День Всех Мертвых

      В Фиоре был один день, когда весь народ по непонятным причинам сидел дома и ничего не делал. Никто не выходил на улицу, будто не было желания вздохнуть воздуха, наполненного запахами свежеиспеченных булочек, жареного мяса, морских продуктов и чего-то сладкого. Создавалось впечатление, что люди боялись выходить на улицу, но все было намного проще — День Всех Мертвых.       Негласный праздник, хотя его и тяжело таковым назвать; в этот день около пятисот лет назад в город пришло масштабное несчастье. Злые люди, разбойники из других деревень и пираты напали на тогда еще небольшую деревушку и убили весь люд, проживавший на той земле. Оставили лишь одного мальчика, которого по чистой случайности не заметили. А может, просто не захотели убивать, ведь пятилетний ребенок не мог бы выжить. В любом случае, они оказались правы. Мальчик умер через день-другой, превратившись в пыль.       Эта пыль разлетелась на север и юг, на запад и восток разрушенной деревушки. Пыль дала новую жизнь, магию, и народ перестроил деревню в город, и дал название «Королевство Фиор». Хотя еще тогда Фиор был скорее похож на какой-то маленький городок. Однако спустя столетия место можно с легкостью было назвать королевством.       В память о погибших у народа сложилась такая традиция — не выходить на улицу целый день. Домом мы всё-таки называем место, где нам комфортно, уютно, тепло, а главное, где мы чувствуем себя в безопасности. Возможно, если бы жители тогдашней деревушки сидели дома, они бы не умерли — разбойники посчитали бы, что это заброшенная деревня, и ушли.       Люси никто не предупреждал об этом Дне; когда-то она подслушала разговор своего отца и одной из прислуги, которые обсуждали День Мертвых. Отец Люси говорил, что нельзя никому выходить из дому, и поручил всей прислуге следить за своей дочерью. Было одно «но»: у Люси совершенно вылетел тот день из головы, и поэтому сегодня, когда она привычной дорогой шла в гильдию, удивилась, что не встретила ни единой души на улице.       Сначала Хартфелия подумала, что может все собрались на каком-то фестивале или празднике, хотя хорошо знала, что ничего особенного на сегодняшнюю дату не намечалось. Еще больше она удивилась тому, что в гильдии не было никого. Только Мира, протиравшая до дыр несчастный стакан, и то взгляд у нее был каким-то стеклянным, незаостренным, не таким.       — Мира! — позвала ее Люси, тем самым растормошив Демоницу. Мираджейн посмотрела на нее и попыталась выдавить что-то наподобие улыбки, но вышло криво и фальшиво.       — Привет, Люси, — с голосом Штраус тоже что-то было не так — в нем не играли привычные ноты радости и веселья; в нем сквозила тревожность, печаль и хриплость, будто Мира простыла и вышла больной на работу.       Люси села за барную стойку, покачала ногами и попыталась взглянуть в глаза Миры, но та упорно их прятала за челкой. Оглядев помещение, Люси поняла, что они с Мираджейн одни во всей гильдии.       — Эй, Мира, а что со всеми остальными?       — Ох, Люси, только не говори, что ты забыла, какой сегодня День? — резко, даже как-то зло спросила Мира, закусив губу. И несчастный стакан, находившийся у Дьяволицы в руках, чуть не разбился, лишь маленькая трещина напомнила, что стакан следует положить обратно на место. Тяжело вздохнув, она поставила его. — Извини…       — Мира, что-то случилось плохое? — тихо спросила Люси и положила свою ладонь на руку девушке. — Ты выглядишь очень грустно и печально. Что-то с Эльфманом или Лисанной?       — Нет-нет, с ними всё хорошо, не переживай. Люси, ты правда не знаешь, что в этот день произошло несколько столетий назад? — уже спокойнее сказала Мира и снова принялась протирать стаканы.       — Не-а, — пробормотала Хранительница. — Но меня очень волнует, почему нет ни одного человека на улице, ни тем более в Хвосте Фей?       — День Всех Мертвых, — печально улыбнувшись, сообщила девушка. — Пятьсот лет тому назад, на небольшом участке в Фиоре была деревушка. Здесь жило мало народу и фактически далеко от самого города, где находилось очень много злых людей. Они управляли всеми землями и как-то раз решили напасть на деревню и убили всех людей, кроме мальчика. К сожалению, он тоже умер, так как был мал, и превратился в пыль. Она разлетелась в разные стороны деревни, и там же зародилась снова жизнь, но уже с добрыми людьми и магией, которая победила разбойников. Много лет спустя после ужасного случая народ стал выдумывать, что если бы в тот день все люди спрятались дома, народ бывшей деревни выжил. Тогда всякие поселки, деревни долго не жили, год самый максимум. Разбойники подумали бы, что деревня заброшена и ушли бы. В общем, пошла такая традиция — каждый год, в этот же день, все люди не выходят на улицу и сидят дома, в безопасности.       Закончив свой рассказ, Мира сразу же улыбнулась.       — Я немного удивлена, что ты не знаешь об этом «празднике», ведь ему уже не один год и даже не два. — Мира похлопала по плечу подругу, которая о чем-то задумалась. Видимо, после этой грустной истории у Люси пропало настроение.       — Теперь понятно, почему никого нет. Я, наверное, тоже пойду домой. — Хартфилия встала и пошла к выходу. — До встречи.       — Всего хорошего, Люси.       ***       Люси не хотела идти домой — что-то отталкивало ее от собственного жилища. Хоть и в такой день все сидят дома, со своими семьями, волшебница отчего-то наоборот хотела побыть на улице. Ходить по узким улочкам, не встречать на пути никого, не слышать разговоры о проданном товаре, не чувствовать запахи чего-то свежего и вкусного. Всё это так непривычно, казалось, что ты один остался в этом мире. Нет никого, только ты и эти ветхие дома с зашторенными окнами. Люси чувствовала себя одиноко.       Создавалось впечатление, что люди либо готовятся к чему-то плохому, словно через минуту на них нападет нечисть и убьет их к чертям, положив начало войне, либо всё королевство Фиор просто вымерло. Как будто кто-то нажал на кнопку или потянул рычаг, и люди исчезли, не оставив следа. Скорее всего, уже завтра всё вернется на круги своя, и улицы наполнятся шумным народом. Однако горький осадок не убрать из души. Еще долгое время эта пустота города будет сниться Люси в кошмарах.       Люси уже не помнила, как она оказалась в лесу и как она обессилено упала на колени.       Солнце тягуче медленно скрывалось за облаками; насмехалось утром, светило ярко, задорно, радовалось, что нет ног человека на земле, которая принадлежала звезде, а сейчас, разглядев фигуру человека, оно захотело прогнать его, и становилось всё холоднее и холоднее, через двадцать минут и вовсе начался ливень.       Только Заклинательница всё сидела на порядком мокрой траве и не хотела идти в место, называющимся домом. Пусть она промокнет вся до нитки, но никуда не сдвинется.       Это место не дом, это крыша со стеной, за которой так холодно, так одиноко. Нет даже капельки чувства защищенности.       ***       Пробуждение оказалось очень болезненным: болели все части тела, начиная с головы и заканчивая кончиками пальцев на ногах. По коже бегали стада мурашек, неприятно щекоча. Вдыхался запах сырой земли, а мокрая одежда прилипала к телу. Веки тяжелели и тяжелели от мерзкого чувства беспомощности, но не хотелось проваливаться в болезненную дрему. Люси понимала, что надо вставать и идти, иначе будет еще хуже.       И помощи не дождешься ни от кого. Все были дома, и даже не думали, что сейчас, где-то в лесу, лежит Хартфилия и не может встать на ноги. Обычно днем в лесу можно было встретить грибника или еще кого, но нет. Ни-ко-го. Только она одна. Девушка несколько раз себя отругала за то, что сразу не пошла домой. Да, там грустно и одиноко. Зато хотя бы тепло и сухо.       Поборов боль, возрастающую по мере того, как Заклинательница вставала, Люси осмотрела еще раз окрестности. Вроде лес как лес, но что-то здесь было знакомым. Кажется, она была здесь когда-то, вот только мозг напрочь отказывался помогать Хартфилии. Обняв себя за плечи, Люси пошла по плохо-вытоптанной тропинке. Куда-то она должна была привести юную девушку.       