Фобос [РЕДАКТИРУЕТСЯ]

Музыка к главе IAMX — Wildest Wind

      Я сижу на больничной койке и сосредоточено ощупываю запястья, которые, кажется, все еще ощущают холодное прикосновение от пальцев Эстель Картер. Кожа бугрится, покрываясь мурашками, а волоски на руках встают дыбом, когда я вспоминаю перекошенное лицо призрака.       Она столкнула меня с лестницы.       Ерзаю на кровати и морщусь. Похоже, при падении я пересчитала все ступеньки своими несчастными ребрами. Да что там ребрами. Всем телом. Точно сказать не могу, я потеряла сознание где-то на пятой, сильно ударившись головой об стенку.       Кто там говорил, что они не опасны? Вот выйду из больницы и сама лично придушу Дилана.       Упираюсь ладонями в матрас и медленно опускаюсь на подушку, чувствуя, как кровь отливает от моего лица. Жгучая боль распространяется по всему телу. Похоже, еще и ногу вывихнула. Не считая ссадины на лбу. Хорошо, что хоть жива осталась, и на том спасибо.       Разглядываю потолок, ожидая врача, которого мне обещали еще полчаса назад. Сейчас где-то три часа ночи, а я просто «героиня дня», перебудившая своим эпичным падением с жутким грохотом весь дом. Слышу, как в коридоре голосит мать, требуя, чтобы ее пустили ко мне, но медсестра, у которой явно ангельское терпение, объясняет ей, что пока меня не осмотрит доктор, ко мне нельзя. Тяжело вздыхаю и тут же морщусь. Эстель хотела предупредить. Она хотела, чтобы мы уехали из этого дома. Но она выбрала не лучший способ. Калечить-то зачем? Похоже, после смерти мозг работает уже в другую сторону.       Тут же возникает идиотский вопрос. А у призраков есть мозг? Это же дух, нематериальная сущность.       Господи, Стейси Мэддокс, ты нехило так головой ударилась.       Вздыхаю и поворачиваюсь на бок, тихо ахнув от боли. Вновь перевожу взгляд на запястья, на которых в виде синяков отпечатались пальцы Эстель. Легонько нажимаю пальцем на синяк и шиплю сквозь зубы. Синяк сначала бледнеет, а потом вновь возвращается к исходному коричневатому цвету.       Стейс, да ты мазохистка. Лежала бы спокойно, так нет, надо поерзать, синяки пощупать. Еще бы станцевала.       Тяжело вздыхаю и прикрываю глаза. Чтобы не заснуть в ожидании врача, но и не таращиться в пространство.       Визгливые крики Джулии наконец стихают. Больница погружается в тишину, настолько плотную, что кажется до нее можно дотронуться. Даже уши закладывает.       Я никогда не любила больницы. Белые стены, врачи с постными лицами, родственники больных. Воздух наполнен плачем тех, кто понимает, что от болезни не спрятаться. И запах. Мерзкий запах медикаментов и боли. Смерти. Разочарования. Мольбы о спасении. Просто жуткий тлен. После такого невольно впадаешь в депрессию и задумываешься о смысле жизни, в итоге придя к выводу, что выхода нет и все мы умрем.       Тяжело вздыхаю и тут же скриплю зубами. Больно, черт возьми. Сознание посещает здравая мысль о том, что надо спокойно дождаться врача, а не изображать из себя героя. Хватит, догеройствовалась.       Кажется, впервые в жизни прислушиваюсь к своему внутреннему голосу, призывающему меня угомониться, и замираю на кровати, дожидаясь врача.

