Общее Благо

Он приходил в себя медленно, всеми силами стараясь провалиться из полудрёмы обратно в чудесное царство сна. Выходить навстречу суровому миру не было никакого желания. Наоборот, хотелось ещё чуть-чуть продлить блаженные мгновения в мире грёз, задержаться в такой мягкой, такой приятной темноте, где нет ни проблем, ни боли, ни страданий. Странная, совсем чуждая всем желаниям мысль о том, что мгновения этой борьбы с самим собой затянулись, окончательно пробудила разум. Вместе с ним проснулись воспоминания. Первая тревожная мысль пробудила страх, а тот, в свою очередь, в мгновение ока заставил организм встряхнуться. Память отсутствовала. «Кто я такой? Почему не могу вспомнить имени? Где я? Что случилось?» — вопросы всё накапливались, а ответа до сих пор не было. Он попробовал раскрыть глаза. Тяжёлые веки лениво поднялись, открывая взору высокий каменный потолок, какие обычно бывают в замках или других старинных строениях. Внутри всё сжалось, ведь он ясно помнил — никаких замков и зданий вообще там не было. «Где там?» — он тут же зацепился за странную мысль, способную дать ответы на мучавшие его вопросы. «На поле под Серым Холмом», — вспомнил он. Последний миг до потери сознания ярко всплыл перед глазами. Запах горелого мяса, крови и сырости: вокруг трупы. Копьё, сотканное из тысяч магических нитей, неумолимо приближается, оно уже совсем рядом, прямо перед лицом. Мир гаснет… «Но я жив», — подумал он, — «Это хорошо. Это значит, что всё получилось». Чудовищная слабость, что сковала все его члены, постепенно начала отступать. Теперь он уже мог приподнять голову и с трудом сесть. Тело послушалось не сразу. Руки и ноги, словно не родные, подчинялись очень вяло и рвано, как будто бы сопротивлялись своему хозяину. А привстать и усесться на мягком, высоком кресле стоило поистине титанических усилий. Устроившись поудобнее, он оглядел помещение. «Когда-то здесь был кабинет», — подумал он, покосившись на перевёрнутый рабочий стол. Вокруг царил хаос, словно после побоища. На полу рассыпались тысячи осколков от разбитого стекла, шкафы разъехались по сторонам, некоторые даже упали. Почти все портреты попадали на пол и почему-то тихонечко ворчали. Единственное, что сохранилось целым, так это стул, тот самый, на котором он сидел. Он позволил себе ещё несколько минут созерцать царивший вокруг бардак. Память начинала медленно возвращаться и он, не зная, ни куда попал, ни что вокруг происходит, собирался с силами. Тело постепенно поддавалось, оно перестало сопротивляться его попыткам двигаться. Совсем скоро от той чудовищной слабости, свалившейся на него в первые секунды пробуждения, осталась лишь жалкая тень. Вновь оглядев кабинет, он обратил внимание на чудом уцелевшую жёрдочку для птицы. «Похоже, у него был питомец», — подумал он. — «Скорее всего, фамильяр. Ладно, посмотрим, в кого меня угораздило». Вдохнув полной грудью, что далось ему с некоторым трудом, он посмотрел на свои руки. Длинные узловатые пальцы, покрытые седыми волосками, морщинистая кожа. Такие кисти могли принадлежать только глубокому старику. Он оглядел широкие рукава странного, тёмно-синего одеяния с яркими, серебристыми звёздами. Только потом до него дошло, что это была роба. — Сорочка какая-то, — пробурчал он себе под нос. Это вышло настолько тихо и хрипло, что он почти не разобрал собственного голоса. — О боги! — воскликнул он, когда взгляд упал на длинную, пышную седую бороду, конец которой мирно покоился на его коленях. Стоило её заметить, как она тут же начала мешать. «Я старик!» — в ужасе подумал он, вжимаясь в кресло и тяжело дыша. Морщинистые кисти легли на подлокотники. Упёршись в них он, кряхтя и охая, поднялся на ноги. Поясница сильно заболела, давая знать о возрасте. Колени дрожали, норовя подкоситься. Он немного постоял, держась за кресло и дожидаясь, пока сможет стоять сам. Сердце сильно билось в груди, будто вот-вот выпрыгнет, как если бы он пробежал лигу без остановки, а не просто поднялся с кресла. «С этим телом надо что-то делать, а то так и умереть недолго», — подумал он, когда колени перестали дрожать и мысленно добавил: «Снова. Но сначала, надо отыскать зеркало. И нормальную одежду». Он медленно направился в сторону лестницы, что вела куда-то наверх. Остановившись у самых ступенек, дед ухватился за перила и тихо выругался себе под нос. Он споткнулся о ножку стола и чуть не сосчитал последние ступени носом. С неожиданной для себя прытью, старик вынул из-за пояса странную деревянную палочку, взмахнул ею и замер в нерешительности. Видимо, прежний хозяин тела мог бы что-то сделать в такой ситуации, но он не знал, как работает местная магия. Пока что, не знал. Внимательно рассмотрев палочку, старец убрал её туда, откуда она взялась и потихонечку, аккуратно принялся взбираться вверх по лестнице. В конце концов, до двери он дополз. Если какая-нибудь магия и охраняла её от вторженцев, её всю вышибло с его появлением. Старик аккуратно толкнул дверь, прошёл в просторную комнату. «Надо же, личные покои!» Взору предстала уютная гостиная с камином, длинным низким столиком, у которого стояла пара деревянных кресел с бархатной обивкой. У стен возвышались стеллажи с книгами, а пол украшал пушистый ковёр со странными узорами. На свободных участках стен висели картины в тяжёлых рамках. Несколько пейзажей и лишь один портрет. С него на старика взирал высокий молодой парень с вытянутым лицом, одетый в чёрный, шитый серебром камзол. Надпись в углу гласила — Геллерт Гриндевальд. Из комнаты вели ещё две двери помимо той, через которую он вошёл. «Одна — спальня, вторая — ванная», — предположил он и был абсолютно прав. Спальня представляла собой небольшую комнату с широкой кроватью и длинным платяным шкафом у стены. Порывшись там, он с грустью обнаружил, что никакой нормальной, в его понимании, одежды, там не было. Одни сплошные мантии попугайских расцветок и причудливые халатики. Тем не менее, пользу гардероб всё-таки принёс — на внутренней стороне одной из дверец висело высокое зеркало, почти ростовое. Оттуда на него смотрел худой голубоглазый старик с длинной, пышной белоснежной бородой и такими же волосами. Они тянулись до самого пояса. Одетый в тёмно-синюю мантию, усеянную серебристыми звёздами, он был похож на какого-то шарлатана с улицы, который очень любит изображать древнего, могучего волшебника. Крючковатый, как будто сломанный в паре мест нос был хорошим тому дополнением. Аккуратно ощупав лицо, он удостоверился, что нос его и вправду был когда-то сломан и сросся неправильно. «И почему этот олух его не вылечил?» Старик улыбнулся. — Все зубы на месте, хоть на этом спасибо, — проговорил он. Вдоволь наглядевшись на отражение, он рухнул на мягкую кровать и закрыл глаза. Расслабился, нырнул куда-то вглубь себя, чтобы почувствовать свою магическую мощь. А она и вправду была. Немного меньше, чем та, которой он обладал в прошлой жизни, но достаточная, чтобы бурлящая магия не выжгла тело при вселении. Старик был хорошим колдуном, если сумел принять в себя его сущность без повреждений. Это радовало. «Ничего, совсем скоро мы восполним упущенное!» — подбодрил он себя. Полежал ещё немного, память потихоньку возвращалась. Она приходила какими-то обрывками прошлого, без точности и имён. Только особенно яркие воспоминания. Он попытался порыться в памяти тела, но растормошить её ему почти не удалось. Она отказывалась выдавать что-либо. — Хм, — хмыкнул старик, — быть может, она проснётся при непосредственном контакте с предметами воспоминаний? — голос всё ещё