***
Хаширама с легкой улыбкой наблюдал за детьми, которые решили сыграть в прядки, делясь на команды. Солнце вовсю грело землю, давая вдохнуть тепло весеннего дня. Сенджу был рад негласной передышке, что дали друг другу непримиримые враги — так всегда бывает перед большой весенней ярмаркой в столице, куда обязательно приходится ехать главам кланов, выражая поддержку правителю и показывая мнимое единение перед возможным иностранным врагом. Пускание пыли в глаза, когда как страна утопает в междоусобице. Он с радостью бы прекратил бы все, строил новый и удивительный мир, но без поддержки и союзников осуществить его мечту невозможно, пока главный единомышленник не вспомнит о том, о чем они оба мечтали. Хаширама махнул рукой, продолжая наблюдать за детьми. Вошедший вздохнул, но прошел в кабинет, равняясь с ним и смотря в ту же сторону. — Отлыниваешь от работы? — стандартный вопрос, от которого старший брат щурится, словно лиса, готовя безобидную отговорку. Это своеобразная традиция и дань роли занудного и правильного младшего брата. — Наслаждаюсь гармонией. Эта весна лучше, чем прошлая, — Хаширама отошел от окна, садясь на свое место, где не было свободного места от свитков. — Но я рад, что ты зашел после тренировки, Тобирама. Сенджу кинул последний взгляд на детей и прошел к своему обычному месту, по умолчанию оставленному ему. Тобирама и сам не знал, но что-то не дает ему покоя, гложа, заставляя перепроверять все по нескольку раз и чувствовать растерянность, которая никак не вписывалась в привычную картину мира. Он не любил беспричинных чувств и никогда не страдал рассеянностью, но сейчас с ним творилось нечто необъяснимое. Он думает, что единственный, кто понимает и знает его лучше, чем он сам — это брат, который всегда действует порывами и на эмоциях. Кто как ни он поможет разобраться в тревогах и дать совет? — Конец ярмарки всегда полон сюрпризов, поэтому предпочту погонять молодняк на всякий случай. Старший из братьев дожидался, когда отото сможет сформулировать то, что его настолько озадачило, что видно даже на уровне сенсорики. Или это он настолько хорошо знает его, что может понять любые колебания чакры? — Ярмарка обещает быть интересной, чем та, что проходила в Водопаде, — размяв плечо, поделился своими мыслями глава клана. Безусловно, интересней, подумалось Тобираме. Только здесь соберутся почти все значимые кланы Огня, будут возникать союзы и появляться новые враги. Нужно быть честным с самим с собой, поэтому он признал, что не переносит такие сборища ни под каким предлогом, потому что будущие два дня окажутся тем еще испытанием. — И чем она будет интересна, чем прошлогодняя? — это было выражение не праздного любопытства и не цепляние к словам. Почему-то он был уверен, что в этом и кроется его иррациональные предчувствия и та проклятая растерянность, которая начала его раздражать. Хаширама не любил политику в некоторых ее аспектах, но даже такой идеалист как он признавал полезность некоторых знакомств, доставляющих достоверную информацию. — Ее посетят кланы Нара и Акимичи, как и представители ЛяФей. — Сенджу продолжил, не встретив вопросов брата: — Уже несколько лет ЛяФей сотрудничают с Нара на рынке трав, те в свою очередь тесно взаимодействуют с Акимичи, чей глава вел переговоры с Яманака Инори. По цепочке, но эти кланы образовывают союз, хоть только в торговой сфере, но начало положено. Тобирама, закатив глаза, не смог подавить тяжелый вздох на такой детский восторг брата. У того была какая-то необъяснимая тяга к Ковену, в частности к представителям клана Блэк. С учетом того, что брат до сих пор считает Мадару своим другом, то в этом плане на вкус брата полагаться не стоит, хотя он может понять такой интерес. Эти ЛяФеи своим существование подтвердили возможность объединения разных кланов под одним знаменем, однако Тобирама считал, что для подобных выводов у них мало данных. Впрочем, ЛяФеи всегда были темной лошадкой: пока многие кланы проливали кровь, они наращивали влияние в кругах Дайме, строя политику невмешательства к другим. Не стоит забывать, как им стало известна информация о структуре Ковена — предатель