Ни единого звука, кроме капанья дождя, в лесу не слышалось. Казалось бы, это лес, должна же живность хоть что-то издавать. И всё-таки было тихо, словно все вымерли. По щекам тут же побежали горячие слезы, смешиваясь с холодными, грубыми каплями. Когда же всё это закончится и она окажется дома? Будь проклят этот день.       Будто услышав мысли и всхлипы Хартфилии, вдалеке стал виднеться крошечный и не очень яркий огонек. Сначала Люси подумала, что это мираж, иллюзия, и достаточно пару раз моргнуть, — и он исчезнет. Однако огонек продолжал гореть, хоть и слабо. Девушка улыбнулась и, превозмогая боль в ногах, которые устали от ходьбы, побежала за этим спасительным светом.       Чем ближе она бежала на свет огонька, тем четче прорисовывались очертания небольшой избушки. Хм, а если приглядеться, то она очень сильно напоминает жилище одного мага огня. Из-за дымки перед глазами до Люси не сразу дошло, что этот домик принадлежит ее другу. Девушка обрадовалась — избушка оказалась «спасательным кругом», за который она тут же схватилась.       Из последних сил она постучала в дверь и упала, нырнув в мир Морфея.       ***       — И что же она здесь делает? — спрашивал вслух Драгнил, держа в руках Люси. Меньше всего он ожидал увидеть у своих дверей ее, да и еще без сознания. Не медля, Саламандр поднял ее на руки и тихо зашипел от резкого холода. Руки тут же стали влажными, а сам Нацу думал, что же ему делать с Хартфилией.       Конечно, он понимал, что одежду Люси придется и так снимать, но вопрос стоял в другом: во что ее переодеть? У него был не такой уж большой выбор в одежде, к тому же вся она была мокрой, ибо Нацу оставил все вещи сушиться на улице, но кто ж знал, что начнется ливень?       Шить или покупать новую он точно бы не стал, хоть и День Мертвых приближался к концу. Однако навряд ли кто-то будет ночью ему продавать вещи. Идти до дома Заклинательницы тоже не вариант — слишком далеко находится. Так что же делать?       — Оставить ее без одежды, — произнес вслух Нацу.       — Чего? — Хэппи, наблюдавший за этой парочкой и жуя рыбку, подавился. — Нет, ты ее не оставишь голой, Нацу!       — А во что мне ее одеть?       Хэппи хлопнул себя по лбу: он знал, что его друг тугодум, но не настолько же.       — Нацу, а твоя одежда на что?       — Так она вся промокла! — Люси пошевелила головой, будто напоминая о себе.       — Как это «вся»? А это что за кофта висит? — иксид ткнул лапкой на стол, где и вправду лежала кофта, вот только ее применяли как скатерть. Хоть и «скатерть» была помятой и грязной, но для сменной одежды вполне сгодилась, потому Хэппи незамысловатым способом стащил кофту, при этом ничего, что лежало на ней, не шелохнулось. Нацу хотел было спросить, как так получилось, однако надо для начала позаботиться о Люси.       Аккуратно, дабы самому еще больше не промокнуть, и медленно Нацу снимал с Люси вещи, с которых стекала вода и падала на пол, образовывая лужицу. Взяв с кресла кухонное полотенце, он стал вытирать ее тело. Буквально через пару минут ткань насквозь промокла. Драгнил, не обращая внимания на полуголую девушку, дальше стаскивал одежду, продолжив уже вытирание ног.       Кофта на Люси смотрелась очень по-глупому: доходила ей она до середины бедер и спадала с плеч, рукава были до самых костяшек, а волосы прилипали к груди и спине. «Лучше так, чем никак, — выдохнул Нацу и, положив на диванчик и укрыв пледом Хартфилию, взглянул в окно. — Что она здесь делает? Разве она не знает, что сегодня День Всех Мертвых?»       Хэппи время зря не терял и успел выжать одежду Люси в раковине. Положил ее на вешалку и уже пошел заваривать чай. Даже ему показалось странным, что Заклинательница оказалась у них дома. Нет, безусловно, котенок был рад, что подруга пришла, ибо Нацу целый день молчал и вглядывался в окно. Однако не покидало странное чувство, шепчущее на самое ушко подозрения насчет Люси. Что-то здесь неладное.       — Нацу, — подал голос иксид, — как ты думаешь, почему Люси здесь?       — Не знаю, — тихо ответил парень. Непривычно слышать такой голос Саламандра. — Мне кажется, что она не знала о празднике и удивилась пустому городу. Наверное, поэтому и пришла к нам.       — Но разумнее было пойти в гильдию, — возразил Хэппи. Нацу промолчал. Ох уж эта странная, загадочная Люси.       ***       Всю ночь Люси ворочалась с одного бока на другой, ее руки и ноги всякий раз вздрагивали, когда во сне кто-то шептал неразборчивые слова. Звучали они почти как проклятья, от которых всё тело вжималось сильнее в кровать. Еще чуть-чуть, и девушка точно бы свихнулась в своем собственном сне. Она не замечала ни слез, что скатывались прозрачными дорожками по щекам, ни того, что ее десять минут в реальном мире тормошат за плечи. Всё как будто отлегло на второй план; здесь только она и странные звуки, заставляющие кровь стынуть в жилах.       Губы еле-еле шевелились; во рту было сухо и хотелось хоть каплю воды ощутить на языке. Чувства смешались в горький, но в то же время приторный коктейль. Коктейль, который не утолял жажду, а делал ее сильнее и сильнее. Однако ничего не оставалось, кроме как пить его и осознавать, что из этого чертового сна не выбраться.       Снова появляются из ниоткуда проклятья. Неожиданно слух улавливает шепот, похожий на песок, сыпящийся из рук. Такой тихий, но четкий. Ощущение, будто кто-то стоит рядом с ней, хотя вокруг никого нет, и шепчет три страшных слова — День Всех Мертвых. И до Люси доходит простая, сложная лишь на первый взгляд вещь: она и есть мальчик, который выжил в тот ужасный день; мальчик, проживший немного, но отдавший для начала чего-то светлого, великого свою жизнь.       В своем сновидение она являлась им. Хартфилия чувствовала всё то, что чувствовал новорожденный ребенок. Шепот, преследующий ее на протяжении всего сна, был разговорами разбойников; темное полотно, окутавшее мальчика со всех сторон, являлось, скорее всего, тряпкой, в которую попытались спрятать младенца; внутри мальчика бушевали странные и невиданные до этого чувства. Он, будучи еще слишком маленьким, не мог понять, что ему страшно за себя, за семью, не мог и понять, что ему не выжить в любом случае.       Терпение лопнуло, оголив острые концы нервов. «Пора», — сказала сама для себя Заклинательница. У Люси не было плана, как выйти из дурного сна, однако сердце, загнанное в тиски липкого, мерзкого страха, решило действовать не медля.       Сначала девушка попыталась встать на ноги. Вроде ничего сложного, почему же она сразу этого не сделала? Ступни чувствовали твердую поверхность, шероховатую и неровную, хотя до этого ей казалось, что она застряла где-то в пространстве, в чем-то темном и глухом. В пустоте. Вытянув вперед руку, Люси пошла по ее направлению, и в какой-то момент кончики пальцев врезались во что-то твердое. «Стена?». И это действительно оказалась стена черного, как смоль, цвета. А еще, нащупав чуть выше своей головы, девушка обнаружила кусочек отвалившейся стенки, которая будто прилипла к ней. Потянув его на себя, Хартфилия удивилась — кусок оказался слезавшими со стены обоями.       Люси быстро начала сдирать его с шипящим звуком и вскоре увидела дверную ручку. Люси даже не думала, что это может быть ловушка, что из-за двери может вылезти еще похуже вещь, она просто открыла эту спасательную дверь. В нашем мире она разлепила потяжелевшие веки.       ***       Нацу сидел на диване, постоянно поворачивая голову из стороны в сторону, ища синего кота, который, как на зло, улетел домой к Хартфилии за ее одеждой. Не то, чтобы Нацу было неприятно, что ослабевшая на данный момент Люси лежит на его коленях. Нет, это было вполне терпимо и даже спокойно, как ни странно. Однако было одно «но»: Хартфилия плакала, шмыгая носом и сильнее вжимаясь головой в ноги парня. Конечно, Нацу считал, что друзьям нужно помогать всегда, в любую минуту. Но что делать, если по щекам друга текут слезы, а ты даже не знаешь их причину? Надеяться на Хэппи, который улетел по важным делам? Позвать других товарищей? Что делать, Люси, подскажи, ты же это знаешь?..       