Это моя вина

- Итак, мисс Вест, Вы признаете свою вину? - спрашивает широколицый пожилой прокурор, прожигая меня взглядом. Когда он смотрит на меня именно так, мне кажется, что у меня на лбу написаны все мои мысли, и присутствующие в зале суда с легкостью читают их. Эта перспектива мне совершенно не нравится, учитывая тот факт, что от их решения зависит вся моя дальнейшая жизнь. Я окидываю помещение взглядом и мгновенно встречаюсь с глазами Кисы, моей бывшей лучшей подруги. Валентайн выглядит жутко уставшей и вымотанной, ее лицо осунулось, залегли темно-фиолетовые мешки, почти такие, как у меня, цвет ее кожи вряд ли можно отличить от цвета полотна художника во время творческого кризиса. Она смотрит на меня безо всякого интереса, от чего по моему телу проходит толпа неприятных мурашек. Она здесь не ради меня, это понятно, - я даже думать об этом не имею права, - скорее из уважения к покойной Тори и ее семье. Далее взглядом я замечаю отца Виктории и Трину, старшую, да и теперь единственную дочь семьи Вега, они выглядят намного хуже Валентайн, но, в отличие от Кисы, еще в их глазах читается явная ненависть ко мне, смешанная с презрением. Притупленное чувство вины разгорается с новой силой, когда я вспоминаю мать Тори. С последней нашей встречи прошло около четырех недель, но мне до сих пор снятся в кошмарах ее лишенные блеска и жизни глаза, сомкнутые до побеления в тончайшую полоску губы и такое же выражение лица, как у всех членов ее семьи. В ушах у меня до сих пор звенит тот осипший от слез голос, проклинающий всю мою семью и меня в первую очередь. Сейчас я премного благодарна врачам, которые отказались выпускать ее из лечебной клиники, в которой она лежит с депрессией, на последний суд в деле об убийстве Виктории Веги, я бы просто не выдержала еще одной такой встречи и, вероятно, сама бы заставила заковать себя наручниками лишь из жалости к безутешной матери. Андре Харрис не смог приехать (или просто не захотел), но свое мнение по поводу моего наказания он выразил еще в самом начале следования, когда мою вину только начали доказывать: "Пускай ее упекут надолго и куда похуже, где она будет сидеть до самой глубокой старости. Совершенное ею не имеет оправдания". Затем он поднял на меня свой полный отвращения взгляд, одними губами прошептал "ненавижу" и ушел, громко хлопнув дверью, сотрясая все вокруг вибрацией от удара. Своих родственников я даже и не надеюсь увидеть среди присяжных. Да хотя какие родственники?! Как только о совершенном мною деянии узнала пресса, друзья и остатки семьи, от меня отказался мой собственный отец, хотя нет, для меня теперь он - Мистер Вест, который сам заявил мне, что я не нужна ему такой, и чтобы свои проблемы я расхлебывала сама, а он умывает руки. Я совсем не виню его, ведь кому нужна несовершеннолетняя дочь-убийца? Когда я встречаюсь своими глазами с глазами Бека, парня из-за которого все и случилось, то понимаю, что наша с Тори непрекращающаяся борьба за него была оправдана. Мое тело будто связывают канатами и сдавливают, заставляя все органы смещаться, доставляя сильнейшую боль. Мой уставший мозг переваривает картинки из прошлого, все проведенные моменты вместе, где-то в области сердца начинает ныть, а на глаза наворачиваются слезы. Оливер смотрит на меня невидящим взглядом, словно рассматривает стену, что расположена прямо за мной. Его когда-то пушистые и невероятно мягкие волосы будто не встречались с шампунем пару недель, футболка на нем буквально висит, указывая насколько сильно он похудел, а глаза у Бека больше не шоколадные, а скорее тускло-коричневые, как грязь, окруженные красной пеленой явного недосыпа. Я замечаю, что его руки дергаются в нервном треморе, а губы слегка дрожат. Мне хочется завыть от безысходности, ведь это именно я обрекла его, человека, которого до сих пор безумно люблю, на такие незаслуженные страдания. Затем мой взгляд снова останавливается на прокуроре, все так же выжидающем ответа. Мою жизнь сейчас определяют всего лишь три слова, я могу произнести их, а могу начать отрицать свою вину, но это все равно ничего мне не даст, улики против меня. "Такие, как ты, должны гнить в тюрьме", - твердит разум. "Тебе нет оправдания", - вторит сердце. Я снова смотрю на людей сидящих передо мной. Киса, родные Тори, Бек, даже затерявшийся где-то в толпе очкарик Робби, Андре, который здесь и вовсе не присутствует, отец, которому теперь нет дела до моей судьбы, нас всех объединяет одно - презрение ко мне. Я совсем не жалею, что убила Викторию, она была слишком двулична и лжива, прикрываясь за маской невинности, прятала свою истинную сущность, я лишь жалею, что доставила столько боли людям, окружающим меня, людям, которые всегда помогали мне. В этом и состоит моя вина. Поэтому я говорю: - Да, - мой голос сиплый и скрипучий, ведь большую часть суда я сидела молча, поэтому я повторяю. - Да, это я убила Тори Вегу. Это моя вина. Толстый прокурор победно улыбается, а мой адвокат опускает голову в свои сцепленные в замок руки. Когда судья, после переговоров с присяжными, выносит их приговор, я слышу лишь отдельные обрывки фраз: ...суд... Джейд Вест... одиннадцать лет... колония... строгий режим... приговор... обжалование... Мои мысли путаются, в голове звенят предсмертные крики Тори, перед глазами туманная пелена, а руки будто покрыты густой и горячей кровью Веги. Я даже не сразу понимаю, как оказываюсь закована тугими наручниками, мешающими шевелить кистями. Глазами ищу некогда близких мне людей и шепчу им "простите", смахивая непрошеные слезы. Чувствую, как множество вспышек камер репортеров и осуждающих взглядов провожают меня до выхода из помещения. Потом трое крепких охранников уводят меня в темный коридор, дальше от света, дающего надежду. Сейчас я понимаю - Тори Вега испортила мою жизнь, даже будучи мертвой.