погиб в муках, ведя Химе на смерть, хотя они называют ее матриархом, что вводит его в недоумение о таком странном разделении власти внутри клана. Сенжу мог признаться, что они интересны именно этой тайной, а еще своими именами на мертвом и давно забытом языке. — И кто конкретно из ЛяФей тебя интересует? Хаширама замешкался перед тем, как дать ответ. Брат его поймет, выслушает и не осудит, по крайней мере, в слух, но он чувствовал, что будет правильно завести с ними дружественные отношения, с перспективой привлечь их к проекту объединения кланов в деревню — все же у них есть столетний опыт, да и они могли бы подсказать и тем самым помочь не допустить ошибок. А для этого нужно их заинтересовать и показать, что клан Сенджу рассматривает варианты о сотрудничестве. — Дайме привлек некоторых членов Ковена для деликатного дела, в их числе есть и Цедрелла-сан, — он сказал это с трепетом и нетерпением. Хаширама слишком много слышал об этой женщине, даже вечно отчужденная Мито проявила эмоции, когда они столкнулись с Сириусом-сан. А это не может не подталкивать его природное любопытство. — К тому же на ярмарке будет присутствовать глава Клана Блэк, как и несколько человек из старшей ветви. Тобирама потер переносицу. Мог бы даже не спрашивать, кто его конкретно интересует. Он сам любил загадки и заниматься исследованиями, так что находил закономерности и понимал отчасти желание брата подпустить не столько Ковен, сколько Блэков ближе. Они притягивали, в них было что-то, заставляющее смотреть им вслед. Однако такое нетерпение увидеть женщину могут не понять советники, которые продвигают союз с Водоворотом в надежде скрепить союз кровными узами. Несмотря на чтение традиций и старый союз о ненападении, Узумаки не потерпят конкуренции в возможности в будущем породниться в случае, если со стороны брат будет выглядеть увлеченным. Увлеченным не кем-нибудь, а кровавой розой Блэков, у которой хватка похлеще, чем у бывалого рукопашника. Видя довольное лицо Хаширамы, он с тоской подумал, что такое ощущение, что это ему девятнадцать и он глава клана, а не брат. Ни-сан все равно сделает по-своему и ему остается лишь последовать безмолвной тенью, стараясь уберечь Хашираму от неприятностей и сгладить возможные углы. — Только не увлекайся, ани-чан.***
Белвина залезла на колени к Луне, чтобы рассмотреть рисунок поближе. Блэк любила наблюдать за старшей родственницей, когда она рисует — она была готова отдать все свои конфеты, что прямо на ее глазах твориться то самое волшебство, о котором говорила ба-чан, читая ей сказки на ночь. Луна отложила портрет, вытирая тряпкой черные пальцы. Она сама не понимала, но только сейчас почувствовала легкость, когда нарисовала того самого незнакомца. Возможно, она закончила бы раньше, но отъезд Цедреллы внес свои изменения, и девушка считала, что лучше она будет полезна в госпитале, заготовке трав, чем будет тратить время на рисунки. Она пододвинула Белвине пейзаж того самого места, что успела нарисовать сразу же, как пришла растерянной после той прогулки. Луна тогда механически засушила травы и вместе с Нимфадорой и Цедреллой принесла на алтаре воздание благодарности местным покровителям и матери Магии. Даже празднование в Ковене прошло сквозь нее: волшебница помнила, как было тепло и весело, как они с Дорой поочередно танцевали с Сириусом и Альфрадом, как дальнейшие гуляния превратились в непредсказуемый балаган, когда мужчины преподнесли новый напиток. Было хорошо и тепло, но не так, как было при встрече в лесу. Почему-то Луне казалось, что она смогла затронуть не только нить судьбы юноши, но и что-то другое, отчего ее неимоверно тянет куда угодно, но подальше из дома. Ей захотелось рассказать обо всем Сириусу, но того загоняли по заданиям, да и сам он был слишком задумчив, пытаясь разгадать то видение из будущего младшей Блэк, постоянно уходя и что-то просчитывая. Названая сестра смотрела обеспокоенно, подбадривала, выгоняла с дежурств на час другой раньше, но не допытывалась до того, что происходит с ней, полагая, что Луна расскажет ей. Но она не могла. Блэк сама не понимала, почему, как только она хочет