***

От лица Дилана       Я опускаюсь на скамейку в больничном коридоре и устало тру лицо, стараясь игнорировать истеричные вопли Джулии. Женщина требует пустить ее в палату, а я морщусь, словно слопал целый лимон. От этого гребаного ультразвука раскалывается голова, хочется заорать на эту недоделанную мамашу в ответ. Сомневаюсь, что ее беспокоит состояние Стейси. Ее вообще ничего не беспокоит, кроме себя самой.       Тру ладони и кусаю губы, раздирая тонкую кожицу. Внутри целая буря эмоций. Шторм. Потоп. Кажется, сейчас меня просто накроет с головой так, что и не выбраться будет. Ненависть, злость и страх переплетаются, заставляя меня сжимать руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.       Смотрю в сторону медсестры, которая держит оборону, пытаясь объяснить Джулии, что к Стейси нельзя, пока ее не осмотрит врач, и мысленно вручаю ей медаль за самообладание. Сам бы уже давно долбанул эту идиотку чем-нибудь тяжелым.       Рядом садится Лиза и с притворным сожалением начинает вещать что-то про «бедную девочку» и то, как ей жаль. Меня буквально выворачивает наизнанку от ее притворства. Сжимаю двумя пальцами переносицу и нервно притопываю ногой, наклонившись вперед.       Успокойся, Дил, ты не хочешь разъебать голову своей бабушки об стену в больнице.       А весьма заманчиво.       Наконец вопли Джулии стихают, а я поднимаюсь со скамьи и иду наперерез медсестре, которая торопливо удаляется от палаты. Наверняка «мать года» вынесла бедняге весь мозг.       — Извините, — дотрагиваюсь до плеча женщины, стараясь выглядеть более спокойным, чем есть на самом деле. Чтобы не сжимать руки, принимаюсь теребить шнурки красной толстовки, оттягивая их в стороны. Медсестра вздыхает и выдаёт стандартную фразу, которой изначально пыталась утихомирить Джулию.       — Все вопросы к врачу.       — Я просто хочу спросить, — нервно облизываю губы и ставлю трясущиеся от волнения руки на талию. — Она будет в порядке?       Женщина вновь вздыхает, всем своим видом показывая, как же ее достала эта работа и всякие истерички. Я терпеливо жду, ощущая спиной взгляды «домашних».       — Молодой человек, я не знаю. На вид с ней все хорошо.       Киваю и отхожу в сторону, пропуская женщину. Это все, что мне нужно было знать.       Возвращаюсь обратно и молча сажусь на скамью, игнорируя Джулию, которая явно не испытывает особого восторга от того, что меня волнует состояние Стейси больше, чем ее. Женщина поджимает губы и что-то шепчет Бену, качающему на руках спящего Джаспера. Всем миром приехали сюда. Хоть бы один идиот догадался остаться дома с ребенком, так нет же, надо тащить мальчишку в больницу. Бен как-то странно косится на свою жену и качает головой. Джулия демонстративно отворачивается, а я в душе злорадствую. Понятия не имею, что она там наболтала, но хоть у Бена хватает мозгов ее не слушать.       Наконец в коридоре появляется врач. Он явно не торопится к пациентке, из-за чего мне хочется схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть. Лиза кривит губы, заметив мое состояние, и я понимаю, что весь наш план может полететь к чертям, но разве я не могу беспокоиться… О друге? В этом нет ничего страшного и подозрительного. Хотя, зная Лизу, она и в таракане заподозрит шпиона.       Джулия и Бен бросаются к врачу, впихнув спящего Джаспера Эдварду, который спокойно сидит в уголке, только дрожащие руки выдают волнение. Доктор отмахивается от них и заходит в палату. Успеваю заметить Стейси, лежащую на койке, повернувшись спиной к двери.       Тишина начинает действовать на нервы, и я сцепляю руки в замок, чтобы они не тряслись как у алкоголика со стажем. Похоже, собравшиеся люди даже дышать перестали. Смотрю на часы. Двадцать минут четвертого. Секундная стрелка двигается слишком медленно. Хочется выдавить стекло и поторопить ее пальцем. Минута. Две. Три. От напряжения, повисшего в воздухе, волосы на затылке встают дыбом. Неужели так долго посмотреть и сказать, что с человеком все в порядке?       Кусаю губы и закрываю глаза. Откидываюсь на спинку скамьи и больно ударяюсь головой об стену. Морщусь. Как-то все дерьмово.       Дверь палаты открывается, и я реагирую моментально. Поднимаюсь со своего места и подаюсь вперед.       Врач устало трет лицо и всматривается в лица всех собравшихся.       — Мистер и миссис Мэддокс?       — Это мы, — Бен тянет жену за локоть, грубо впиваясь пальцами в кожу. Похоже, его все еще раздражает то, что она ему нашептала.       — У вашей дочери сломано ребро. Плюс потянула лодыжку. Возможно так же легкое сотрясение. Поэтому денек она полежит у нас. Возможно, еще придется остаться на ночь, — доктор еле сдерживает зевок, прикрывая рот рукой. Молча указывает на дверь, намекая, что можно зайти в палату.       Ловлю на себе взгляд Джулии. Женщина сжимает губы в тонкую полоску и щурит глаза. Интересно, из-за чего она меня так невзлюбила? Дело в Стейси? Или Лиза успела что-то наговорить? С нее станется.       Мэддоксы заходят в палату, плотно прикрывая за собой дверь.

