Я не герой

       У каждого в жизни был, наверное, поворотный момент, какое-то яркое событие, четко разделившее ее на «до» и «после». В этом плане я тот ещё чертов везунчик, потому как эти поворотные моменты подстерегают меня на каждом углу.        Первым, вне всякого сомнения, стала авария, которая лишила меня всего и, в конечном итоге, наказавшая или наградившая меня небывалыми способностями. Я не кричу о них на каждом углу, но и не прячу, ведь сила, быстрая регенерация и аномально высокие и далекие прыжки значительно упрощают детективную работу и не раз спасали мою жизнь.        Триш всегда была в восторге от моих способностей и пыталась сделать из меня супергероя, начиная с того памятного дня, когда я вступилась за нее перед своей приемной матерью и раскрыла свою силу. Триш, моя славная сестра… Едва ли не единственный человек, на которого мне не насрать. И которая так не права насчет моей героической сущности. Будь я образцом храбрости, я не пустила бы пулю в голову Люка. Будь я сильной и предусмотрительной — не допустила бы смерти стольких людей. Будь я образцом чести и доблести — не стала бы пытать того, кто на мгновение доверился мне. Будь я героиней.. я не стояла бы здесь сейчас рядом с телом человека, совершившего второй поворотный момент в моей жизни. И на которого, если честно, мне тоже было не насрать.        Герои — рыцари без страха и упрека. Их белые плащи всегда чисты, дыхание не омрачено душком дешевого виски, а мечи сражают злодеев с одного удара. Они снимают свои шлемы, трясут безупречными волосами и получают заслуженную награду, а не растерянно смотрят на сломанную фигурку на асфальте, терзая себя мыслями о правильности своих поступков.        Непослушные темные волосы, острый, но все же довольно аккуратный нос, длинные ресницы, алебастровая кожа, аристократическая худоба делали из него довольно привлекательного мужчину, особенно в костюме, идеально подобранном по размеру, пусть и не совсем привычного оттенка. Пурпурный… Этот цвет стал для меня символом кошмара, но даже я признаю, что он ему безумно идет. Как и смерть. Без своих угрожающих гримас и долгих утомительных речей Кевин был по-настоящему красив, особенно с этим по-детски наивно-удивленным выражением, так навеки и застывшим на его лице.       «А ведь он мог бы заставлять женщин делать многие вещи и без гипноза», — подумалось мне.        Мог бы, да только его не научили просить. И не научили привязываться и доверять. Вернее научили, что делать этого не стоит. Доверишься семье — получишь экспериментальный препарат и кучу иголок, откроешь свое сердце девушке — сырую камеру, сухой паек и разряд тока за каждую неугодную фразу.        Терзаемая обидой, гневом и ненавистью, я не сразу поняла, что все его попытки достать максимальное количество людей вокруг меня и привлечь мое внимание — это зависть и крик о помощи. Брошенный своей семьей, толком не разобравшийся со способностями, он выживал, как мог, заставляя людей заботиться о себе, временами не понимая, помогают ли они ему потому, что никто не бросил бы голодного и бездомного ребенка в беде, или только из-за его просьбы-приказа. Каково ему было понимать, что любое его слово влечет за собой последствие, так что он не может просто и беззаботно с кем-то поговорить? И каково осознать, какое преимущество это ему дает?       Однажды я послал человека на хуй. Можешь себе это представить?        Сейчас я видела в его шутке лишь долю шутки. Такая сила развратила бы любого. Даже самый чистый и светлый герой рано или поздно начал бы строить свой эгоистичный мирок со своими правилами, пусть даже и думая, что это для вселенского блага. Что говорить о маленьком мальчике, обиженном, брошенном, замученном собственными родителями, лишенном общения и беспристрастных людей? Несчастный всемогущий человек.        