звучал хрипло. Недолго думая, старик поднялся с кровати и доковылял до гостиной. Там подошёл к портрету и получше вгляделся в лицо нарисованного молодого мужчины. Посмотрел на имя, прочитал вслух и скривился от отвращения. И зачем он повесил сюда портрет этого неприятного человека? Память услужливо раскрыла свои двери, открыв новому хозяину тела всё, что касалось Геллерта. О том, как они давным-давно познакомились в Годриковой Лощине, о том, как сдружились. О том, как из-за ссоры с Гриндевальдом погибла слабоумная сестра, и это положило конец их дружбе. Неприятные воспоминания заставили старика поёжиться. Он присел в кресло, и какое-то время сидел неподвижно. Помотав головой, дед вынул из-за пазухи палочку и внимательнее осмотрел её. «Артефакт. Что-то вроде верного посоха, тоже служит проводником силы. И концентратором для неумёх», — заключил он, пока память не приоткрыла завесу тайны. «Я был прав, действительно артефакт. Бузинная палочка. Хм… Опасная штука», — подумал он, вспомнив, как отобрал оружие у того самого Геллерта, как сразил его с её же помощью, в далеко не честном бою. Как оставил себе «чтобы уберечь от неё других». «Как лицемерно», — подумал он, убрав её обратно за пояс. Палочка ему решительно не нравилась. Сильный, но ветреный артефакт. Служит тому, кто его отобрал любым честным или нечестным способом. В случае оружия гораздо предпочтительнее артефакт личный, который бы плохо подчинялся чужим рукам. «Как мой старый посох», — подумав, заключил он и решил избавиться от палочки, как только представится такая возможность. Он спустился в кабинет в поисках ответа на самый важный на данный момент вопрос. Кто он такой? Однако в разгромленном помещении его ждало разочарование. Спустившись с лестницы, он аккуратно прошёл к поваленному столу и, снова споткнувшись о кусок какой-то ткани, неуклюже шлёпнулся прямо на пол. Потирая ушибленную часть тела, дед поднялся. Старая задница жутко болела. Повинуясь внезапному порыву, он выхватил палочку и вновь замер. Слово вертелось на языке несколько секунд. Он чувствовал, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и он сотворит заклинание, но слово, готовое сорваться с губ, ускользало. «Да как убрать этот проклятый бардак?!» — подумал он в отчаянии, и память всё же отозвалась заклинанием. Ухмыльнувшись, он снова взмахнул палочкой, гораздо увереннее, мысленно составил его формулу, вовремя всплывшую в памяти, и произнёс. — Instauro! Усевшись в кресло, дед удивлённо хмыкнул. Заклинание сработало гораздо тоньше и лучше, чем он ожидал. Стол сам собой перевернулся, оторванные ножки встали на место. Всё вокруг начало двигаться и метаться: шкафы юркнули обратно к стенам, разбитые стёкла собрались из осколков, артефакты и причудливые предметы непонятного назначения улеглись на полках, книги вернулись на стеллажи, даже отколотый кусок подсвечника восстановился. Движение магии закончилось только через пять минут. Всё вроде бы встало на место, но что-то всё ещё было не так. Старик почувствовал, какую-то возню под своим правым ботинком. Он приподнял ногу, и маленький осколок стекла пулей вылетел оттуда и встал в дверцу серванта. — Интересно, — оглядев восстановленный кабинет, пробормотал дед. Раньше он сталкивался с заклинаниями уборки и бытовой магии, но никогда не видел, чтобы движением палочки можно было восстановить абсолютно всё до мельчайших деталей. В интересного человека он залетел. Порывшись в столе, он вытащил оттуда внушительную стопку пергамента. И она росла каждый раз, когда он открывал новый ящик. Старик вознамерился перечитать всё это, чтобы понять в кого его занесло, какой пост он сейчас занимает и как ему следует себя вести, чтобы не вызывать подозрений. Вытащив всё содержимое ящиков прямо на стол старик, довольный проделанной работой, потянулся к верхней бумаге, как вдруг заметил под столом конверт. «Похоже, он упал, пока я собирал всё это», — подумал он и, кряхтя, поднял его с пола. Не посмотрев на адрес, он аккуратно вынул письмо и, развернув, принялся читать. К счастью, незнакомые буквы короткого послания быстро сложились в нужные слова. Язык стал восприниматься сам собой. «Дорогой Альбус, Сегодня в дом Дурслей приходила магловская инспекция. Кто-то пожаловался на жестокое обращение с детьми. Дедалусу удалось отвадить их, но прошу вас, сэр, направить ещё кого-то для наблюдения и охраны. Становится всё сложнее дурачить маглов и поддерживать у Дурслей такое отношение к ребёнку одновременно. Они не идиоты, догадываются, что их может за это ждать.

Искренне ваша, Арабелла Фигг»

Старик в ужасе сглотнул. Память открылась на удивление живо и вывалила на него слишком много информации, к сожалению, не всей. На секунду он осознал, какой же мразью был прежний хозяин тела. Он, наконец-то, вспомнил своё новое имя и все прилагающиеся к нему титулы. Оно стояло на конверте, который он вначале отложил, так и не прочитав, и звучало так: — Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, Кавалер ордена Мерлина первой степени, президент Международной Конфедерации Магов, Верховный чародей Визенгамота и в довесок — директор школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс». Эти названия мало что говорили старику, но имя было длинным и звучным и это ему нравилось. Не остались в секрете и воспоминания об этой самой Арабелле Фигг и упомянутом в письме Дедалусе. Жалкая пародия на волшебника и напарник-наблюдатель, не намного её превзошедший. При воспоминании об объекте наблюдения дед вновь в ужасе содрогнулся. Как он, назначенный опекуном юного Гарри, мог отдать волшебника к таким людям?! Внутренне чувство долга настойчиво требовало тут же явиться в это странное место под названием Литтл-Уингинг и забрать подопечного. Немного подумав, старик наступил ответственности на горло и решил сделать это чуть позже, чтобы не вызывать подозрений и вникнуть в ситуацию. Взгляд старика упал на последнюю строчку в его длинном имени. Директор школы… Директор. Должность ответственная, к этому нужно подойти со всей осторожностью. Ведь в его руки, можно сказать, свалилось будущее магов этой страны. Как только эта мысль сформировалась в его сознании, на Альбуса обрушилась волна магии, чуть не расплющившая его по креслу. Он сглотнул, прислушиваясь к новым ощущениям, снова заглянул внутрь себя, чтобы увидеть и почувствовать магию старинного замка. Похоже, Хогвартс позволил пришельцу снова быть его директором. Старик сразу же проникся уважением к строению. Магия была здесь повсюду, он мог узнать, где находится любой из его многочисленных обитателей, стоило только пожелать. Если что-то случится, его сразу же поднимет сигнальное заклинание, а при нужде Хогвартс дарует ему часть своей мощи, чтобы защитить учеников. Он уже давно понял, что находится в директорском кабинете, но только сейчас проникся всей возложенной на него ответственностью и интереса ради сосредоточился на его положении в замке. «Хм, похоже, я кое-что не учёл», — подумал он, обнаружив перед каменной горгульей, которая закрывала вход на винтовую лестницу к его кабинету, своего нового заместителя — Минерву МакГонагалл. — О, демоны, пароль! — в ужасе вскрикнул он и, подхватив полы мантии, по-стариковски затрусил вниз, чтобы обновить его. Он успел как раз вовремя, ещё немного, и Минерва бы позвала на помощь коллег. — Ответственность, — коснувшись палочкой горгульи, произнёс старик и прислонился к стене, отдыхая. Статуя тихо отъехала в сторону, как раз, когда женщина вновь произносила «Сахарная пудра». — Альбус! — Не