поделиться своими переживаниями, внутри натягиваются нити, делая больно. Значит, не пришло время и Нимфадоре пока не стоит знать о той необычной встречи. — Красиво! — девочка поднесла бумагу ближе. — Где ты такое видела? Луна зацепилась за вопрос, вспоминая ощущения после пробуждения в лесу. Он хотел, чтобы она думала, будто все увиденное сон — волшебница поняла уже после, что столкнулась с шиноби и он вполне мог ее убить, но не стал, решив применить ментальную технику или что-то похожее. — Во сне, — она погладила Белвину по волосам и тут же замерла. Волосы девочки стали темнее и кудри стали больше, отчего она напоминала сзади Андромеду. Внутри появилось липкое чувство неотвратимости, словно сейчас произошло то, чего не могло быть. Она вновь провела рукой по непослушным кудрям, зацепив нечто ледяное и скользкое, невидимое, что даже она бы не заметила этого. Луна потянула за нее, еле ухватив — настолько некое подобие нити было тонким. Волшебница не успела поднести ее к себе, как она ошпарила пальцы, отчего Луна выкинула то, что осталось на пол. Поднявшийся дым и запах разъедающихся досок было тем, что осталось от неизвестности. Это было странно — нити всегда были толще и у каждой имелся цвет, но они никогда не вели себя своевольно, или, быть может, дело в том, что до этого у нее не было возможности дотронуться до них? Луна нахмурилась, стараясь вспомнить все, что она знала из своего опыта, но на ум приходили лишь мозгошмыги и нечто похожее, что она ощущает от Андромеды, когда та не может воспользоваться волшебством. Она взяла на руки Белвину, уходя из комнаты. Нельзя оставаться там, почему-то она была уверена, что там девочке будет плохо после ее действий. Белвина молчала, только сильнее прижалась к ней. Дойдя до кухни, Луна поставила малышку на пол, выдыхая. Та непонятная паника и тяжесть ушла, но теперь придется перебраться в комнату к Нимфадоре или лучше вообще на чердак. — Лу, что-то случилось? — всегда звонкий голос был тихим, но волшебница услышала вопрос. Она сама не понимала, как объяснить ребенку, не напугав того, что она убрала нечто, что ей мешало, и снова смогла изменить плетение чужой судьбы случайно. Но отчего-то в такие случайности девушка начала верить меньше, будто кто-то подталкивал ее к этим изменениям, к изменениям, которые не поддавались никакому контролю. Луна посмотрела на девочку и замерла. Веселые и любопытные глаза сине-зеленого цвета стали иными — на нее смотрели чистые и яркие небеса, такие же, когда Элла воздавала благодарность Магии. Само того не зная, она подарила Белвине то, чего у нее не должно быть — Луна разбудила магию.***
Мадара тяжело смотрел на него, но Изуна все также крутил в руках свиток с рисунком, стараясь вновь и вновь отогнать ненужные чувства и воспоминания. Учиха уже пробовал и кай, и ходил к старику Ичиро, который был сведущ в медицине и всевозможных ментальных техниках — он не подвергался ничьему воздействию. Но он не понимал, почему так горит внутренний огонь, согревая своим пожаром, который невозможно взять под контроль. А закрыв глаза, перед ним возникала та самая девушка, танцуя понятный только ей танец, заставляя чувствовать внутренний огонь лучше. Каждое движение для него как теплый ветер в лицо, каждый взгляд непривычных серых, почти лунных, глаз заставляли подходить ближе, смотреть в них, каждый раз что-то разыскивая и находя. Ее слова как истина и приговор заставляли то отпрянуть, то вновь тянуться, чтобы усыпить, погрузить в простую иллюзию, дотронуться до бледной кожи, чтобы в следующий раз сорваться со спящей девушкой с места и остановиться на полпути, возвращаясь в реальность, понимая, что он не может ее забрать. Вместо этого он каждый раз, в каждом сне оставлял ее у того дерева, стараясь как можно скорее уйти, исчезнуть, чем дальше, тем лучше. Она была его личным наваждением, в котором не было ни смысла, ни логики, кроме понимания, что она была нужна, что с ней спокойно, что она поняла его лишь по одному взгляду — сказав всего одну фразу, она разрушила и собрала его заново. Изуна сжимал кулаки, тренировался до потери сознания, но девушка не покидала его ни на