Я никогда не прощу его и никогда не оправдаю, но теперь, когда меня никто не буравит взглядом и не требует признания, какая-то часть моей души готова признать, что он не был мне безразличен. В нашу самую первую встречу я была увлечена интересным неглупым парнем, чьи нестандартные методы ухаживания на минуту усыпили мой вечный сарказм, и даже в тот день, когда он ослабил свой контроль, я так и не бросилась с крыши. Я ведь могла удачно прыгнуть и уцелеть, но почему-то на секунду усомнилась. Даже тогда, уже будучи вполне уверенной в его темной стороне.        Даже едва не убив его, я далеко не сразу повернула его против себя. Осознав, что есть кто-то, кто может сопротивляться его воле, а не быть простой куклой, Килгрейв явно поставил себе целью со мной подружиться. Даже влюбился в своей странной извращенной манере, рьяно пытаясь убить всех своих конкурентов. Или скорее просто почувствовал несправедливость, что кто-то, так на него похожий, может относительно нормально существовать в обществе.        Его «ухаживания» явно выдавали в нем психопата. Какой нормальный парень подложит труп в постель любимой девушки? Разложит «по полочкам» все ее детство и педантично восстановит дом?        И все же, стыдно признаться, шанс и моменты у него были. Каждый считал своим долгом напомнить мне, что я должна его убить, сумасшедший парень Триш даже едва ли не заставил признать, что я раз за разом щажу его. А ведь и правда, сколько раз я могла бросить в него шприц? Обычная пуля могла бы решить проблему, но я и правда медлила, сама не зная почему. Я могла бы позволить взорваться бомбе, могла бы потребовать уговорить полицейских выпустить Хоуп, раз уж он клялся в такой сильной любви, а затем сломать шею одним движением. Но его жизнь что-то для меня значила.Возможно, я понимала, что это закончит очередной виток в моей жизни, а, возможно, в какую-то секунду увидела в чудовище человека.        В памяти услужливо всплыл момент, когда Килгрейв защитил меня перед соседкой и попытался прикоснуться к моей руке, чтобы утешить, а я отшатнулась от него, как от прокаженного, и убежала в дом, не обращая внимания на его обиженно-удивленные отзывы. Наивный, наивный Кевин. Всех его способностей не хватило, чтобы понять, что я бегу не от него. Я бегу от себя. Еще одна секунда — и я сжала бы его руку в ответ. Сварливая соседка разбудила во мне слишком тяжелые воспоминания и, стыдно признаться, я выставила бы ее далеко не так учтиво. Или общество чудовища делает из меня чудовище?        И, конечно же, самый яркий поворот моих самых поворотных отношений. Тот вечер, когда я вернулась с китайской едой и сымитировала семейный ужин. Неподдельное удивление, восторг, счастье в его глазах почти замаскировало психопата.Особенно, если бы он не заставлял слуг не моргать все это время.        Момент, который впору делать интерпретацией современной «Красавицы и чудовища». Да вот только принцессы вежливы и милы, принимают душ каждый день, носят платья, а не месяцами не стиранные джинсы и не подсыпают своим принцам наркотики. Да и чудовище было на лицо ужасным, но добрым внутри, а в душе Килгрейва творилось что-то непонятное даже для него.        Пожалуй, я все-таки не виню себя за тот поступок. Убийство не искупишь спасенной жизнью, как разбитую чашку не склеишь скотчем. Я могла бы попытаться если не сделать из Килгрейва героя, то хотя бы вернуть в него Кевина. Да вот только воспитывать нужно мальчиков, а не взрослых эгоистичных мужчин. И у наших странных отношений не было бы шанса. Я бы искала в нем давно погасший свет, а он пытался бы цепляться за мою темную сторону (мне ведь и правда понравилось избивать тех ублюдков в нашу первую встречу), хотя бы потому, что привык повелевать, а не быть подкаблучником, какую бы любовь он себе там не надумал. А я далеко не Белль и даже не Триш, которая что-то рассмотрела в своем глубоко демоническом полицейском.        Итог наших отношений был закономерен, интрига лишь в том, чьей смертью бы они закончились и сколько сопутствующей боли окружающим они бы принесли. Сегодня мне повезло, но ликовать, снимая шлем, мне не хочется. Возможно потому, что я все-таки совсем не герой. Или потому, что злодей, лежащий у моих ног, сорвался с поводка из-за меня.        Так или иначе, пурпурная часть моей жизни сегодня окончена. Меня зовут Джессика Джонс и сегодня я, наконец, свободна.