здесь, Минерва, — быстро оборвал её старик и медленно пошёл вверх по лестнице. Удивлённой ведьме ничего не оставалось, как последовать за ним. По пути она почему-то всё время глядела на ступени, словно чего-то не хватало. Минерва представляла собой строгого вида пожилую даму в квадратных очках с тёмной оправой. Выглядела она очень взволнованной. — Что произошло, Альбус? Я двадцать минут простояла под дверью вашего кабинета и не могла попасть внутрь! — Примите мои извинения, Минерва, я всего лишь подпитывал защиту замка. Пароль пропал, и я ещё не успел установить новый, — вздохнув, старик покачал головой, как будто и в самом деле чувствовал себя виноватым. Ведьма выпустила из пальцев рукав изумрудного цвета мантии, который сжимала от волнения. — Сейчас уже всё в порядке. Альбус машинально закинул в рот лимонную дольку, которую взял из вазочки на столе. «А у него был хороший вкус!» Маг по-новому взглянул на вазочку со сладостями. Эти дольки так понравились ему, что он даже предложил их своей гостье. — Лимонную дольку? — спросил он, без задней мысли протягивая вазочку женщине. МакГонагалл вздохнула, следы волнения исчезли с её лица, оно вновь стало строгим и гордым. — Благодарю, но я не хотела бы портить перед ужином аппетит. Я рада, что всё в порядке, Альбус, — произнесла она, позволив себе лёгкую улыбку. Женщина реально беспокоилась за директора. Даже для магов сам собой исчезающий пароль — штука странная. — Как пожелаете, — старик поставил вазочку обратно на стол. — У вас было что-то срочное? — Нет. Фоукс прилетел ко мне в кабинет, и я забеспокоилась. Но, раз у вас всё в порядке, не буду отвлекать от работы. Кивнув в сторону солидной кипы бумаг на директорском столе, пожилая ведьма сделала несколько шагов в сторону выхода, но, так и не достигнув цели, развернулась. — Новый пароль — Ответственность, — директор показал одну из самых любезных своих улыбок. Минерва кивнула ещё раз и, пожелав хорошего вечера, скрылась за дверью. Старик тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. Он изо всех сил молил богов, чтобы эта женщина не заметила разницы. — Ответственность? — вдруг заговорил чей-то голос с верхней полки крайнего шкафа, — очень странное для тебя слово, Альбус. — Шляпа? — удивился старик, глядя на полку, откуда шёл звук. — Шляпа-шляпа! Смотрю, новый Альбус получше старого будет. — Я тоже так думаю. Не зря же Хогвартс так быстро согласился со старым-новым директором, — подтвердил чей-то голос сзади. — Перемены грядут… — Надеюсь, в лучшую сторону. Не нравится мне, во что превратился Хогвартс за последние сто лет. Под твоим, Диппет, и его руководством! — Да, Армандо, Альбус пошёл весь в тебя в своей честолюбивой маглофилии. Превратил всё наше образование, все наши основы в одну большую кучу смердящих отходов, которое с удовольствием поедают всякие грязнокровки! Поверьте мне на слово, господа директора, ещё более плачевной ситуации, чем этот пиздец достичь невозможно! — Пошёл ты, Финеас! Пошёл ты и твои чистокровные отсталые взгляды, чтоб… — Отсталые? Это ты отсталый, трухлявый пень! Позор чистокровного общества, ни Мордреда не смыслящий в законах магии! — Это кто из нас ещё трухлявый, ты… — Армандо не договорил, прерванный грозным возгласом Альбуса. — Тишина! — Впрочем, меняется далеко не всё, — тихо пробурчал кто-то из прошлых директоров. Кто-то гордо фыркнул, кто-то вздохнул, но говорить больше портреты не решались. — Кто ещё заметил?! — директор обвёл портреты грозным взглядом из-под нахмуренных бровей. Несколько мгновений никто не осмеливался ему отвечать. — Никто, кроме нас, Шляпы и твоего Фоукса. Мы не расскажем, — вздохнул самый старый портрет. — Хорошо, — кивнул колдун, — а теперь, господа предшественники, я должен узнать, что здесь происходило до сего дня. Говорите, я слушаю. Альбус уселся в кресло и взглянул в глаза первому попавшемуся портрету. Какое-то время они не решались отвечать, словно испугались живого директора. Древние нарисованные старики переглядывались, словно решали, кого заставить говорить первым, будто бы это было равносильно смертному приговору. В конце концов, заговорил худощавый старик, названный Армандо Диппетом. Его постоянно прерывал грузный кудрявый дед в щегольском наряде, с подписью на раме «Финеас Найджелус Блэк». За разговором с портретами пролетело несколько часов. За окном стемнело, сквозь оконное стекло в комнату вливался мягкий, слабый свет месяца. Альбус в гробовом молчании размышлял над услышанным. Портреты поведали ему практически всё об обязанностях директора Хогвартса, о том, как сильно менялась программа образования, немного о самом Альбусе. В общем, всё, о чём может поведать нечто, вечно находящееся в школе. Естественно, этой информации оказалось совершенно недостаточно. Рядом раздался лёгкий хлопок. На жёрдочке сидела птица с ярко-красным, местами рыжим, оперением. Довольно большая, похожая на не в меру растолстевшего ястреба с длинным хвостом. Именно к такой ассоциации толкал крючковатый клюв и острые когти пташки. Она топталась на жёрдочке и с опаской поглядывала на директора, то и дело наклоняя голову в бок. — Птица! — воскликнул Альбус, поняв, что перед ним не просто жирный кусок мяса попугайского окраса, а существо, созданное из яркого, живого пламени — феникс. И это создание было фамильяром ныне покойного мага! Старик почувствовал, что их связь не была разорвана до конца, и сейчас только от птицы зависело, станет ли она подчиняться новому Альбусу. Тот вытянул руку в направлении жёрдочки и сжал кулак. — Признаешь ли ты меня своим хозяином, Фоукс? — грозно спросил маг. Воздух вокруг него задрожал от силы. Феникс немного промедлил и, дважды хлопнув крыльями, пересел на руку мага, легонько клюнув того в щёку. — Я тоже рад, — сказал старик, тепло улыбнувшись своему питомцу. Феникс потёрся головой о щёку Дамблдора и пересел обратно на жёрдочку. — Ну, что ж, похоже, пришло время разобраться со всем, что здесь происходит! — маг хлопнул в ладоши и вытащил первый из документов. Предстояло очень и очень много работы. За новую жизнь приходится платить…

***

Минуло два месяца с тех самых пор, как в теле Альбуса Дамблдора появился новый хозяин. Прошло какое-то время, прежде чем он привык к своему новому имени. Рабочие будни на посту директора текли ровным, неспешным потоком. Окружающие заметили кое-какие изменения в его поведении, но никто не придал им большого значения. Ведь старый Альбус всё так же одевался в мантии причудливых цветов, всё так же улыбался и глядел на детей из-под очков со стёклами-полумесяцами, всё так же сидел целыми днями в своём кабинете, погруженный в непрерывную работу и так же предлагал каждому свои лимонные дольки. Однако директор стал нелюдим и очень мало разговаривал даже со своим верным заместителем. Он выбирался из своих покоев только на обед, да и то не часто, и не ходил по замку дольше необходимого. Создавалось впечатление, будто его вообще нет в Хогвартсе, большинство директорских обязанностей упали на хрупкие плечи Минервы. Это было единственным изменением, которое заметили окружающие. И никому не было дела до того, что директор вылечил свой нос. Что он перестал сутулиться заметили единицы, и совершенно никто не придал значение тому, как неуловимо жёстче стала его походка, каким изучающим взглядом он одаривал каждого встречного во время своих редких прогулок по замку, словно тот был каким-то экзотическим блюдом на столе у директора, и он не знал, есть ли его, или всё-таки не стоит. К слову о блюдах, только профессор МакГонагалл