Любовь — это обещание

      Тогда это произошло слишком быстро, и я почти ничего не почувствовала, кроме сильного удара об асфальт и покалывания в ногах. Тогда я не успела сообразить, что только что произошло, как меня уже подхватывали на руки и несли куда-то, приговаривая при этом, что всё будет хорошо. Тогда я ещё даже не знала, что уготовила для меня судьба.       Обычная жизнь и обычные проблемы; обычные друзья и обычная семья; обычная история и обычная любовь. Всё, как и должно быть у обычного человека. Все счастливы, я счастлива, он счастлив. Правда, эта обычная счастливая жизнь длилась всего двадцать лет. Пятнадцатого мая две тысячи тринадцатого всё пошло прахом, когда меня сбила машина, и после чего я осталась навсегда сидеть в инвалидной коляске.       Я знала, как случается после этого: друзья отворачиваются от тебя, родители стараются тебе помочь, а любимый парень уходит, оставляя одну смотреть на закат по вечерам, поглаживая колёса своего «транспорта». Ты остаешься один на один с собой, и каждый божий день тебя всегда преследует только одна мысль: как бы легче уйти из этой жизни? В принципе, и у меня было так же. Почти так же.       Я всегда дорожила нашими отношениями, и он был единственным человеком, кого я, казалось, полюбила и кому полностью доверилась. Я боялась потерять его и остаться в этом мире совсем одна, и из-за чего после каждых наших ссор кричала на себя и всю ночь плакала, боясь, что уже завтра он пришлет мне сообщение со словами прощания. И он ведь и вправду присылал, правда, текст был немного другой: писал мне о том, что хочет со мной встретиться и желал хорошего дня. И я правда не хотела терять этого, но, когда врач зашёл ко мне в палату и с грустью сказал, что я больше никогда не смогу ходить, я уже точно знала, что потеряла его навсегда. Но Джек не спешил уходить.       Я просила не впускать никого в мою палату, а в особенности — его. Лишь одна мысль о том, что он увидит меня такой уже душила меня, и на глаза наворачивались слёзы. Я всегда боялась показаться ему слабой, и в тот момент, бледная, уставшая, с красными от слез глазами я бы точно не смогла показаться ему сильной. Я боялась, что в тот же момент он уйдёт, сказав что не сможет быть со мной, когда я нахожусь в таком состоянии. Но Джек, всё же сумев в одну ночь пробраться ко мне, вместо того, чтобы расстаться, шептал мне о том, что я должна разрешать ему и остальным посещать меня, и что он ещё не готов отпустить меня.       Он оставался рядом. И во мне зародилось чувство стыда и сожаления — ведь он оставался со мной только из-за сочувствия. По крайней мере, так казалось мне.       Мне было стыдно смотреть ему в глаза, и каждую ночь я плакала, проклиная всё на свете. И пусть даже во всём этом была виновата и не я, мне всё равно до ужаса было неприятно находиться рядом с ним. Однако ему, видимо, быть рядом со мной нравилось — он не менял своё отношение ко мне. И при каждом его взгляде, при каждом его прикосновении, при каждом его слове мою голову посещала лишь одна мысль: это всего лишь из-за сочувствия.       Я боялась выходить на улицу, я не хотела видеть все эти взгляды, прикованные ко мне и к моей коляске. Но Джек вытащил меня. И ему, казалось, было совсем наплевать на мнения других, когда как я умоляла его вернуться домой, сдерживая свои слёзы. А он счастливо смееялся и целовал меня в макушку, катая меня по нашему любимому парку и рассказывая интересные новости, которые совсем не волновали меня на тот момент.       Он ведь видел. Он ведь должен был видеть, как мне было страшно находиться тут. Он должен был хоть краем глаза заметить, что я боюсь, что я не хочу больше выходить на улицу, что я больше не хочу так жить.       — Джексон, пойдём домой, пожалуйста.       — Но ведь сегодня такой прекрасный вечер! Что с тобой, Эльза?       И вот тогда я расплакалась. Я и сама не успела заметить, как первая слеза скатилась с моей щеки. Но я точно осознавала, что плакала, и плакала теперь не только из-за сочувствия Джека, но и из-за его отношения ко мне: неужели он вправду думал, что я захочу выйти в парк в коляске? Казалось бы, он задал такой невинный вопрос, но именно этот самый вопрос смог меня сильно задеть. Я ведь больше не смогу ходить. Я ведь больше никогда не смогу ходить. Неужели он вправду не понимал этого? Неужели хоть на миг он не мог снять эту чертову маску, за которой прятал свои настоящие чувства?       Джек отвел, а скорее откатил меня ближе к поляне, и остановился между деревьев, приседая передо мной на корточки и беря мои холодные ладони в свои тёплые. Он пытался успокоить меня, но я всё никак не желала останавливаться.       Какой человек может быть рад такому? Кто будет радоваться тому, что останется в коляске навсегда? Кому это может понравиться? Я почти кричала всё это Джеку, выплескивая все свои мысли, что накопились за все эти недели. Я высказывала ему все: о том, что я больше никогда не встану и о том, что он может перестать изображать из себя человека, которому я всё ещё нужна, и может идти куда подальше. Лишь бы перестал мучать и меня, и себя!       — Человек, который прикован к креслу, не умеет ходить, понимаешь?! — я ударяла его кулаками о плечи, попутно протирая слёзы со своих щёк.       — И что? Ты думаешь, что только из-за этого я брошу тебя, Эльза? Ты правда так обо мне думаешь?       И я оказалась в его объятиях. Он стащил меня с кресла и усадил к себе на колени, зарываясь носом в мои волосы, не переставая при этом гладить меня по спине.       — Человек, прикованный к инвалиду, не умеет летать...       — Тогда давай учиться плавать?       Я точно знала, что он улыбается. Улыбается той самой улыбкой, когда говорит что-то и в шутку, и всерьёз.       — Что ты себе выдумала? Что теперь останешься одна, да? — он усмехнулся, беря моё лицо в свои ладони. — Плевать я хотел на всё. Ты знаешь, что любовь для меня — обещание. Я все эти недели ждал, когда ты сможешь снова подпустить меня к себе, когда снова позволишь поцеловать. Но ты всё время отталкивала меня. И что с того, что оказалась в коляске, а, Эльза?       Я смотрела в его бездонные голубые глаза, поджав губы в тонкую линию, и чувствовала, как от стыда начинают гореть мои щёки.       Настоящая любовь бывает только однажды. И настоящая любовь никогда, какие бы судьба ни поставила преграды, не оставит тебя. Настоящая любовь — это как обещание.       — Я люблю тебя, глупая, и никогда не оставлю.       И я снова, после стольких попыток избегать его, чувствовала его губы на своих.