одарил своих будущих слушательниц веселым взглядом каре-зеленых глаз. – О чем же вы хотите услышать? О войне, о гибели и рождении королевств, или же – он сделал многозначительную паузу. – о любви. – Да-да, о любви! – всплеснула руками купеческая дочка. Курсистка пренебрежительно покосилась на нее и уточнила. – Надеюсь, это будет не обычная сказка о принцессе, что всех милее и о ее возлюбленном принце, что всех храбрее? Благодарю покорно, но не нужно. Купеческая дочка чуть нахмурилась, а юноша, загадочно улыбнувшись, ответил: – Нет, не такая это история. Есть в ней и принцесса, и даже не одна, да вот только назвать ее прекрасной или нет – решать вам самим. Будет в ней и принц, о чьей храбрости не мне судить. Будет и любовь, но такая, о которой и слова не вымолвить. А верить или нет этой истории – не знает никто. Пока он говорил, все люди в трактире невольно придвинулись к нему. И купцы, и монашки, и трактирщик с подручными, и даже бабушка-наперсница старалась как можно тише щелкать своими спицами, что уж говорить о девушках, не сводивших с него взгляда. Юноша еще раз окинул всех веселым взглядом и начал свой рассказ. – Давным-давно, в королевстве Нижняя Гонта все жители собирались на шляпный карнавал. Все от мала до велика – и рыбаки, и пахари, и ювелиры и повара, и, конечно же, сильнее всех ждали этого карнавала три дочери короля – Юна, Верана и Мая… Голос юноши то превращался в шепот, живописуя злоключения принцессы, и слушатели напряженно ловили каждое слово, то взмывал вверх, и все представляли себе огромные крылья дракона, закрывающие полнеба. Уже стемнело, когда юноша наконец-то закончил свой рассказ, завершив его последнюю фразу: «Распростертый на песке человек смотрел на женщину, прикованную к скале. В лучах высокого солнца она была невыносимо прекрасна»*. – Вот и все! – радостно провозгласил юноша. – Как все? – загомонили его слушатели. Особо усердствовали девушки. – Ну, ведь не могло все так закончиться! – сквозь слезы твердила купеческая дочка. – Он же выжил и женился на ней, и жили они долго и счастливо, и у них было много детей! – Детей! – фыркала курсистка, досадливо сморкаясь в огромный клетчатый платок. – Они принадлежат к разным биологическим видам, у них не может быть потомства! И потом – он же нарушил пророчество, а значит умер. Умер у нее на глазах! – провыла она, вновь спрятавшись за платком. – А короля-то судили али как? – вопрошал трактирный служка. – Девица и змей есть старый греховный сюжет! – ответствовали монашки. – Так значит, дракон за моря летал! Это ж вы, господин добрый, Каджистан живописали. Да так натурально! – вклинился в общий гомон голос одного из купцов. – Там посреди пустыни вулкан стоит, а путь к нему черным стеклом проложен! – Знаю я каледонов пух – ох и теплый же он! – радостно возвестила старушка. Юноша лишь загадочно улыбался – как он и говорил, каждый решил для себя сам. Но только вихрь вопросов поднялся заново, как в дверь постучали. Служка метнулся и впустил внутрь высокую женщину, укутанную в теплый дорожный плащ и кафтан на меху. Отряхиваясь, она провозгласила: – Лиранн! Ах ты, паршивец, знаешь же, как отец не любит путешествовать в такое время года. Юноша подскочил к ней, и, принимая одежду, зачастил: – Комнаты заказаны и теплые постели уже ждут вас. Как здоровье тетушки Май и моих любимых сестричек? Женщина улыбнулась, но вновь нахмурила брови, хотя в ее темно-карих глазах так и плясали искорки смеха: – Не переводи разговор, отец сейчас отряхнется и придет, и ты будешь весь вечер выносить его брюзжание. Девушки во все глаза уставились на вновь прибывшую. Действительно, юноша был очень на нее похож – тот же нос, тот же большой тонкогубый рот, та же привычка хмуриться, те же манеры и обхождение. Но то, что в его исполнении выглядело интригующим и даже привлекательным, у нее лишь удручало. «Как же ужасно быть настолько некрасивой!» – подумала купеческая дочка и уловила отблеск этой мысли в глазах курсистки. Девушки смутились и покраснели, стараясь не так сильно пялиться на гостью. Тем временем мать и сын уже поднимались по лестнице к своим комнатам. Купеческая дочка не выдержала: – Но вы так и не дорассказали историю! Про принцессу и дракона. Чем же она заканчивается? Женщина обернулась на ее голос и чуть пожала плечами: – А чем еще может закончиться история о девушке и драконе?! Конечно же, они стали легендой, красивым символом любви. Сказала и поднялась на второй этаж. Внизу вновь загомонили постояльцы, обсуждая рассказанную историю. – Лир-Анн, – мать задумчиво покосилась на сына. – и как отец должен будет прореагировать на твое словесное творчество? – Как-как, – рассмеялся юноша. – ну, состроит грозную мину, ну, понедовольствует минут пять, потом все равно отойдет и прочтет очередное стихотворение. Тебе ли не знать? Женщина лишь покачала головой. Юноша склонился перед ней в шутовском поклоне и извлек из кармана сюртука трубку. Но никто в полутьме трактира так и не увидел, как она зажглась сама собой. Словно от чьего-то огненного дыхания.