заметила, что его порция за обедом выросла почти вдвое и за эти два месяца, а сам директор стал чуть плотнее и упитаннее. Каждый день теперь Альбус Дамблдор вставал ранним утром, в самый рассвет, и в тишине директорских покоев обливался потом от натуги, выполняя различные упражнения. Естественно, не перегружая своё старое тело. Всё-таки, не молодой балбес, последствия могут быть куда более серьёзными. «Какой же я дряхлый и немощный», — бормотал он, прерывисто дыша, после каждого подхода. Маг стал очень ответственно относиться к своему здоровью и соблюдал строжайший режим. Результат потихоньку давал о себе знать, ведь с помощью магии и упражнений даже такое дряхлое тело, как у директора, смогло набрать немного мышечной массы и более-менее вернуться в форму. Он стал чуть шире в плечах и теперь не страдал отдышкой после подъёма по школьным лестницам. По крайней мере, по первым двум пролётам. Точно так же, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор каждый день занимался изучением документов из кабинета, книг и, изредка, артефактов. Читал и исследовал всё, до чего мог дотянуться и дивился своим результатам. За два месяца он сумел узнать если не всё, то уж точно большую часть того, что знал Дамблдор-старый. Память честно возвращала ему знания в ту же секунду, как ему приходилось с ними сталкиваться. Открыв какой-то толстый фолиант и пробежавшись глазами по строчкам, Альбус тут же вспоминал, о чём тут написано. Увидев название заклинания, он сразу же узнавал, как оно работает и пробовал его на практике, если помещение позволяло. За два месяца его запас колдовства вырос настолько, что теперь отличить его от местного волшебника стало практически невозможно. Школьную программу он одолел за первые две недели. Знания из прошлого, другого прошлого, которое было практически забыто, наоборот, возвращались очень неохотно. Они являлись ему словно давний, покрытый пылью сон, который хоть и силишься вспомнить, но вспоминаешь с большим трудом. Несмотря на это, часть из них он вернул. Однако, забыл старое имя, смутно вспоминая лишь кличку. «Свирепый или Бесстрашный», — примерно так бы она звучала на местном языке. Заполняя копилку собственных знаний, возвращая утерянные способности, Альбус всё больше проникался возложенной на него директорской ношей. Он не переставал удивляться, насколько ничтожными магами становятся выпускники его школы. Несколько раз он даже громко возмущался этому, находясь в своём кабинете, где никто посторонний не мог бы его увидеть. Портрет кучерявого Финеаса лишь ответил, что Альбус был одним из тех, кто этому поспособствовал. Дамблдор пообещал самому себе разобраться с этим, но, пока что, от решительных действий отказался. Он предпочёл выждать и полностью разобраться в сложившейся ситуации. Ведь не зная всех аспектов данного дела, можно не просто попасть впросак, но ещё и сильно влипнуть, рискуя растерять не только весь авторитет в местном правительстве, о котором он узнал совершенно случайно, но и полететь с должности. И чем глубже он уходил в изучение вопроса, читая законы, сверяясь со старыми газетами и получая воспоминания Альбуса-старого, тем сильнее кипело в нём возмущение. В конце концов, он понял, что для осуществления поставленных целей нужно было перекроить всю систему. Хотелось бы сказать, что сделает он это ради «общего блага», но это выражение ему очень сильно разонравилось. Поэтому он будет делать это ради авторитета государства и магического искусства, как такового. «Общее благо!» — фыркнул он однажды, изучая какой-то древний томик по магии крови, за который бы отвесили минимум десять лет Азкабана. — «Да какое может быть общее благо, если из магов делают невежд?! Запрещать все неугодные разделы магии, это же надо до такого додуматься? Делать вид, будто их вовсе не существует, будто магия крови и особо страшные проклятия ну совершенно никому не нужны, и были просто ради смеха придуманы. Запретить что-то недостаточно, чтобы оно исчезло. Запрет сделает это только опаснее для невежд». И поэтому Альбус, всерьёз озаботившийся образованием в своей школе, решил присмотреться к преподавателям получше. Быть может, некоторых из них стоит заменить? Или посоветовать пройти переквалификацию.

***

На все приходящие письма маг не давал каких-либо конкретных ответов, ограничиваясь потоком общих фраз, или попросту игнорированием, если это было возможно. Два месяца спустя он принял тяжёлое решение — настало время выбраться в мир, и посетить, наконец, местные достопримечательности. Впервые за долгое время директор вызвал к себе Минерву МакГонагалл и, напустив на себя донельзя болезненный вид, сообщил, что по состоянию здоровья вынужден покинуть Хогвартс на какое-то время. Слёзно попросил заменить его на посту в ближайшее время и извинился за такие неудобства. Колдунья сердечно заверила, что сделает всё в лучшем виде. Не прошло и полчаса с её ухода, как Альбус, предварительно закрыв кабинет, набрался храбрости и шагнул в камин. Столь экстравагантный способ перемещения показался ему странным, однако оказался очень удобным.

***

Косой Переулок встретил мага гулом и гвалтом оживлённой толпы магов в причудливых нарядах. Первым делом Дамблдор заглянул в Гринготтс. Посещение банка прошло намного лучше, чем он ожидал. На личном счету Альбуса имелось что-то порядка тридцати тысяч галлеонов, на месячные проценты с которых, и, разумеется, директорскую зарплату он и жил. Все остальные деньги, например, из очень скудного «Фонда помощи жертвам Первой Магической», шли на благотворительность. Причём, неизвестно кому и неизвестно куда, но это уже дело десятое. Главное, что старик хотя бы был верен своим убеждениям. Другой же благотворительный фонд, куда люди складывали деньги для «Мальчика-который-выжил» пока что был нетронут. Не забыв взять справку о состоянии имущества, получить новую чековую книжку и дополнить средства в кошеле, Дамблдор покинул банк. Следующим пунктом стояла нормальная одежда. С этим проблем не возникло. Десяток добротных мантий и парочку строгих костюмов ему продали в магазине с двумя золотыми «Т». После дедушка отправился к главной цели своего маленького путешествия. Скрипнувшая дверь старого магазина привела его в тёмное, пыльное помещение. — А, клиент! Подождите секунду, — старческий голос донёсся из-за дальних шкафов. — Я не спешу, Гаррик. Едва были произнесены эти слова, из-за крайнего стеллажа появилось донельзя удивлённое лицо продавца. Несколько секунд он смотрел на посетителя пронизывающим насквозь взглядом серых глаз. Похоже, ему казалось, что они, глаза, его обманывают. — Альбус? — спросил он осторожно, — Что ты здесь делаешь? — Я хочу, чтобы ты сделал палочку на заказ, Гаррик. Для меня. Олливандер вздохнул. В этом тяжёлом старческом вздохе отразилась вся его усталость и горечь от невежества, его окружающего. На лице старого мастера крупными буквами было написано «Почему никто меня не понимает?» Отпустив ещё один тяжёлый вздох, он обратился к Альбусу. — Я всегда говорил, палочка сама выбирает мага и… — Оставь этот бред тем, кто не разбирается в магии, — жёстко прервал его Дамблдор, — Палочка — просто артефакт, который мне позарез нужен, поскольку старая сломалась. Свою кровь я тебе обеспечу, как и перо Фоукса, и любые другие ингредиенты. Только скажи цену. — Ты же знаешь, Альбус, нельзя просто так исполнить твоё желание, — немного поразмыслив, тихо начал Олливандер, — я не имею права изготавливать такие палочки. Это запрещено Министерством. Поэтому, собственно, палочки и выбирают