Маг огня решил, что нужно хотя бы попытаться, хоть с виду плачущая подруга казалась еще слабее, еще хрупче, чем могло быть. Он мягко провел кончиками пальцев по голове, на пару мгновений сжимая их чуть сильнее, массировал ими кожу, когда как другой рукой сжал ее маленькую по сравнению с его ладонь. Она подрагивала то ли из-за холода, то ли из-за слез, а может и от всего сразу. В любом случае, это не имело никакого значения.       Люси снова повернулась, но уже лицом к Драгнилу. Нацу никогда особо не обращал внимания на ее достаточно милое лицо, как-никак, им часто приходилось уходить на задания, да что уж там говорить — они часто встречались в гильдии или у Люси дома, и даже будучи вместе, некогда было рассматривать друг друга. Собственно, мага огня устраивало, что если он и вспоминает свою подругу, то на ум приходят только большие карие глаза, синий бантик на волосах цвета пшена и ее странная, но вроде стройная фигура. Сейчас, когда выпала такая возможность, как «узнать» Хартфилию, он решил воспользоваться ею.       Приглядевшись, Нацу заметил почти на самом кончике ее носа небольшую родинку в форме квадрата; он не знал, что Люси красит свои ресницы, всегда считая, что они у нее от природы такие пышные, иссиня-черные, но видя, как капельки соленой воды смешиваются с чем-то темным и стекают вниз по подбородку, сделал такие выводы; побледневшие губы Хартфилии были тонкими, усыпанные крошечными и не очень ранками, и такими нежными на вид, несмотря на болячки. Будто загипнотизированный, Нацу протянул вторую руку, до этого держащую ладонь девушки, и потрогал их — мягкие, но сухие. Драгнил ни разу не замечал, что у Люси выпирают ключицы и очень сильно, чтобы их не заметить, а шея, такая длинная, беззащитная и белая-пребелая, будь Саламандр каким-нибудь маньяком или зверем, он бы либо закусал это притягательное место, либо скрутил. Другого не дано.       С минуту он разглядывал лицо Хартфилии, иногда засматриваясь на шею, ключицы или плечи, пытаясь все эти очертания запомнить. Всё-таки Люси очень красива, и наверняка в нее влюбляется не один десяток юношей.       И всё же было еще кое-что, что его очень волновало, — что в его доме делает столь милое создание? Любопытство раздирало изнутри, хотелось узнать эту тайну, но единственная хранительница секрета сейчас не могла выбраться из мира Грез, и приходилось сидеть с ужасным чувством. И ладно бы оно! Сердце забилось не на шутку от одной мысли, что Заклинательница может и не вернутся. Нет, надо срочно что-то делать.       Аккуратно положив голову Люси на диван, маг огня встал на ноги, еще раз осмотрел тело подруги и присел на колени около девушки.       — Люси, очнись, прошу, — сказал Нацу, голос которого звучал с хрипотцой и тихо. Хартфилия не отреагировала и даже не пошевелилась. Тогда он решил повысить голос, но результата всё равно не было. Не думая о том, будет ли приятно Люси, Драгнил начал трясти ее за плечи да так, что когда она проснется — Нацу хотел только в это верить, — на ее плечах точно будут сине-фиолетовые отметины, оставленные сильными пальцами. Однако и такой метод не обошелся успехом. Складывать руки точно нельзя. Пусть все силы иссякнут, пусть желудок будет урчать, прося еды, пусть пройдут сутки, но он спасет Люси во что бы ни стало.       Вдруг в голову пришла очень непохожая для Нацу мысль, хоть иногда и такое посещало розовую голову парня, что являлось очень редким, — может, Люси проснется, если ее поцеловать, как это было в сказке, которую часто рассказывал Игнил? Драгнил и не заметил, как уже наклонился к девушке, ощутил еле уловимый запах парфюма и дождя. Еще ближе, и Нацу согревает щеку Заклинательницы своим теплым, ровным дыханием, а затем взгляд невольно падает на притягательные губы, да и почему-то собственные начинают покалывать. Поддавшись такому странному, в какой-то мере глупому искушению он прикасается к губам Люси, чувствуя все ранки, некоторую шершавость и то, насколько они мягкие. Просто мимолетное касание губами, невинное, почти неощущаемое, но почему оно вызывает странный, медленно разливающийся от лица и ниже жар? Что такого в Хартфилии, что она вызывает до этого неизведанные чувства?       