Куда нам идти?

Однажды утром Способная просыпается и смотрит вниз, на ноги, просто чтобы удостовериться, что они спрятаны за неприглядным, круглым животом. Это огорчает не только потому, что теперь она не может видеть свои ноги, но также потому, что она действительно, вправду, заметно, несомненно беременна. Даже мешковатая одежда теперь не скрывает её пуза, кто посмотрит на неё, сразу же поймет. Не то чтобы никто не знал, в Цитадели трудно хранить тайны, особенно такие большие, как эта. Но есть что-то в осознании, что она не может скрыть это, даже если захочет, и это расстраивает её. Она чувствует, как взгляды скользят по её животу, когда она проходит по коридорам. "Тебе это просто кажется", — говорит она себе, но остается мизерный страх, что совершенно не кажется. Её не должно это волновать, что с того, что все знают о её беременности? Но есть что-то в том, чтобы ассоциироваться со словом Мать. Вувалини не держали свое наследие в секрете, они открыто называли себя Матерями. Чидо убедила Щенков и даже некоторых Бойцов, что их истинное божество — Прелестная Ангарад, Мать. Способная даже слышала, что обитатели Цитадели называют сестер «Матерями» из-за их схожести с Вувалини и Ангарад и потому что две из этих женщин в буквальном смысле готовятся дать жизнь. Это ужасает её. Она была девчонкой, пленником, женой, кобылицей и вещью, а сейчас готовится стать Матерью. Она ничего этого не чувствует. Она не хочет быть титулом, она хочет быть просто Способной. Она была Просто Способной несколько месяцев назад, до того, как узнала, что беременна и до того, как Фуриоса передала сестрам управление. Было хорошо быть Просто Способной. Но теперь у неё будет ребенок, и это сделает её Матерью на постоянной основе. Невозможно быть кем угодно, если вы Мать. Она чувствует, как происходят изменения. Щенки садятся к ней на колени и держат за руку. Она рада, что они чувствуют себя так комфортно, рада, что они ещё помнят и жаждут материнского прикосновения, но она не знает, хочет ли быть такой заменой. Иногда Убогий, без задней мысли, улыбаясь, может спросить — Как дела у Мамы? Или: — О, мамаша, тебе бы отдохнуть! Способна не может попросить их прекратить, потому что тогда они захотят узнать, почему, и ей придется рассказать, что она не хочет быть матерью, не этого ребенка, не этого продукта изнасилования. Так что она держит рот на замке, кивает, улыбается и показывает всем то, что они хотят видеть. Это проще, чем говорить правду. *** Макс и Фуриоса возвращаются ещё пару раз, а Цитадель продолжает стабильный обмен с Газтауном и Свинцовой Фермой. Прогресс идет, а с ним появляется работа. Способная погружается в неё, довольная поводом забыть о ребенке в своем животе на несколько часов, даже если это всё, что можно придумать. У неё ежедневно спрашивают, на каком она месяце и когда ей рожать. Еще не скоро. Иногда, в конце долгого дня, она забирается в кровать и прижимает кандалы Накса к груди. Металл холодный и тяжелый, но каким-то образом он утешает её. Кажется, что они успокаивают и ребенка тоже, потому что в эти моменты он перестаёт толкаться. Пинки поначалу были в новинку, чем-то, что заставляло её улыбаться и предвкушать рождение, теперь они случаются слишком часто и слишком сильно и оставляют Способную измученной и больной к концу дня. Она живет ради тихих моментов в комнате с кандалами Накса. Она забывает об окружающем мире и даже может на время забыть о ребенке. — Я скучаю по тебе, — шепчет она, впечатывая слова в кандалы. Запомни меня. Однажды утром Способная просыпается и смотрит вниз, на ноги, просто чтобы удостовериться, что они спрятаны за неприглядным, круглым животом. Это огорчает не только потому, что теперь она не может видеть свои ноги, но также потому, что она действительно, вправду, заметно, несомненно