магов. — Четыреста галлеонов, — просто сказал Дамблдор, — мне нужна качественная работа мастера, Гаррик. Я не заплачу, если она не будут достаточно сильной. Олливандер немного помялся, воровато оглянулся по сторонам, словно за ним стояли два аврора с палочками наизготовку и тихо прошептал: — Идёт. В эту же секунду из сумки Альбуса на стол продавца перекочевал тяжёлый пакет. — Здесь сто галлеонов, три пера Фоукса и полпинты моей крови. Олливандер потянулся к пакету, но Дамблдор схватил его за руку и выразительно посмотрел в глаза. Какое-то время старый мастер недоумевал, чего же хочет от него директор, а когда смекнул, слегка покраснел. Всё-таки, подобных заказов никто не делал ему вот уже лет двадцать. Он высоко поднял палочку и произнёс. — Клянусь своей жизнью и магией использовать данную мне кровь только на изготовление заказа Альбуса Дамблдора, клянусь использовать её честно и без утайки, клянусь уничтожить возможные остатки без злого умысла. Клянусь сохранить сделку и кровь в тайне, клянусь не использовать кровь во зло её обладателю как прямо, так косвенно. — Принимаю, — кивнул Дамблдор, увидев, как запястье Гаррика стягивает белая волшебная линия, — буду ждать вестей. Не успел Олливандер убрать пакет в один из ящиков стола, для верности наложив на него скрывающие чары, дверь в его лавку закрылась с другой стороны. Он снова остался один в старом пыльном магазине. На секунду Гаррику показалось, будто всё это ему примерещилось на старости лет, но тяжёлый мешок с лёгкостью опроверг эту мысль. Покинув лавку Олливандера, Альбус тяжело вздохнул. Он надеялся, что тот ничего не заподозрил. Теперь, когда все покупки были сделаны, пришло время отправиться домой. Об этом месте он узнал совершенно случайно, просматривая одно из старых Дамблдоровских писем. Оно касалось каких-то редких ингредиентов для зелий, или чего-то подобного. К слову, с зельями у старого мага, пока что, были самые большие проблемы. Несмотря на то, что память легко открыла знания, попытка сварить несколько простейших составов вышла из рук вон плохо. Тем не менее, едва Альбус прочёл адрес на конверте, тут же вспомнил о доме в северном Эдинбурге, купленном его предшественником после продажи имущества в Годриковой Лощине. Именно туда он решил направиться после посещения Косого Переулка. Ехать пришлось через маггловские дороги, ради чего он даже приобрёл маггловскую одежду. Аппарировать в дом он боялся по самой тривиальной причине — с момента пробуждения он ни разу там не был. Мир по ту сторону «Дырявого Котла» ошеломил директора. Первое время он крутил головой, словно сова, стараясь рассмотреть лондонские дома, автомобили, рекламные плакаты и неоновые вывески, мигающие над забегаловками. Телефонные будки, фонарные столбы, громадные многоэтажки и автобусы, громкая музыка и одежда молодых людей — всё вызывало у мага живейший интерес, будто он попал в театральное представление. С лондонского вокзала пришлось срочно аппарировать обратно к Гринготтсу, старый маг забыл обменять галлеоны на маггловскую валюту. Запасшись фунтами, Альбус отправился обратно в Лондон — в тёмный закоулок недалеко от вокзала. Многочисленные поезда, переполненные людьми перроны, голос из громкоговорителя — всё это произвело на Альбуса огромное впечатление. В особенности, сама поездка. Старик насладился видами из окна и мерным постукиванием колёс. Путь до Эдинбурга не занял много времени. К шести часам вечера он уже был там. Даже сумел прокатиться на автомобиле до указанного адреса, из-за чего всю дорогу сидел с глупым лицом, чем напомнил себе мальчишку, отправившегося в удивительное приключение. Приключение, которое почти подошло к концу. Распрощавшись с водителем-магглом, который всю дорогу заявлял, что дома под номером тридцать не существует, потому что этот номер попросту пропустили по ошибке, Альбус встал между домами номер двадцать восемь и тридцать два. Сильнейшее скрывающее заклинание постоянно отводило его взгляд, не позволяя сконцентрироваться на стыке заборов двух домов. Маг прищёлкнул пальцами. Ничего не произошло. Старик моргнул, и наваждение исчезло. Теперь он смотрел на двухэтажный кирпичный особняк, практически ничем не отличавшийся от соседних. На заборе красовалась старая табличка со стальными цифрами «тридцать». — Хм, довольно мило, — пробормотал он и прошёл сквозь калитку. Аккуратная каменная дорожка привела его к входной двери. Ключом, найденным в директорском столе, Альбус отворил её и попал в просторный, но тёмный холл. Раздался громкий хлопок воздуха, какой бывает только при аппарации. Старик в мгновение ока выхватил из рукава палочку, вспышка яркого света осветила пространство вокруг. Альбус был готов обрушить всю свою магическую мощь на незваного гостя, но тревога оказалась ложной. Кончик Старшей палочки смотрел на существо жалкого вида. Лысое, потрёпанное, оно скукожилось и сжалось, прикрываясь своими огромными ушами от старика. В куске какой-то белой простыни, это существо было похоже на лысого чертёнка, или какого-то беса из-за кромки. Старик не сразу признал в нём домовика. Уж очень его страшная рожа контрастировала с ухоженными мордочками хогвартских эльфов. — Криппи сильно напугал хозяина, Криппи плохой, плохой эльф! — заверещал чертёнок и принялся биться головой о пол. — Успокойся, — одного слова хватило, чтобы эльф перестал. Лицо Криппи тут же просияло в искренней, радостной улыбке. Маг мог кожей ощутить его безмерную радость от возвращения хозяина. Домовик разве что хвостом не вилял и то, только потому, что его у него не было. И пока эльф жадно поедал глазами лик хозяина, Альбус пытался сообразить, найдётся ли в мире домовик более уродливый, чем его Криппи. Одно он мог сказать точно, хозяин подобрал ему просто идеальное имя. [creepy — жуткий, бросающий в дрожь (англ.)] — Криппи так рад, что хозяин Альбус появился! Хозяина так долго не было! Но Криппи чувствует, что-то сильно изменилось в хозяине Альбусе… Дамблдор грозно нахмурился, а эльф, прижав уши к голове, продолжил: — Криппи понял, это не его дело. — Замечательно. Криппи, через полтора часа я желаю поужинать. Конкретных пожеланий нет, — распорядился Альбус и направился прямо в гостиную. Два дня ушло у мага на тщательный осмотр дома, подвала и заднего двора. Пришлось поставить несколько новых защитных заклинаний, в основном от магглов — дабы не заметили ненароком. Разобравшись с особняком, Дамблдор принялся за содержимое шкафов. Он просматривал старинные книги, различные артефакты, в большинстве своём уже не работающие. Похоже, старый хозяин хранил здесь всё, что напоминало ему о далёком прошлом. Со многими из артефактов были связаны какие-то воспоминания. Не забывал маг и тренироваться в зельеварении у себя в подвале. На вторую неделю маленького «отпуска», в окно постучалась крупная сипуха со свёртком в клюве. В нём оказалась газета с движущимися картинками и два письма с министерской печатью. Насторожившись, Альбус открыл первое. «Дорогой мистер Дамблдор, С глубочайшими сожалениями уведомляем вас, что не далее, чем через четыре месяца, двадцать четвёртого июля, истекает ваш срок на посту президента британского представительства в Международной Конфедерации Магов. В связи с этим, просим вас присутствовать в этот день в нашем филиале. Напоминаем вам, что если вы хотите баллотироваться на должность вновь, вам следует подать заявление не позднее первого июля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. С уважением, Эрик Булман, секретарь британского филиала МКМ в Лондоне». — Пожалуй, пока