Именинница

Пенсионерка Нина Григорьевна была очень рада, что сегодня можно не идти на работу. Точнее, подработку – с ее-то грошами, получаемыми от государства, не то что на нормальную жизнь, на хлеб не всегда хватает. Вот и приходится вон из кожи лезть, чтобы и на ремонт откладывать, и сыну хоть немного помогать, и внуков баловать. Это не говоря еще о лекарствах и различных медицинских услугах, с затратами на которые постоянно приходится мириться. Все-таки годы берут свое. А сегодня можно было отдохнуть, ведь заведующая супермаркетом, в котором она без выходных мыла полы, пусть и с неохотой, но отпустила ее. В честь дня рождения. Юбилей как-никак. Оливье, уже давно заправленный майонезом, красовался в центре большого праздничного стола, накрытого белоснежной накрахмаленной скатертью; хрустальные фужеры, доставшиеся ей еще сорок пять лет назад в качестве подарка на свадьбу, ждали своего часа, чтобы огласить комнату звонким чоканьем под крики «Поздравляем!»; а аромат фирменного яблочного пирога, с которым не идет ни в какое сравнение любой магазинный торт, кажется, пропитал даже обои на стенах. Нина Григорьевна больше часа предвкушала появление гостей – самых дорогих в ее жизни и самых долгожданных. Уже надела свое праздничное платье в крупный зеленый горох, сделала незамысловатую прическу, а в ушах теперь красовались большие бирюзовые серьги – подарок покойного мужа на прошлый юбилей. - Видишь, Петь, ношу я их, а ты говорил… - грустно улыбнулась именинница, поставив на старое трюмо алую помаду после нескольких простых штрихов на губах, и посмотрела на фотографию своего супруга, стоявшую тут же, у зеркала. Ее глаза с четкими морщинками вокруг вдруг наполнились печалью, и пальцы как-то сами собой потянулись к рамке, чтобы погладить холодное, чуть пыльное стекло, защищающее снимок. Но потом женщина резко отдернула руку, прогоняя мрачные мысли. - Ох уж эта моя больная фантазия… - пробормотала она, отворачиваясь от зеркала и вновь осматривая комнату, чтобы убедиться, что все в порядке. – Все еще жду, что ты заявишься под мой балкон с букетом цветов, как сорок лет назад? Как же давно это было, словно в другой реальности… Пенсионерка глубоко вздохнула, пытаясь сдержать слезинку, которая будто выбилась наружу из самой глубины души – тех закоулков горьких воспоминаний, о которых она предпочитала даже не думать. - Поскорее бы уже они пришли, - с досадой проворчала она, вновь бросив беглый взгляд на старые настенные часы, которые вот-вот уже должны были пробить семь вечера. И, словно услышав ее мольбу, в дверь позвонили. - Ну наконец-то! – повеселела женщина и, оправив складки на платье, поспешила открыть. – Что вы так дол… - Добрый вечер, Нина Григорьевна! – звонко поприветствовала ее невысокая молодая девушка с милым веснушчатым личиком. – Я вам тут пенсию принесла, как и просили. - А, Лидочка… Проходи, - немного растерянно проговорила женщина и пригласила ее внутрь. - Простите, что так поздно, Нина Григорьевна, - затараторила Лидочка, размахивая белым конвертом. – Сегодня на почте настоящий завал, прям времени вырваться ну вообще нет! А у вас праздник что ли? – улыбнулась она, увидев красиво сервированный стол. - Да так… - отмахнулась пенсионерка. – Юбилей у меня, шестьдесят пять стукнуло. - Поздравляю вас, Нина Григорьевна! – просияла Лидочка. – Много-много здоровья и долгих лет жизни! И пенсию, конечно, побольше. - Спасибо. - Гостей ждете? - Да, вот уже должны были появиться, а их все нет никак, - пожала плечами женщина. - Ну, придут скоро, я уверена, - сказала девушка. – А мне пора уже. Темнеет. Конверт я тут оставляю. - Да, спасибо большое, милая. Проводив почтальона, пенсионерка вернулась в комнату, уже порядком нервничая. Не случилось ли что? Но мысли прервал настойчивый звонок телефона, и от нехорошего предчувствия по коже поползли мурашки. - Слушаю? - Привет, мам, - голос сына был на удивление тихим. - Привет, Олежка, - взволнованно ответила Нина Григорьевна. – Ну как вы там? Скоро будете? - Мам, прости, мы не сможем приехать. Работы много, а Наташа с детьми одна не поедет. Женщина присела на краешек дивана, отчего тот глухо скрипнул. - Мам? Ты слышишь? Ты же не обижаешься? Она мельком смахнула слезу со щеки и глубоко вздохнула, пытаясь говорить ровным спокойным голосом. - Нет, сынок, конечно, нет. Я все понимаю, работай. Только не задерживайся слишком долго, пожалуйста. - Хорошо, мам. Ну ладно, мне пора. Еще раз с днем рождения. Пока. - Спасибо. Пока. - Два слова уже не дошли до абонента, и лишь короткие гудки пикали в трубке. Нина Григорьевна положила телефон на место и закрыла лицо руками, пытаясь совладать с нервами. Просто чтобы старое сердце вновь не разболелось и не пришлось вызывать скорую. Просто чтобы не создавать никому лишних проблем. И только тогда одиночество смогло обнять ее своими промозглыми крыльями. Завтра снова на работу, а сегодня уже почти закончилось. Салаты убраны в холодильник, фужеры в сервант, а пирог, наверное, уплетают довольные соседские детишки. И теперь уже точно шестьдесят пять, а не шестьдесят четыре. И вроде как грех жаловаться на что-либо. Но только кто вправе судить ее за слабость, которую пожилая одинокая женщина позволила себе перед сном? Всего-навсего поплакать немного, прижимая к груди черно-белый снимок мужа. Ведь завтра жизнь продолжится. А сегодня… сегодня она именинница.