***

      Джулия закрывает дверь и молча смотрит на дочь, лежащую на больничной койке. Стейси жизнерадостно улыбается отцу, который сразу же подходит к ней, забыв о существовании жены.       Всегда. Стейси всегда все портит.       Джулия не может найти ответ на вопрос «почему?», только с каждым днем отдаляется от собственной дочери.       Может, дело в том, что Бен после рождения Стейси всю свою любовь подарил ей? А Джулия превратилась в обычную домохозяйку? Или дело в той аварии, в которой пострадала подруга Стейс — Мередит? Девочка на всю жизнь осталась инвалидом, прикованным к кровати. Полиция подтвердила, что в этом виноват водитель грузовика. Он был пьян и превысил скорость на том злополучном участке дороги. Полнейшее нарушение правил, он даже не затормозил, чтобы проверить, едет ли кто-нибудь по дороге. Но Джулия знала. Она знала, что во всем виновата ее дочь.       Потому что Стейси родилась для того, чтобы портить ей жизнь.       Женщина вспоминает те слова, которые Стейс высказала ей после школы. В глазах начинает щипать от обиды. Она виновата в том, что они отдалились друг от друга?       Бен сидит рядом с дочкой, широко улыбаясь и подбадривая ее тем, что она пошла в него, а значит быстро поправится.       Джулия кривит губы и плотно сжимает веки, чувствуя, как в уголках скапливается соленая жидкость.       Женщина не может найти ответ на вопрос, почему она с каждым днем все сильнее ненавидит свою дочь.       Она просто продолжает делать это, не пытаясь ничего исправить.

***

      Папа легонько тыкает меня пальцем в бок, чтобы не вызвать новую волну боли из-за ребра, и я улыбаюсь. Частично из-за того, что утром не вернусь в этот адский дом. Частично от того, что рядом человек, который всегда меня понимал.       Папина дочка. Чего уж там говорить.       Заправляю темные волосы за уши и тру запястья. Синяки начинают побаливать, но эта боль не идет ни в какое сравнение со сломанным ребром, головной болью и растянутой лодыжкой. Слава богу, все же не вывих.       — Это что?       Удивленно вскидываю голову, морщась от боли, пронзившей виски. Рядом стоит мама. Руки скрещены на груди, губы сжаты. Типичная поза. Значит, сейчас будет выносить мозг. Не удивлюсь, если она обвинит меня в том, что я специально с лестницы упала.       — Синяки, — переглядываюсь с отцом, который лишь вздыхает. Ерошит темные волосы и отводит взгляд. Его тоже достали мамины беспочвенные обвинения.       Взгляд Джулии становится жестче, и я понимаю, что сейчас разразится буря. Настоящий скандал, нарастающий как снежный ком. Сейчас он наконец врежется в меня и убьет к чертям.       — Я знала, что ты рано или поздно выкинешь нечто подобное, — рычит мать, а я приподнимаю брови. Интересное начало. — Ты ненавидишь это место и не скрываешь этого.       — Ненавижу? — с губ срывается нервный смешок, и я прикрываю рот ладонью. Внутри все сжимается от обиды, да только какая разница, если моя мать просто тупо ищет повод для того, чтобы морально разбить меня, уничтожить. Так, чтобы и не собрать было.       — Джул, успокойся, — Бен с силой сжимает двумя пальцами переносицу, того и глядишь сломает. Женщина упрямо мотает головой и продолжает сверлить меня взглядом. Как будто я и вправду виновата во всем. Будто я вообще виновата в том, что родилась.       — Признайся, что ты сама это сделала, — кивает на синяки на запястьях. Непонимающе хмурю брови. Сама? Сама себе поставила синяки? Она в своем уме?       — Джулия, — папа повышает голос, но я слышу в нем нотки сомнения.       Мой отец. Он всегда понимал меня и был моим лучшим другом. Но он был и остается мужем Джулии Мэддокс, которая терпеть не может свою дочь.       Приоткрываю рот. Нижняя губа дрожит.       Нет, Стейси, только не вздумай рыдать.       — Что «Джулия»? — орет мать, поворачиваясь к Бену. Светлые волосы рассыпаются по ее плечам, и она в раздражении откидывает их за спину. — Она делает это специально!       Подтягиваю колени к груди, корчась от боли в ребре и ноге, и обнимаю их руками. Утыкаюсь носом в ткань больничных штанов и крепко сжимаю веки.       В груди болит не только из-за сломанного ребра.       В груди болит от маминых слов, бьющих больнее, чем если бы в меня запустили камнем.