беременна. Даже мешковатая одежда теперь не скрывает её пуза, кто посмотрит на неё, сразу же поймет. Не то чтобы никто не знал, в Цитадели трудно хранить тайны, особенно такие большие, как эта. Но есть что-то в осознании, что она не может скрыть это, даже если захочет, и это расстраивает её. Она чувствует, как взгляды скользят по её животу, когда она проходит по коридорам. Тебе это просто кажется, — говорит она себе, но остается мизерный страх, что совершенно не кажется. Её не должно это волновать, что с того, что все знают о её беременности? Но есть что-то в том, чтобы ассоциироваться со словом Мать. Вувалини не держали свое наследие в секрете, они открыто называли себя Матерями. Чидо убедила Щенков и даже некоторых Бойцов, что их истинное божество — Прелестная Ангарад, Мать. Способная даже слышала, что обитатели Цитадели называют сестер «Матерями» из-за их схожести с Вувалини и Ангарад и потому что две из этих женщин в буквальном смысле готовятся дать жизнь. Это ужасает её. Она была девчонкой, пленником, женой, кобылицей и вещью, а сейчас готовится стать Матерью. Она ничего этого не чувствует. Она не хочет быть титулом, она хочет быть просто Способной. Она была Просто Способной несколько месяцев назад, до того, как узнала, что беременна и до того, как Фуриоса передала сестрам управление. Было хорошо быть Просто Способной. Но теперь у неё будет ребенок, и это сделает её Матерью на постоянной основе. Невозможно быть кем угодно, если вы Мать. Она чувствует, как происходят изменения. Щенки садятся к ней на колени и держат за руку. Она рада, что они чувствуют себя так комфортно, рада, что они ещё помнят и жаждут материнского прикосновения…, но она не знает, хочет ли быть такой заменой. Иногда Убогий, без задней мысли, улыбаясь, может спросить — Как дела у Мамы? Или: — О, мамаша, тебе бы отдохнуть! Способна не может попросить их прекратить, потому что тогда они захотят узнать, почему, и ей придется рассказать, что она не хочет быть матерью, не этого ребенка, не этого продукта изнасилования. Так что она держит рот на замке, кивает, улыбается и показывает всем то, что они хотят видеть. Это проще, чем говорить правду. *** Макс и Фуриоса возвращаются ещё пару раз, а Цитадель продолжает стабильный обмен с Газтауном и Свинцовой Фермой. Прогресс идет, а с ним появляется работа. Способная погружается в неё, довольная поводом забыть о ребенке в своем животе на несколько часов, даже если это всё, что можно придумать. У неё ежедневно спрашивают, на каком она месяце и когда ей рожать. Еще не скоро. Иногда, в конце долгого дня, она забирается в кровать и прижимает кандалы Накса к груди. Металл холодный и тяжелый, но каким-то образом он утешает её. Кажется, что они успокаивают и ребенка тоже, потому что в эти моменты он перестаёт толкаться. Пинки поначалу были в новинку, чем-то, что заставляло её улыбаться и предвкушать рождение, теперь они случаются слишком часто и слишком сильно и оставляют Способную измученной и больной к концу дня. Она живет ради тихих моментов в комнате с кандалами Накса. Она забывает об окружающем мире и даже может на время забыть о ребенке. — Я скучаю по тебе, — шепчет она, вкладывая слова в кандалы. Запомни меня. *** Способная просыпается посреди ночи от острой боли в животе и мокрых простыней, что может означать то, что она потеряла контроль над мочевым пузырем во сне; бывали случаи, когда она еле могла добежать до уборной, даже будучи в сознании. Она встает с кровати, чтобы прибраться, когда боль возобновляется. Боль настолько сильная, что она вскрикивает и падает на колени. Крик будит Тост, которая будит Даг и Чидо. — Я в порядке, — пытается сказать им Способная, всё еще не соображая, что ребенок на подходе. Тост и Чидо помогают Способной выйти из комнаты и добраться до