Простая истина

Канае почему-то снова плакал. На этот раз навзрыд, сотрясаясь от рыданий, словно это было целью всей его жизни. Без фальшивой экспрессии, без чрезмерного драматизма, даже розу в руках не держал. Хори удивленно смотрела на него, не понимая, что вообще могло произойти. — Ты перестанешь? Канае поднял на неё лицо, искаженное злобой, и оскалился сквозь слезы. Это послужило ответом. Хори вздохнула. В семье Цукияма все принимало слишком крутой оборот. Казалось, Канае страдал больше всех, оплакивая случившееся, оплакивая себя, оплакивая весь мир. Оплакивая самого Шу. С момента их последнего разговора он казался слишком гордым и морально стойким, как будто его притворство могло что-то изменить. Внутри же он, разумеется, сокрушался от тяжести выбора. «Скорее всего, род Цукиямы-куна прервется. Канае-кун, можешь ли ты бросить свою семью ради Цукиямы-куна?» Да нет же, Цукияма не мог так просто умереть, слишком сильным он был. Но все стояло на месте уже три года, никто ничего не мог сделать, хотя шансы были. И сам Канае за это время перепробовал множество способов, но ни один из них не оказался достаточно эффективным. Нужно было что-то другое или даже кто-то другой. «Приятный дождь, да, Хори?» Тогда она отказала Цукияме в фотографии, отвернулась и начала снимать то ли декоративные кусты, то ли что-то ещё. Снимок смазался из-за капель воды, и его все равно пришлось удалить. Почему-то ей казалось, что фото с Цукиямой получилось бы четким даже во время ливня. Тогда они были ещё молодыми и ничем не обремененными. Сейчас же Хори чувствовала, как за спиной остались несколько десятков прожитых лет, хоть и старалась не замечать этого. В другой части дома раздались крики слуг. Канае остервенело вытер слезы и стремительно выбежал из гостиной. Хори же внимала воплям Цукиямы, которые вскоре заглушили все звуки в доме. От его голоса внутри все переворачивалось и холодело. Застыв посреди комнаты, Хори огорченно поморщилась. Вопли постепенно затихали, значит, Канае успел успокоить. На самом деле пошатнулось все. И атмосфера дома, и общая работоспособность, и моральное состояние каждого члена семьи. Раньше Цукияма всегда был тем, кто скреплял их судьбы, создавал прочные узы. И даже между ними, Хори и Канае, он нередко налаживал отношения, произвольно и мгновенно. Наверное, это был его личный талант. А ещё он, без всяких сомнений, любил каждого из них. «Хори... можешь сказать мне, что такое "деликатесы"?» И именно она вытащила его с крыши в тот день, делая это так, как будто постоянно этим занималась. В тот момент Хори не понимала, что это станет началом чего-то по-настоящему ужасного. Даже если бы и понимала, не смогла бы ничего сделать. «Смерть Канеки Кена» являлась тем червем, который пожирал Цукияму изнутри, его родным оставалось лишь наблюдать со стороны. Крик снова сотряс стены дома. Хори уже не вздрагивала от подобного, попросту привыкла. И к беспокойным разговорам слуг она тоже привыкла, как и к тому, что мир мог разрушиться в любой момент. Канае не вошел, а влетел обратно в гостиную, тяжело и нервно дыша. Слезы на его щеках высохли, но в глазах все ещё отражались невыразимые страдания. Если бы сейчас можно было нажать на кнопку спуска фотоаппарата, Хори обязательно бы это сделала. Потому что в жизни редко встретишь такие присыпанные пеплом глаза. В моменты, когда Хори присутствовала во время приступов Цукиямы, она не знала, кому действительно было больнее: ему или ей. Должно быть, все же ей. Потому что Цукияма в состоянии сумасшествия смутно осознавал свою боль, едва уловимо, а Хори ощущала её со всей полнотой. Видеть мучения родного человека — означает удваивать свои собственные. Только вот Хори скрывала их, держала в узде, чтобы не мешали, чтобы не были балластом. И без того проблем хватало с лихвой. Осознание того, что живой скелет среди мертвых, лежащих на полу, являлся твоим лучшим другом, порождало внутри невыносимую тоску. Как все могло прийти к этому? Как она допустила подобное? — Может, уже сделаем что-нибудь? Канае скептически усмехнулся. Хори внимательно на него смотрела. Ей казалось, что она видит его впервые в жизни. За эти три года его изрядно потрепало, хватило бы, наверное, на десять лет вперед. Цукияма сотворил со своей семьей непоправимое. Своим эгоизмом он отравлял тех, кого любил, медленно убивал. А время текло мутным слабым потоком. Хори размышляла так много, что болела голова. Она даже решила, что начинает уподобляться Канае с его вечными переживаниями и заботами. Но помочь Цукияме хотелось слишком сильно, нужно было восстановить все, что было сломано. Хори перебрала в своей голове ещё несколько вариантов и возможностей. И поняла, что всегда был выход, один-единственный, настолько понятный и простой, что осознать это нужно было с самого начала. Возможно, тогда бы в их жизни ничего не разрушилось, а время не было потеряно впустую. Этот выход был элементарен, но то, что могло за ним последовать, оставалось загадкой. Хори рискнула, решив взять на себя всю ответственность. — Нужно всего лишь сказать, что Канеки-кун жив.