***

От лица Дилана       Из палаты раздаются вопли Джулии, и я от неожиданности вздрагиваю. Первый порыв — заткнуть уши, а то оглохну. Женщина голосит так, что слов не разобрать, только звук идет. Переглядываюсь с Эдвардом, намеренно не глядя в сторону Лизы, которая подается вперед как кошка, почуявшая запах еды.       Прислушиваюсь, пытаясь понять, из-за чего истерит мать Стейси, и наконец разбираю отдельные фразы о том, что это сама Стейс навредила себе, чтобы уехать из дома.       Второй порыв — закрыть глаза ладонью и вслух поразиться тупости этой истеричной мадам. Странно, что она еще меня не приплела.       — Это тебя Дилан надоумил? Он тоже не в восторге от того, что мы здесь живем!       Точное попадание. Хоть в экстрасенсы подавайся. Раздраженно вздыхаю и поддаюсь третьему порыву. Распахиваю дверь в палату, с силой дернув ее на себя. Все мышцы напряжены. Буквально чувствую, как под кожей на руках выступают вены. Подаюсь вперед, заходя внутрь. Джулия поворачивается в сторону двери. Морщит лоб, заметив меня, но мой взгляд прикован к Стейси, которая сидит, ссутулив плечи, и даже не пытается сказать хоть что-то в ответ. Просто смотрит на свои ладони, кусая до крови губы.       Бен сидит рядом, почти идентично повторяя позу дочери.       Сердце начинает биться быстрее, дыхание сбивается, а ладони сжимаются в кулаки.       Я злюсь.       Я злюсь, черт побери.       Стейси поднимает взгляд, и я замечаю, что кожа под глазами и на щеках влажная. Девушка плачет.       Джулия сама ломает свою дочь, совершенно не жалея ее.       А что делает Бен?       Бен просто сидит рядом, игнорируя то, что происходит.       — Что ты здесь забыл? — грубо спрашивает Джулия, скрещивая руки на груди. Ей неуютно. Ей не нравится мое присутствие. Ей не нравится то, что я все слышал. Так орать меньше надо.       Игнорирую ее. Не обращаю внимания боясь, что если скажу ей хоть слово, то просто сорвусь.       Почему я так защищаю Мэддокс? Почему мне не все равно? Почему я за нее боюсь?       Я не знаю. Я ничего, блять, не знаю. Единственное, что я хочу — это чтобы хоть кто-то выслушал ее. Спас от матери. Чтобы хоть кто-то повел себя как отец.       — Бен, — мой голос грубый. Откашливаюсь и быстро облизываю губы. Мужчина поднимает на меня взгляд и недовольно качает головой. Похоже, у меня все на лбу написано.       — Не лезь в это дело, Дилан. Это семейные разборки.       — Разборки? — из груди вырывается нервный смешок. Ставлю одну руку на талию, а другой чешу висок. — Серьезно? Больше похоже, что на нее, — небрежно показываю в сторону Стейси, — просто орут. А ты ничего не делаешь.       Слишком фамильярно. Я слишком многое себе позволяю. Но мне плевать.       Джулия начинает что-то говорить, но я вскидываю руку вверх, призывая ее заткнуться. Не уверен, что это сработает. Делаю это скорее на автопилоте. Но женщина замолкает. Похоже, от шока от моей наглости.       — Дилан, не нужно, — бормочет Стейси, умоляюще глядя на меня своими темными глазами, но я лишь отвожу взгляд и вновь обращаюсь к Бену.       — Неужели просто позволите своей жене орать на дочь? Когда она ни в чем не виновата?       — Я же сказал, не лезь! — мужчина вскакивает со своего места. Все его эмоции выплескиваются на меня вместо Джулии. Морщусь от его крика. Я почти одного роста с ним, что позволяет смотреть прямо в глаза. Внутри все бурлит от злости и ненависти.       — Дилан…       Жалобный голос Стейси. Взгляд влажных от слез глаз.       И я срываюсь.       Хватаю Бена за грудки и волоку его в коридор. Мужчина не отбивается, он явно не ожидал такого поворота событий.       Черт, я и сам не ожидал.       В голове будто туман. Я с силой впечатываю Мэддокса в стену и ору, оглушая самого себя своим же криком:       — Очнись, Бен! Неужели ты не видишь, что Джулия делает?       Мэддокс отталкивает меня, пытаясь освободиться, но я сопротивляюсь. Сжимаю ладонь. Мой кулак впечатывается в скулу отца Стейси, болью отдаваясь где-то в плече. Слышу за спиной женские крики и чувствую, как чьи-то пальцы впиваются мне в плечи.       — Дилан, успокойся!       Эдвард одной рукой тянет меня за капюшон толстовки, а второй пытается расцепить мои руки, но я лишь отмахиваюсь от него.       Я хочу заставить Бена хоть как-то сопротивляться.       Я хочу заставить Бена быть хорошим отцом.       Я хочу заставить Бена забрать свою семью и валить нахер из этого дома.       — Выслушай свою дочь, — бросаю Мэддоксу и наконец позволяю Эду оттащить меня в сторону. Дед крепко сжимает мое плечо и буквально рычит на ухо:       — Хочешь повторить судьбу родителей и шерифа?       Перевожу взгляд на Лизу, которая держит на руках проснувшегося от шума Джаспера. Мальчишка не плачет, как это делают дети, испугавшись шума или проснувшись ночью. Он спокойно смотрит на меня, не издавая ни звука. Во взгляде сквозит простое любопытство. Только взгляд слишком… Взрослый. Слишком умный для трехлетнего ребенка.       Мой взгляд скользит выше и замирает на лице Лизы. Старуха наклоняет голову вбок, будто изучая меня, и я понимаю, что еще немного — и перейду эту невидимую черту, которую установила Лиза. Еще немного — и она отправит меня на тот свет.       Дергаю плечом, высвобождаясь из цепких пальцев Эдварда, и одергиваю толстовку. Опускаю взгляд и шмыгаю носом. Глубоко дышу, пытаясь контролировать сердцебиение.       Бен, сидящий на скамье, дергается, когда я прохожу мимо. Костяшки пальцев начинают ныть, и я прикладываю их ко рту, смачивая слюной воспаленную кожу. Джулия с нескрываемым страхом смотрит на меня, все так же стоя в дверях палаты. Поворачиваю голову и мой взгляд устремляется мимо нее. Я смотрю на Стейси.       Но она не смотрит на меня.