лазарета, оставляя Даг и Ангарад позади. — Я в порядке, — продолжает повторять Способная, но очередной удар боли снова ставит её на колени, и она понимает, что бороться бесполезно. Кто-то пошел за Харпер и через несколько минут Вувалини на месте. Схватки Способной учащаются, и Харпер предупреждает, что скоро надо будет тужиться. — Я не готова, — настаивает Способная с кровати, на которую ей помогли забраться. — Я не готова, еще не время. Я не готова! — Ты готова, — говорит ей Харпер. — Ты была готова вытащить этого ребенка из себя ещё семь месяцев назад, не сворачивай теперь! Тост и Чидо занимают места рядом с ней, позволяя Способной вцепляться в руки каждой при возникновении схваток. Даг ходит взад-вперед по коридору с Ангарад, просовывая голову в лазарет каждые пару минут, чтобы проверить прогресс Способной. — Тужься, — говорит ей Харпер. — Давай, Способная, тужься, — призывает Чидо. — Тужься, девочка! — рявкает Тост. Способная тужится. Это не столько больно, сколько тяжело. Она тужится снова, когда Харпер ей говорит, она слишком онемела, чтобы что-то чувствовать, но по лицам Харпер и Беттани она понимает, что близко. — Тужься, девочка, тужься! — пропевает Харпер и со всемогущим криком Способная выталкивает ребенка из себя. Пауза кажется вечностью, пока легкие ребенка наполняются воздухом и он кричит. Способная лежит на спине и пристально смотрит на мокрое, извивающиеся в руках Харпер существо. Она надавливает рукой на свой живот — ещё не совсем плоский, но ребенка определенно нет. — Это мальчик! — говорит ей Харпер и счастливые крики Тост и Чидо превращаются в шум в ушах. Это неправильно, неправильно. Каждое лицо, которое она видит, улыбается. Люди говорят с ней, и она смутно слышит детские крики, но это всё, кажется, так далеко. Она поднимает руки и закрывает ими уши. — Заставьте это замолчать, — говорит она, но себя сама себя не слышит. — Заставьте это замолчать, заставьте это замолчать, заставьте это замолчать! Она едва может разобрать, что кто-то зовет её, прежде чем Чидо тянется к её рукам и убирает их от ушей. — Способная! — младшая говорит слишком, слишком громко. — Способная, что не так? — Заставьте это ЗАМОЛЧАТЬ! — кричит она. Улыбки исчезают, и каким-то образом это пугает Способную больше. — Способная, — говорит Харпер, выходя вперед с этой штукой на руках. — Милая девочка, разве ты не хочешь увидеть своего ребенка? — Нет, — он слишком близко, слишком, слишком близко и ей нужно сбежать. Она пытается подняться с кровати, но Тост и Беттани хватают её и возвращают назад. — Пустите! Я хочу уйти! — Ты не можешь сейчас уйти, — говорит Тост с ужасом в глазах. — Я хочу уйти. Не приносите это сюда! — в истерике кричит Способная. Харпер смотрит на ребенка. Он всё ещё плачет, и это слишком. Способная снова закрывает уши руками. — Я сказала, прекратите это! — она напевает себе под нос, всё что угодно, чтобы заглушить звук. Она тоже начинает плакать, она не собиралась, но это заглушает звук еще лучше. Когда её руки устают, она убирает их от ушей. Ребенок больше не плачет, но Способная знает, что он всё ещё там, и она снова почти кричит на них. — Способная, милая, я знаю, что это сложно, — говорит Беттани настороженно. — Никто не винит тебя за то, что тебе страшно, но всё хорошо, да? У тебя здоровенький мальчик. Способная ожесточенно мотает головой. — Нет, у меня никого нет. Харпер что-то шепчет, ей не разобрать. Способной всё равно — Харпер держит ребенка. Наконец, Харпер передает ребенка Беттани и подходит к Способной. — Ты через многое прошла и не можешь мыслить ясно, — говорит она мягко. — Мы уложим тебя спать, хорошо? Способная смотрит на ребенка. — Он будет в комнате? — Нет, — говорит Харпер, и Способная расслабляется. Они помогают ей улечься, а потом делают укол. Она засыпает почти сразу.