что баллотироваться не стану. Должно пройти какое-то время, — пробормотал старик и открыл следующий конверт. «Дорогой Альбус, Пишу лишь, чтобы разузнать, всё ли с вами в порядке? Я прослышал, что у вас начались проблемы со здоровьем. Вы пропустили уже четыре заседания Визенгамота подряд, чего раньше никогда не случалось. Надеюсь, на ваше скорейшее выздоровление. Смею надеяться в скором времени увидеться с вами в Министерстве. С наилучшими пожеланиями, Корнелиус Фадж» Взяв чистый пергамент, Альбус набросал короткий ответ, в котором сказал, что уже всё в порядке и в ближайшее время он появится в Министерстве. Тут взгляд старика упал на газету, до этого мирно лежавшую на столе. Яркий заголовок первой полосы гласил: «Корнелиус Фадж — новый министр Магии!». В газете писали о досрочном уходе с поста министра Миллисенты Багнолд, поливая женщину всяческими отходами и восхваляя нового министра — Фаджа. В конце статьи озвучивался якобы волнующий читателей вопрос: «Куда пропал Альбус Дамблдор?». Немного подумав, старик добавил в письмо искренние поздравления новому министру Магии, пожелал успехов и выразил надежду, что Фадж справится с этим в разы лучше своей предшественницы, о деятельности которой он, хоть и не имел ни малейшего представления, но подумал, что услышать это новому министру будет приятно. Запечатав письмо, он отправил его обратно с совой. В своём доме Альбус пробыл почти две недели, после чего отправился обратно в Хогвартс. До своего возвращения он успел привести дом в порядок, запереть намертво верхние комнаты и подвал, и написать несколько писем. Все они были адресованы чистокровным леди, с целью получить совет касательно воспитания ребёнка. О своём подопечном Альбус помнил и уже выбрал день для его спасения. Вернувшись в Хогвартс, Дамблдор поспешил заверить Минерву, что с ним теперь всё хорошо и выписать ей премию в размере примерно пятой части от собственной зарплаты. Теперь он начал постепенно реализовывать свой план. Начал присматриваться к преподавателям и наблюдать за их уроками, сидя в классе под чарами невидимости. Часть из них его удовлетворила, часть разочаровала. Он начал постепенно приглашать их в свой кабинет для приватных разговоров. Разумеется, не всех. — Добрый день, Филиус, — кивнул Альбус, когда маленький профессор пришёл на ковёр к начальству. — Добрый день, Альбус, — полугоблин улыбнулся, но улыбка его выражала лишь вежливость. Взгляд профессора был слегка настороженным. — Присаживайся, — маг жестом указал на мягкое кресло. Дождавшись, пока его собеседник устроится поудобнее, он продолжил: — Надеюсь, я не отвлёк тебя от важных дел в этот вечер, Филиус. Всё-таки, я специально уточнил, чтобы ты выбрал удобное для себя время. — О нет, сегодня я совершенно свободен, — отозвался полугоблин, всё так же вежливо улыбаясь, — так, о чём вы хотели поговорить? — Хм, вы ведь знаете, — мгновенно перестроился Альбус, — недавно я был вынужден покинуть Хогвартс из-за болезни. Так вот, во время своего пребывания дома, я глубоко задумался над тем, чему мы учим детей в нашей школе. Я обнаружил, что экзамены ЖАБА, являющиеся для многих из них вершиной трудности, по сути своей представляют теоретическую писанину, а заклинания, владение которыми необходимо для успешного прохождения экзамена, не представляют ничего впечатляющего. По сути своей, большинство наших учеников, поступая на работу, будь то в больницу Святого Мунго, или Министерство, как целитель, аврор, или невыразимец, вынуждено изучать волшебство на месте, фактически с нуля. Да и там, будем честны, планки не слишком высоки. Что вы думаете об этом? Будьте честны, пожалуйста. Филиус молчал, периодически бросая на директора полные подозрительности взгляды. В конце концов, спустя долгую минуту тишины, он заговорил, осторожно подбирая слова. — Признаться, я удивлён темой нашего разговора, Альбус. Особенно, когда вы вспомнили об этом только сейчас, когда ушла с поста Миллисент, которая выдала столько законов, между прочим одобренных Визенгамотом, которые запрещали применение определённых… заклинаний. Что же касается данного вопроса, то меня сильно печалит данная тенденция. Нынешняя планка, установленная для учеников намного, я бы сказал в разы ниже той, что была здесь, когда учился я, или вы. Вы и сами прекрасно знаете, что вот уже двадцать лет переписываются учебники, исключая всяческие «неугодные» заклинания. А старые книги отправляются в топку, или запретную секцию нашей библиотеки. — Да, звучит удручающе. А что же касается ваших курсов, Филиус? Даёте ли вы своим ученикам нечто свыше обычной школьной программы? — Признаться, да, но не намного. Я больше помогаю им разобраться в теории чар, чтобы они сами, в случае нужды, смогли опознать, или же использовать то, или иное заклинание. Директор невозмутимо сделал пометку в своём блокноте, лежавшем на столе. Это действие заставило маленького профессора нервно дёрнуться. — Что ж, это похвально. Скажите, пожалуйста, что вы думаете о других ваших коллегах. Как они преподают свои дисциплины, насколько хорошо? Снова попрошу вас быть предельно честным. Уверяю, эти знания необходимы мне лишь для улучшения Хогвартса. Дальше этого стола они не уйдут. Флитвик немного помялся, после чего выдал, слегка раздражённо. — Если предельно честно, директор, меня до предела возмущает работа профессора Трелони, профессора Бербидж, профессора Кеттлбана и, разумеется, профессора Снейпа. Первая давно попрала всю науку прорицания, постоянно предсказывая ученикам смерть и стихийные бедствия. Я ежегодно выслушиваю претензии третьекурсников по этому поводу, если не считать жалоб на запах перегара в её кабинете. Профессор Бербидж, при всём своём профессионализме, совершенно не годится для должности преподавателя ЗоТИ. Она давно хочет уйти на пост учителя маггловедения, который занимает профессор Квиррел. Профессор Кеттлбан во-первых, слишком стар, во-вторых, по состоянию здоровья может не уберечь детей от существ, степень опасности которых он изрядно недооценивает на своих уроках. Что же касается профессора Снейпа… — Я был на его уроках и нашёл его методы весьма… некорректными. — Вы очень мягко о нём отозвались, директор. Из всех вышеназванных, лично я считаю профессора Снейпа наихудшим. Жаль, что Гораций покинул Хогвартс. Директор вновь сделал несколько пометок в своём блокноте, чем вновь заставил профессора Флитвика понервничать. — Вы правы, Гораций был, воистину, мастером своего дела. Из-под его крыла вышло много талантливых зельеваров. Я пытался несколько раз его переубедить, но он был непреклонен. Впрочем, я не терял надежды. С профессором Снейпом я обязательно поговорю. — Надеюсь на это. Его методы отбили у многих охоту заниматься зельями, — фыркнул полугоблин. — Последний вопрос на сегодня, профессор. Какие, по вашему мнению, предметы были незаслуженно убраны из школьной программы? Какие из них стоит восстановить, или, быть может, стоит убрать что-то из нынешних? Флитвик взял себя в руки, его возмущение, которое он позволил себе при упоминании профессора Снейпа, полностью растворилось за маской спокойствия. Крепко задумавшись, через минуту-другую полугоблин выдал. — На счёт предметов не знаю, однако, незаслуженно пострадали танцы, фехтование и дуэльный клуб. Ещё, я считаю, неплохо было бы ввести среди дополнительных предметов преподавание иностранных языков. Хотя бы на базовом уровне. Дамблдор с важным видом покивал и сделал пометку в своём блокноте. Флитвик никак не отреагировал. Какое-то время Альбус сидел с