***

— флэшбэк — 1965 год

      Мужчина стоит у двери в подвал, завороженно разглядывая ее. Словно в трансе. Под гипнозом. Во сне.       Джендри Картер обхватывает ладонью ручку двери и поворачивает ее, открывая себе путь. В голове звучит приятный голос, зовущий его к себе. Просящий спуститься вниз.       Джендри толкает дверь.       Внизу лестницы загораются два светящихся нечеловеческих глаза. Оно ликует. Сейчас человек спустится вниз.       Джендри делает шаг.       Оно так же придвигается ближе, забираясь на нижнюю ступеньку. Гниющие руки с отсутствующими ногтями на пальцах впиваются в деревянную поверхность. Пепельно-серая кожа с выступающими узловатыми синими венами под ней натянута буквально на кости.       Джендри делает еще один шаг.       Оно радостно шипит, а в голове Картер слышит лишь ликующий голос. И вот слова меняются.       — Убей их… Убей их… Убей их…       — Джендри?       Оно шипит и сползает обратно в подвал, скрываясь в темноте под лестницей.       Мужчина несколько раз моргает и в недоумении поворачивается на голос, позвавший его, буквально вырвавший из этого транса.       Эстель стоит на пороге, кутаясь в домашний халат. Женщина переминается с ноги на ногу. Ее пугают ночные похождения мужа. Это уже не в первый раз. Почти каждую ночь он приходит к подвалу. Несколько минут просто стоит, прислушиваясь к чему-то, а потом спускается вниз. С каждым днем у него ухудшается настроение. Будто этот подвал вытягивает из него все хорошее.       — Джендри, все в порядке? — женщина боится спуститься даже на одну ступеньку, хотя ее муж всего лишь на второй. Эстель передергивает плечами, представляя, как ее младшая дочь проводит там целый день.       — Иди спать, — хрипит Картер и медленно поднимается обратно. Отодвигает жену в сторону, грубо впиваясь пальцами в ее плечо. С губ Эстель срывается писк.       Джендри никогда не позволял себе так обращаться с ней.       — Что с тобой происходит? — шепчет дрожащими губами, закрывая дверь в подвал. Не смотрит в ту сторону. Боится. Тянется следом за мужем, но тот разворачивается и замахивается рукой.       Удар.       Эстель прижимает ладонь к горящей щеке, с ужасом глядя на человека, который еще пару недель и был ее мужем. Сейчас она не узнает его. В уголках глаз скапливается соленая жидкость.       Джендри никогда не поднимал на нее руку.       Картер тяжело дышит, со злостью глядя на жену.       Луиза сидит на верхней ступени лестницы около своей комнаты, прижимая ладонь ко рту.       Что-то происходит.       Что-то нехорошее.

— конец флэшбэка —

***

От лица Дилана       Я сижу на кухне за столом, сцепив руки в замок, и мысленно уговариваю себя не перевернуть стол к чертям. Мэддоксы решили остаться в больнице до утра. Эдвард и Лиза вернулись домой.       Старуха мечется по кухне, бросая на меня злобные взгляды. Ломает пальцы. Нервничает. Эдвард стоит в дверях, скрестив руки на груди, наблюдая за женой.       Тру лицо, не сдерживая зевок. Пять утра. Костяшки пальцев все еще болят после встречи с челюстью Бена. Я ни капли не жалею о том, что ударил его. Глаза слипаются и я вновь зеваю. Смотрю на Лизу, которая продолжает ходить из угла в угол. Бесит.       — Может скажешь что-нибудь? — раздраженно бросаю, больше всего желаю подняться в свою комнату и лечь спать. Зарыться лицом в подушку, закопаться в одеяле. Голова раскалывается от недосыпа и громкого топота Лизы. Как молотом по наковальне.       — Скажу, — бабушка наконец останавливается и упирается руками в стол напротив меня. Сжимает губы. — Что ты устроил в больнице?       — Показательный мордобой, — ухмыляюсь и откидываюсь на спинку стула. Сарказм так и прет, хотя я понимаю, что буквально играю с огнем. Но мне плевать. Плевать, черт возьми. Я устал. Измотан. Просто хочу, чтобы когда-нибудь это все закончилось. Может быть, Лиза сдохнет, и мы сможем уехать. Бросить к чертям этот дом. Если Джулии и Бену здесь так нравится, то мы с Эдвардом увезем Стейси и Джаспера.       Впору надевать плащ Супермена, да только сейчас вообще не до шуток.       — Вот что, Дилан, — Лиза облизывает пересохшие губы и подается вперед, приближая свое лицо к моему. Ее глаза блестят как у буйно помешанной, и на мгновение мне становится реально страшно, но я быстро беру себя в руки. Не отвожу взгляд. Смотрю спокойно. — Еще одна такая выходка. И я открою подвал.       Сглатываю скопившуюся во рту жидкость и молча встаю из-за стола. Игнорирую взгляд Эда. Отодвигаю деда в сторону и поднимаюсь по лестнице в свою комнату. С грохотом захлопываю дверь и падаю на кровать.       Единственное о чем можно не беспокоится — это то, что Стейси, пока она в больнице, ничего не угрожает.

