Опасный возраст.

Пора завязывать с жизнью. Моя знакомая часто говорила эту фразу. Возможно, даже чаще, чем следовало. Я всегда был согласен с ней. Хотя, так или иначе, жить продолжали мы оба. Бросив школу, я слонялся без дела пару месяцев. Потом работал на кладбище. Копать могилы в шестнадцать лет — здорово, правда? Видеть мертвых. Даже, в какой-то степени, завидовать им. Счастливчики. Им уже не нужно переживать о чем-либо или думать, что произойдет в тот или иной момент. С ней я продолжал общаться. Заходя в контакт после работы, я видел сообщения от нее. В основном, она писала мое имя. Пять раз, десять или пятнадцать. На это я отвечал "что?". Иногда, уподобаясь ей, писал по нескольку раз. Все наши разговоры заключались в жалобах на жизнь. Выигрывал тот, у кого все хуже. Она писала: "Давай поговорим." "О чем?" "Предлагай тему." Никогда не знал, о чем говорить. В итоге она начинала сама. Очередное нытье. Мы часто говорили о том, что было бы неплохо умереть. Ее удерживали мысли о родителях. А меня? Удерживало ли здесь хоть что-нибудь? Вряд ли. Не мог ничего сделать с собой только из-за слабости. "А если мы пойдем гулять, и я дам тебе бутылку с водой, в которую подмешан яд. Ты выпьешь?" "Дура, зачем сказала? Надо было просто дать мне бутылку." После того разговора прошло несколько месяцев. Мы продолжали жаловаться, говорить об унылой будущей жизни и мечтать о смерти. Иногда она резала руки. Смысла я не понимал — вскрываться ведь она не собиралась. Зачем было делать подобное? Впрочем, это ее жизнь. Где-то в середине осени она написала: "Пойдем в кафе." "Зачем?" "Мне холодно. Я хочу, чтобы ты меня обнял." "Не думаю, что это поможет." Мы обнимались только однажды. Это было слишком смущающе. Хотя она не хотела меня отпускать. "Ты слишком уютный." Так или иначе, я согласился. До сих пор не понимаю, зачем это сделал. Она пришла сразу после школы. Впервые видел ее в новой школьной форме. — Ну как тебе это убожество? — спросила она про платье. — Тебе идет. Она долго листала меню. Но в итоге выбрала просто кофе. Я же решил согреться чаем. Она дала мне деньги и отправила делать заказ. Меню оставила на столе, сказав, что вдруг еще что-то захочет. Заказ принесли быстро. О чем мы говорили тогда за столом? Не помню. Наверное, как и обычно — жаловались, как же осточертела эта жизнь. Ну, а еще про игры. — Ты все еще хочешь умереть? — спросила она. — Да, а что? — Я тоже, — улыбнулась она. Казалось, будто она не договорила. Хотя последнее слово было сказано. — Отнеси меню, пожалуйста. Ничего больше не буду. — Сама относи, я тебе не слуга. — Ну пожалуйста. Она состроила просящую мордашку. Только мы оба знали, что ей это не идет. Так или иначе, я все же пошел относить меню. А когда вернулся, то недовольно посмотрел на нее. Она же только поблагодарила. Я взял чашку в руки, и уже было поднес ко рту. Как вдруг она сказала: — Стой. — Чего тебе еще? — Помнишь наш разговор про отравленную воду? — Ну, допустим. Она разжала левую руку. В ней был пустой пузырек. — Это настойка болиголова. Одолжила у кое-кого. Если выпить больше нормы — умрешь. Флакончик был полный. И я весь вылила его в кружку. Приятного чаепития. Я смотрел на нее, как на дуру. А она, подперев голову рукой, с улыбкой смотрела на меня. — Ты ведь это не серьезно? — Я серьезна, как никогда. Ну что, покончишь с жизнью раз и навсегда? — Зачем ты сказала? Я бы мог спокойно выпить и умереть! — Тогда это было бы убийство. А я не хочу тебя убивать. Повисло молчание. Я все так же держал кружку в руках. А она размешивала сахар в своем кофе. — Хочешь, я выпью? И тогда ты останешься гнить в этом мире дальше. Как тебе такая перспектива? Она говорила это спокойно. Слишком спокойно. Я смотрел на нее с подозрением. — Не смотри на меня так. Я же обещала тебе отравленное чаепитие. Ну, если хочешь, то можем поменяться. Я даю тебе свой кофе, а ты мне свой отравленный чай. Что скажешь? Она потянулась к моей кружке, однако я придвинул ее ближе к себе. Я надеялся, что все это не правда. Что это просто ее тупая шутка. С другой стороны... мне нечего терять. Умру я сейчас или спустя пару лет — какая разница? Я сжал кружку и, поднеся ее к губам, все же сделал несколько глотков. Я смотрел на нее, которая с таким спокойствием пила свой чертов кофе. Хотя руки ее дрожали. — Ну как? Чувствуешь головокружение? А желудок не болит? Как только она это сказала, у меня все поплыло перед глазами. Внутри же все начало гореть. Она смотрела на меня все с той же улыбкой. — Тебя часто обманывают? — При чем тут это? — как-то хрипло спросил я. — Просто это так легко сделать. Яда не было в твоей кружке. Я посмотрел не нее огромными глазами. Вот же тварь! А я же уже смирился со своей смертью! Я собрал всю свою храбрость! Я... черт, я действительно поверил этой дуре! Я уже собирался сказать ей все, что я о ней думаю. Но она опередила меня. Допив свой кофе, она сказала: — Правильней сказать так. Яд был в кружке. Но не твоей. Только сейчас я заметил, что она побледнела. Левую руку она держала на животе, который, по всей видимости, действительно болел. Правой же продолжала сжимать кружку. — Знаешь... я рада, что мы познакомились. Может быть, скоро встретимся, если ты все же решишься. И, пожалуйста, выкинь это. — Она посмотрела на пустой пузырек. Это были ее последние слова. Я тупо смотрел, как она закрывает глаза и откидывается назад, потянув за собой чашку, которая, упав, разбилась как-то слишком громко. Кто-то подбежал к ней, кто-то стал спрашивать о чем-то меня. Кто-то позвонил в скорую. Я ничего не понимал. Это было слишком сложно для меня. *** Вскоре были похороны. Меня там не было, хотя она часто говорила, чтобы я вырыл ей могилу, если она умрет. Она написала прощальные письма практически всем, с кем общалась. Даже мне, хотя я был с ней в последние минуты жизни. Она вновь благодарила меня. Вспоминала о чем-то. Писала так, будто не собиралась умирать. Последней строчкой она писала: "Я завязала с жизнью. Я рада. А ты?" "Дура", — удаляя переписку с ней, подумал я.