задумчивым видом. Директор прокашлялся и отпил воды из одного из двух стаканов, что всё это время стояли на столе рядом с графином воды. Смочив горло, Дамблдор закусил засахаренной лимонной долькой. Довольно прищурившись, он предложил угоститься и Флитвику. — Лимонную дольку, профессор? — Я, пожалуй, воздержусь, — слегка поморщившись, ответил тот. Пожав плечами, директор пододвинул вазочку поближе к себе. — Что ж, благодарю вас за потраченное время, Филиус. Отныне можете чуть-чуть поднять планку на ваших дополнительных занятиях. Раза в три. Что ещё… Ах, да! Вспомнил! Директор полез в стол и, вынув оттуда пергамент, исписанный аккуратным почерком с завитушками, протянул его маленькому профессору, вместе с пером. — За ваши старания сверх школьной программы, — пояснил Альбус удивлённому Флитвику. Полугоблин выглядел немного выбитым из своей колеи. Директор, разумеется, и не подозревал о том, что опроверг едва ли не все ожидания маленького профессора от этого разговора. — Благодарю, — поставив размашистую подпись на ежемесячной прибавке к зарплате, профессор Флитвик вернул директору документ. — О, не стоит. Вы, как никто другой в школе, этого заслуживаете. Директор встал из-за стола и провёл своего гостя до дверей кабинета. Там они попрощались. — И, профессор, — окликнул полугоблина Альбус, — надеюсь, ваши ученики не будут афишировать свои знания перед широкой общественностью. — Разумеется, — полугоблин криво усмехнулся и скрылся за дверью. В течение последующих двух недель Альбус вызывал к себе профессоров. Разговоры с остальными прошли вполне спокойно. Из них, правда, никто не получил прибавки к зарплате подобно Флитвику, однако на уровень образования пожаловались шестеро. Последним в директорский кабинет был приглашён профессор зельеварения, жалобы на которого поступили едва ли не от всех профессоров. — Проходи, присаживайся, Северус. Профессор зельеварения выглядел недовольным, словно его оторвали от невероятно важных дел, хотя директор, как и остальным преподавателям, сообщил, чтобы он выбрал самое удобное для себя время. Он зашёл в кабинет быстрым шагом, чёрной мышью пролетел от двери до кресла, в которое и опустился. — Вы хотели видеть меня, директор? — Разумеется, Северус. Иначе, зачем бы вы сюда пожаловали? — усмехнулся Альбус, приготовив перо и блокнот для записей. Профессор зельеварения промолчал. — Как и со всеми другими профессорами, я хотел поговорить с вами о тех знаниях, что мы даруем детям в нашей чудесной школе. Что вы об этом думаете? Стоит ли нам усложнить программу? Или, наоборот, облегчить? Быть может, вернуть какие-нибудь старые предметы, ввести дополнительные кружки, или, к примеру, сделать больший упор на практику, нежели на написание трёхфутовых эссе? М? — Что касается моего предмета, то повысь мы требования, и никто до пятого курса не дотянет! Я уже отчаялся вдалбливать в их головы элементарные вещи. А ведь тех, кто действительно способен понять тонкую науку зельеварения — единицы! Да и те относятся к своим талантам наплевательски! — Снейп шумно выдохнул и быстро свернул высказывание, — насчёт других предметов ничего говорить не берусь. По-моему, для некоторых студентов и нынешняя программа Хогвартса чересчур сложна для понимания. — Хм, понятно. А что на счёт старых кружков? Дуэльный клуб, танцы, фехтование? — По-вашему, если у этих остолопов будет три факультатива, им хватит времени учиться? И мы ещё говорим об усложнении программы! — Кхм. Мне ясна ваша позиция, Северус, — холодно отозвался Дамблдор, — теперь мы перейдём ко второму, более важному вопросу. — И какому же? — не утерпел Снейп. — К вам. — Ко мне? — удивился тот, нахмурившись. Профессор зельеварения скрестил руки на груди и сел поглубже в кресло, словно пытался отгородиться от Дамблдора. — Именно, Северус. Не напрягайтесь так, вы не на допросе. — Я спокоен, — отозвался тот холодно. — Понимаете, Северус, на вас поступили жалобы от многих профессоров и учеников. Я лично присутствовал на одном из ваших уроков, и именно поэтому был вынужден признать правдивость этих жалоб и поговорить с вами. — Про… — Снейп попытался перебить директора, но тот не позволил. — Вы замечательный профессионал, Северус. Ваше мастерство в зельеварении неоспоримо, на данный момент вы — один из лучших зельеваров во всей Британии и я очень горд, что вы занимаете должность профессора в Хогвартсе. Однако я нахожу ваш стиль преподавания некорректным. Я прекрасно понимаю, что при поступлении на работу у вас не было ни малейшего опыта в преподавании, но я думал, что вы, как прекрасный мастер своего дела, со временем наберёте его. Мне горько говорить подобные вещи, Северус, однако я вынужден просить вас измениться. Возьмите пример с Горация, или, быть может, напишите ему. Я уверен, он не откажет в совете. — Да как можно научить чему-то это сборище малолетних недоумков? Они ленятся даже поддерживать технику безопасности на уроке! Как можно научить чему-то людей, которые совершенно не хотят познавать тонкую науку зельеварения? Невозможно вдолбить знания тому, кто не желает учиться! В их головах только квиддич и игры! Никакого уважения ни к учителю, ни к предмету. А ведь я стараюсь, Альбус, стараюсь впихнуть в их головы хоть какие-то знания. Никто этого не ценит! Сварить какое-нибудь простейшее зелье могут единицы! А все остальные совершают такие идиотские ошибки, что повеситься можно! Как можно научить кого-то варить зелья, если мозгов не хватает даже на то, чтобы просто следовать рецепту? — Северус, — директор оборвал Снейпа, — это дети. Вы в их возрасте тоже не были ангелом. Почему-то у профессора Флитвика, или МакГонагалл получается научить их правильно махать палочкой, и использовать заклинания. — Как можно сравнивать глупое махание палочкой и зельеварение? Где нужна филигранная точность и сосредоточенность, где нужно идеальное знание теории и… — Хорошо, возможно, мой пример был не очень удачным, — директор вновь оборвал тираду Снейпа, — но что насчёт древних рун? Здесь тоже нужна великая точность и знание теории. И почему-то ученики справляются. Многим даже нравится изучать этот предмет. А ваш? Как много учеников вы встречаете на шестом, или седьмом курсе? Два? Одного? — Не сравнивайте, Альбус. Учить детей писать закорючки гораздо проще, чем научиться готовить составы, здесь недостаточно зазубрить их значение, нужно уметь применять на практике и… — Северус! Меня не интересуют ваши оправдания! У меня достаточно большой опыт в преподавании и достаточно знаний в зельеварении, чтобы судить о вас, как о профессоре. — Но… — Прекратите себя жалеть, словно пятнадцатилетняя школьница и взгляните правде в лицо. У вас проблемы. — Да я… «Ты такой же эгоистичный, как твой отец!» — хотел сказать директор, воспоминания которого вновь ожили при контакте со Снейпом, но с трудом от этого удержался. На секунду у Альбуса сложилось впечатление, будто собеседник его услышал. Северус сильно переменился в лице. Он побледнел и поджал губы, казалось, он вот-вот взорвётся, словно переполненный реагентами медный котёл. Директор вздохнул и продолжил спокойным тоном: — Изменитесь сами, или обратитесь к маггловскому психотерапевту, а после лечения сотрите ему память. Если вы проигнорируете просьбу, я буду вынужден решить вопрос по-другому. Вы свободны, — холодно закончил директор и кивнул в сторону выхода. Чёрная тень пулей вылетела из его кабинета. С минуту Альбус сидел неподвижно. Задумчиво помассировав переносицу, он закинул в рот лимонную дольку и откинулся в кресло. — Неужели, я был