***

      Время тянется безумно долго. Я лежу на кровати, разглядывая идеально ровный и белый потолок. Родители уехали от меня в девять утра. Не знаю, зачем они остались. Просто сидели в коридоре, изредка заглядывая ко мне в палату и мешая спать. Как обычно. Поворачиваюсь на бок, морщась от неприятных ощущений в области груди. Закрываю глаза и в мозгу тут же формируется неприятная картина.       Дилан прижимает моего отца к стене и с размаху ударяет его кулаком по скуле.       Ну и как тут заснешь?       По настенным часам определяю, что сейчас где-то около четырех дня. Похоже, я на некоторое время выпала из реальности. Иначе бы я не смогла пролежать в кровати несколько часов. Даже книги нету никакой. Мрак.       Вздыхаю и вновь переворачиваюсь на спину.       Дилан ударил моего отца.       Дилан. Ударил.       Ударил из-за меня.       Мычу и резко закрываю лицо руками. Движение отдается болью в ребре, но я лишь сжимаю челюсти.       Сумасшествие какое-то просто.       Поворачиваюсь лицом к двери и смотрю на небольшое окошко. Вижу мелькающие тени врачей, медсестер и изредка пациентов. В больнице днем жизнь просто кипит. Хотя, фраза про жизнь будет весьма неудачной.       Ведь больница — это обитель боли и смерти.       Мое сердце пропускает удар, когда я замечаю, что одна из теней замирает возле двери в палату. Наполовину скрывшись за дверью, кто-то заглядывает в окошко, только покрытая мелкой решеткой поверхность мешает мне рассмотреть лицо. Дыхание перехватывает. Гулко сглатываю и сажусь на кровати, но боль заставляет меня вернуться в прежнее положение. Облизываю губы. Отчего-то мне кажется, что это тот же человек, что был в школе.       Тянусь к мобильному телефону, лежащему на прикроватном столике. Во рту пересыхает.       Должна ли я звонить Дилану?       Хочу ли я увидеть его?       Хочу ли я, чтобы он помог?       Не уверена на счет первых двух вопросов, а вот на последний явно положительный ответ. Трясущимися пальцами набираю его номер. Гудки.

***

От лица Дилана       Телефон вибрирует в кармане толстовки, и я ворчу, отрываясь от подушки. Чувствую, что на щеке явно остался отпечаток от шва наволочки. Чешу висок и достаю мобильник из кармана. Щурюсь, пытаясь сфокусировать взгляд.       Стейси.       Поджимаю губы, вспоминая о ночном происшествии. Кожа на костяшках снова начинает зудеть. Надо же было так психануть, ОʼБрайен. Верчу вибрирующий телефон в руках, а после все же нажимаю на кнопку принятия вызова.       — Слушаю.       Голос хриплый после сна. Откашливаюсь и тру глаза, приподнявшись на локтях.       — Дилан?       Интересно, а кого она хотела услышать, позвонив мне?       — Что случилось? — зеваю, прикрыв рот рукой. Смотрю на часы возле ноутбука. Пятнадцать минут пятого. Я проспал почти весь день. Стейси нервно вздыхает.       — По-моему, меня навестил тот школьный «призрак».       Сажусь на кровати и чешу поясницу, запустив руку под футболку. Тянусь руками вверх, выгибаясь в пояснице. Тело расслабляется после сна в одной позе. До меня не сразу доходит смысл сказанных слов.       — Что?       — За мной опять следят. Кажется, — нервный смешок. Поднимаюсь с кровати и проверяю ключи от джипа. Все так же лежат в заднем кармане.       — Скоро буду, — отключаюсь прежде чем Мэддокс успевает что-то ответить. Выхожу из комнаты и плотно закрываю за собой дверь. Сбегаю по лестнице, на ходу застегивая толстовку. Поправляю капюшон и выхожу на улицу. В голове рождаются различные теории и предположения, но я должен сам убедиться. Кто бы ни следил за Стейси, он явно в курсе того, что происходит в этом доме.       В рекордные сроки добираюсь до нужного места. Захожу в больницу, расталкивая людей, толпящихся у дверей. Все недовольно косятся в мою сторону, кто-то пытается что-то сказать, но я игнорирую враждебные выкрики и иду в сторону нужной мне палаты.       Заворачиваю за угол. Замечаю знакомую фигуру и хмыкаю. Так и знал.       Подхожу ближе и складываю руки на груди. Фигура поворачивается.       — Ну, привет, Итан.