И к удивлению она открывает сонные глаза и мутно смотрит на сидящего перед ней Драгнила, не понимая, что он, между прочим, забрал ее первый поцелуй. Она тихо, еле-еле шевеля губами, не чувствуя перед собой чужие, более горячие, говорит, что хочет пить.       Реакция Нацу оказывается почти что мгновенной — вскакивает на ноги, подбегает к столу, где стоит стакан чистой и прохладной воды, и обратно бежит к временной койке подруги. Он помогает ей приподняться, даже подносит ко рту стакан, и в голове возникает ворох вопросов: «Какого черта я творю? Откуда столько нежности по отношению к ней? Почему я ее поцеловал? И где Хэппи, когда он так нужен?!»       — Сколько я проспала? — осушив весь стакан, спрашивает Хартфилия, отстранено смотря на свое отражение в нем и замечая взволнованное лицо Нацу. — Извини, что наделала столько проблем, я могу уйти, если хочешь. — Девушка сделала попытку слезть с дивана, но ноги предательски задрожали да и были какими-то ватными, и Хартфилия точно бы упала, если бы не руки Драгнила, который сначала стоял и не понимал происходящего, а далее сделали свое дело рефлексы — он подхватил холодное тело. — Извини… — Нет, сумасшедшая Люси точно была на грани истерики.       — Да за что ты извиняешься? За то, что я помог подруге в трудную минуту? — Хоть Нацу пытался предать своему голосу как можно больше спокойности и уверенности, внутри же всё бушевало, кричало и рвалось наружу. Он еще так никогда не был счастлив пробуждением человека. Люси точно медленно, но верно становилась для него чем-то большим, чем просто подруга. — Лучше ляг обратно и… — говорить, чтобы она поспала, было бесполезным — вдруг Хартфилия еще раз ляжет и уже не проснется? — И… и попробуй мне рассказать, что с тобой случилось и почему ты прибежала ко мне в День Всех Мертвых?       Любопытство брало вверх, и состояние подруги немного отходило на второй план. Заклинательница тяжело вздохнула, легла на постель и посмотрела в потолок. А она даже не замечала, что он весь усыпан рисунками, на которых были изображены она, Хэппи, Эльза, даже Грей. Интересно, что они значат для Нацу, если он их повесил аж на потолок? Люси хотела было спросить об этом, но, увидев Драгнила, желание спало. Почему он смотрит на нее так, словно она не с этой планеты? Или она настолько страшная, что… Где одежда?       — Нацу, где моя одежда? — только сейчас заметив, что на ней вообще-то кофта друга, доходившая до середины бедер, спросила Люси.       — Она вся промокла, так что я переодел тебя в свою. Хэппи, кстати, полетел за твоей сухой одеждой, — отчеканил Саламандр и присел рядом на диван с Люси, около ее ног. Мучавшие его вопросы всё старались вылезти наружу, но, глядя на то, как рядом лежащая девушка съеживается из-за холода и будто ничего не видит перед собой, они застревают в горле неприятным комом. Хартфилия вообще знает о поцелуе? Почему она ничего не говорит? — Как самочувствие? — решает разбивать повисшую тяжким грузом атмосферу Драгнил.       — А ты не видишь? — недовольно бурчит Люси, обнимая себя руками. И опять на Нацу находит что-то странное, совершенно незнакомое, и он ложится рядом с Люси, прижимая ее к спинке — всё-таки места маловато. Девушка тут же покрывается румянцем и делает попытку встать, однако ее сразу перехватывают теплыми руками, которые ложатся на тонкую талию, слегка сжимая, но согревая. На макушке ощущается прерывистое дыхание — видимо, маг огня сам такого не ожидал, но отступать было поздно, да и зачем, если его, в принципе, все устраивает. Это же нормально, верно? — Нацу, что ты делаешь?       — Согреваю, тебе же холодно, — невозмутимо говорит Нацу, теперь вдыхая приятный запах шампуня на основе ромашек.       — Можешь просто дать мне простынь, я смогу и так согреться, — шепчет Люси себе под нос. Эта ситуация и спокойный голос Нацу смущают до невозможности! Пусть он прекратит это делать, черт дери! — Нацу, пожалуйста, дай простынь…       — Не-а, я гораздо теплее жалкого куска ткани, — теперь настала очередь Драгнила обижаться и вести себя как ребенок. Почему глупой Люси нравится тупая простынь больше, чем он? — Лучше скажи, что ты делаешь у меня дома? — перевел тему парень.       — Я просто гуляла по лесу…       — В День Всех Мертвых?       — Да.       — Но почему? Все сидят дома без исключения, и ты должна сидеть.       — Я… не знаю, — Хартфилия не хотела говорить, что не чувствует радости или хотя бы уюта, заходя в свою квартиру, что уж говорить насчет защищенности.       — Ты что-то скрываешь, я же вижу, — Нацу и сам иногда не замечает, как из всем кажущегося ребенка становится взрослым, серьезным человеком, от которого точно нельзя укрыть что-либо. — Говори, Люси, мы же друзья, да?       Не выдержав, Люси снова заплакала, уже в который раз за все время. Ужасное чувство, когда ты обманываешь близкого человека, который еще и видит твои жалкие попытки, засело в душе, и его когтистые лапы не отпускали совсем раскисшую девушку целый день. Как же хочется выговариваться, сказать все свои переживания и чувства, в конце концов, просто молча поплакать в плечо товарища, и сдерживаться уже давно нет сил. Люси обнимает Нацу своими холодными руками, сразу же почувствовав под собой мягкую кожу шеи, которая сейчас не была укутана любимым шарфом, и сжимает пальцами немного колющиеся на ощупь волосы.       — Я не чувствую себя… да элементарно хорошо в своей квартире. Заходя в нее, мое хорошее настроение часто исчезает, просто посмотрев на эти обжигающие холодом стены или на всю пустоту, что в ней творится. Мне тяжело в ней находиться. Ко мне в голову сразу приходит такая мысль, что я одна. Всегда одна, несмотря на гильдию, людей, которые орут за окном или которые ходят где-то в центре города. И я точно не чувствую себя защищенной в собственном доме, и только поэтому я ушла в День Всех Мертвых оттуда. Смысл этого «праздника» сидеть дома и быть в безопасности, но у меня точно такого нет… Я гуляла по лесу, под дождем, и ноги сами меня привели к тебе. Я даже особо не помню этого момента, — под конец своей речи голос совсем осип. Она только-только наконец-то смогла найти выход из своего дурного сна, во время которого и так плакала, но сейчас слезы сами собой побежали по щекам. Люси их не ощущала, скорее, из-за того, что была полностью охвачена своим монологом.       Нацу, пока переваривал полученную информацию, лишь сильнее прижимал к себе хрупкую фигуру, гладя одной рукой по волосам, а другой — бока и ребра. Драгнил давно догадывался, что Хартфилии, может, не нравится своя квартира в том плане, что в ней мало мебели или из-за чего там девчонки негодуют. Однако всё было серьезнее и хуже, чем неподходящие под цвет обоев столовые приборы. Маг огня любил свой дом, правда, не очень любил встречать в нем гостей, ибо только здесь он мог хоть иногда, но отдохнуть ото всей суеты. И ему всегда была хорошо, когда они с Хэппи просто сидели на диване, ни о чем не говоря, каждый думал о своем.       Люси так мило шмыгает своим носиком, который уткнулся ему шею, щекоча. Заклинательница, кажется, уже забыла, что минут пять назад хотела лежать одной на диване и быть укрытой простыней. Но кто ж знал, что вот так, лежа в теплых объятий, в чужом доме, будет так хорошо и уютно. Люси бы точно уснула в таком положении — всё же Нацу был во много раз лучше всяких пуховых одеял, — если бы не тихий, успокаивающий голос Драгнила:       — Ты можешь всегда положиться на меня, Люси. Приходи ко мне, когда захочешь. Знай, мой дом — твой дом.       Улыбнувшись, Люси, поборов свой снова рвущийся наружу сон, поцеловала в щеку Нацу. И она знает, что сейчас она провалиться в спокойный, расслабляющий сон, от которого точно не будет плохо, а если что-то в нем и будет нехорошее, то ее защитник, сейчас обнимающий ее, сможет не то, что эту нечисть изгнать из мира Грез, Драгнил сожжет тварь, посмевшую потревожить его Люси.