ментальным магом? Да… вспомнил. Я… нет, он ведь копался в голове у малютки Северуса давным-давно. И потом, когда учил его окклюменции. Проникал в его разум к самым больным воспоминаниям… — Боги, этот удар был слишком жестоким. Может быть, он принял его за свою мысль? Или я слишком громко подумал, ослабив блоки? Над этим надо поразмыслить… Альбус покачал головой и съел ещё одну лимонную дольку. Разговор с профессором зельеварения прошёл в разы хуже, чем он ожидал. Директор обернулся на стук в окно. В кабинет пыталась попасть маленькая пятнистая неясыть с конвертом в клюве. Старик открыл окно и аккуратно принял послание. Сова тут же сорвалась и полетела обратно. Проверив письмо на возможные чары, Дамблдор аккуратно вскрыл конверт. На одиноком, довольно большом листе бумаги не было ни подписи, ни обращения, ни даже даты. Только одно короткое предложение: Готово. Альбус мгновенно сжёг его и прищёлкнул пальцами. Появился домовик. — Передай Минерве, что я вернусь к вечеру, — сообщил директор и, забыв накинуть поверх длинного тёмно-синего сюртука мантию, шагнул в камин. Появившись в косом переулке, он быстрым шагом направился в лавку Олливандера. Альбус замер у входа, заметив через стекло посетителей внутри. Пройдя мимо, старик жестом руки накинул на дверь чары отвлечения внимания и спокойно дождался, пока клиенты покинут лавку. Вежливо поздоровавшись с пожилой женщиной, что вела за ручку ребёнка лет одиннадцати на вид, он вошёл в лавку. Дверь за ним тут же захлопнулась, замок, повинуясь волшебной палочке хозяина магазина, защёлкнулся, а на двери появилась табличка с надписью «Перерыв». Окна блеснули. Похоже, Гаррик наложил на них какие-то скрывающие чары. — Добрый день, Гаррик, — поздоровался директор, — я позволил себе наложить на дверь чары отвлечения с той стороны. — Добрый. Будь любезен, убери, когда будешь уходить, — отозвался Олливандер и жестом пригласил мага следовать за ним. Они углубились внутрь магазина, проходя между стеллажами с сотнями палочек. Олливандер выглядел очень довольным. — Признаться, Альбус, я уже давно не работал по-настоящему. Этому научил меня отец, но в последние годы я занимаюсь только тем, что штампую самые обыкновенные палочки. Да, они все уникальные, они все мне родны, все мои творения. Но в них нет той особой привязанности к одному хозяину, нет той силы, что приобретает палочка, объединяясь с магом кровью. Между нами говоря — это шедевр. — Нельзя скупиться на работе настоящего мастера, Гаррик. Я знал, за что плачу. Олливандер остановился у старой деревянной двери, несколько раз взмахнул палочкой и только после того, как защитные чары были сняты, отворил её ключом. Несколько шариков света разогнали тьму в маленьком помещении. Здесь нельзя было сделать даже четыре шага вперёд. По сторонам висели длинные полки и все они, кроме двух слева, были пусты. Там, у левой стены, одиноко лежал футляр в полметра длиной. Похоже, в этой комнате Олливандер держал самые дорогие изделия. Гаррик взял с полки футляр, с трепетом преподнёс его Альбусу и аккуратно открыл. На бархате лежала отполированная до блеска палочка, идеально ровная с красивейшей резной рукоятью, покрытой тонко вырезанными рунами кроваво-красного цвета так, что при захвате рунный круг лежал над кистью и под ней. Альбус смотрел на неё, не отрываясь. На вид она была невероятно красива — золотисто жёлтое дерево с чёрными, а местами даже тёмно-зелёными прожилками и разводами. Она казалась таинственной, словно была не из этого мира. — Лунный эбен и перо феникса, окроплённая кровью и покрытая рунами. Четырнадцать с половиной дюймов. С гордостью заявляю, что это — моё лучшее творение. Очень сильная и гибкая. Но будь осторожен, в чужих руках она хоть и будет сопротивляться, но слабее не станет. — Это настоящее сокровище. — Знаешь, Альбус, что самое уникальное? Всё дело в дереве. Лунный эбен — редчайшая порода древесины и очень дорогая, потому что дерево невероятно долго растёт и является одним из лучших проводников магии. Рядовые палочки не делаются из него именно по этой причине. Руны здесь только, чтобы палочка служила лишь тебе и сопротивлялась чужим рукам. Кстати, знаменитая Старшая палочка именно поэтому такая непостоянная, потому что на ней нет этих рун. — А разве они есть на обычных палочках? Без крови? — Конечно, есть, — поморщился Олливандер, — только их меньше и они не видны. Я прячу руны под рукояткой ещё в процессе изготовления, а многие другие мастера и вовсе этого не делают. На таких палочках ты можешь их найти, к примеру, где-то у основания. Если бы лунный эбен не был таким уж редким, я бы и не оставлял руны на виду. Мне кажется, они слегка портят внешний вид, но в нашем случае с этим ничего не поделаешь. Дамблдор аккуратно взял палочку правой рукой. Она приятно потеплела в ладони, руны на рукояти вспыхнули алым цветом на какое-то мгновение и погасли. — Гаррик, ещё раз говорю — я поражён, — признался Дамблдор, — это больше, чем я мог себе представить. Сколько я тебе должен за это бесценное чудо? — Помимо оговорённой суммы, триста галлеонов за дерево. Я наткнулся на него совершенно случайно у одного своего… кхм, поставщика и, когда убедился, что оно подлинное, взял не раздумывая. Повторюсь, лучше материала найти невозможно. — Несомненно, твоя работа заслуживает такой суммы. Они поднялись обратно наверх, где Альбус, с нежностью уложив плотно запакованный свёрток на край стола, попросил перо и чернила. Получив желаемое, он вынул чековую книжку и без малейших зазрений совести вывел на нём следующие слова: «Восемьсот галлеонов» и, строчкой ниже добавил: «Гаррику Джервейсу Олливандеру». Затем размашисто расписался и, уколов специальной булавкой палец, оставил на чеке каплю собственной крови, которая тут же засохла и впиталась в бумагу, превратившись в кроваво-красный герб банка. — Ещё раз спасибо, Гаррик. — Мне самому было приятно, Альбус, — ответил с улыбкой Олливандер, когда они оба вышли из помещения. Хозяин магазина спешил обналичить чек. — Удачи. Дамблдор махнул рукой на прощание и аппарировал на задний двор своего дома в Эдинбурге. Там, в подвале, в защищённой всевозможными чарами каменной комнате, Альбус вынул Старшую палочку и, тяжело вздохнув, кинул на холодный пол. Затем достал новую и аккуратно направил вниз. — Dissolutio! — луч разрушительного заклинания угодил в палочку, но ничего не произошло. — Decay! — Expulsio! — громкий взрыв оставил палочку невредимой. — Fiendfyre! — яркий язык багрового пламени ударил в дар смерти. Он отпрянул от неё на мгновение, но затем вцепился, как голодный пёс. Помещение наполнил громкий, пронзительный визг, нечто тёмное вынырнуло из артефакта и принялось метаться по комнате. Запахло гнилью. Тень, забившаяся в угол комнаты, тихо истаяла. Пламя тут же погасло, а на полу осталось лишь тёмное пятно. — Вот и всё. Дамблдор убрал новую палочку в рукав и закрыл подвал намертво. Попрощавшись с домовиком, он аппарировал к Хогвартсу и пешком дошёл до своих покоев. Смеркалось. Маг медленно добрался до кабинета, где снова уселся за рабочий стол и принялся за работу. Предстояло написать несколько писем. Он вынул из верхнего ящика чистый лист бумаги, взял перо и начал. «Дорогая миссис Сельвин» — аккуратно вывел директор в углу листа. В тот день хогвартская сова унесла три письма. Одно предназначалось Алисии Сельвин, второе председателю попечительского совета, а третье — ответ самому министру. Несколько слов поддержки и дружеский совет. Уже поздним вечером Альбус обнаружил, что завтра наступает день Икс.