миг, пробираясь во сны, где все повторялось по новому. Учиха несколько раз вырывался в лес, в то самое место, которое ненавидел из-за того, что там Мадара встречался с чертовым Сенджу. А теперь он сам, как идиот, идет и бродит в надежде найти ту, которой сам внушил, что все ей приснилось. Иногда приходила мысль, что она сама была сном, сотканным из лунных лучей, если бы не свиток с начатым рисунком и запах трав и еле уловимый шлейф аромата свежесобранных колокольчиков, который ему чудится каждый раз. — Изуна, что происходит? — Мадара устал видеть непонятную тоску брата. Учиха не мог понять, что является причиной такого поведения. Он внимательно присматривался к Изуне, ненавязчиво проверил его реакцию на каждого человека в клане, чтобы понять — причина подобного состояния пришла извне. — Ничего такого, Мадара-ни, лучше расскажи о том, что тебе удалось узнать? Учиха тяжело вздохнул, зная, если отото вбил в себе в голову, что ничего не скажет, то даже пытаться не стоит. Но его настораживало иное — прогулки брата в лесу, аккурат с тем местом, где он узнал, кем является Хаширама. То место было идеальным для них, когда хотелось скрыться от мира и просто побыть в тишине, не отвлекаясь на боль и тоску. Однако Изуна не выглядит таким — чего только стоила его веселье после задания — отряд с завистью шипел, что все девушки были во власти обаяния младшего Учихи. С легким сердцем Мадара отпустил самый страшный вариант после предательства и смерти — безответные чувства. — Толком ничего, ЛяФей скрытны и ими активно интересуется Сенжу, — лаконично ответил он. Интерес Хаширамы он понимал — о Гримме ходило много слухов и то, что он умудрился не засветить свой уровень на протяжении месяца, не выдав ни одной эмоции даже вскользь, заслуживало доли уважения, как и было поводом задуматься о том, какова на самом деле мощь этого Ковена. То, что четыре клана смогли уживаться на протяжении века, вызывало удивление, как и обоснованное чувство опасения, если бы не видимая сторона политики, которую представляли Блэки — невмешательство в дела других, не обострять ни с кем отношения, ни заключать союзы в военном аспекте, не выдавать дочерей и сестер за кого-то, кто не входит в ЛяФей. — Думаешь, они предпримут какие-то действия? — что-то скребло его на периферии, когда ни-сан упомянул ЛяФей. Могла ли она принадлежать Ковену? Возможно. Была ли та встреча подстроена? Изуна затруднялся ответить на этот вопрос. Все внутри протестовало, когда он думал о ловушке, она даже чакрой не обладала, так что это исключено. И она не была похожа на гейшу или шпионку — открытая, искренняя и непонятная. — Сенджу интересовался пополненной свитой Дайме, — Мадара остановился, вспоминая, как он попал вместе с отцом во дворец. Тогда Учиха были наняты для сопровождения одной из родственниц приближенного к Дайме человека. Он был горд, что то-сан взял его собой, считая, что это будет отличным опытом для него. И именно тогда он увидел впервые члена клана Блэк — яркая, но не пустая, обладающая мудростью и внутренним стержнем, она с легкостью заманивала отца в словесную ловушку, из которой тот выбрался, но потерял преимущество. Цедрелла вызвала у тогда еще десятилетнего Мадары толику восхищения — ни одна женщина не смела говорить так, вести себя на равных с главой древнего клана, как с обычным соседом. И вот, прошло уже почти десять лет, как знаменитая роза Блэк вновь очутилась при дворе по личной просьбе правителя, вновь обращая на себя внимание. Умные женщины никогда не привлекали мужчин, но она всегда была негласным исключением, которое делали все — и поэтому ему интересно, что стало с этой женщиной сейчас, также ли она цветет, отвлекая своей красотой от шипов, впивающихся до мяса в неугодных врагов, оплетая все своими интригами. — Хаширама интересовался Блэк Цедреллой, — Учиха предвкушал следующий ход врага, и будет ли он так удачен с учетом личности, к которой будет обращены все силы Сенджу. От Изуны не укрылось желание брата увидеть, как Блэк будет выкручиваться. Он не мог не признать, что личный враг ни-сана умеет находить ключи к душам и сердцам людей. — Она для него стара, к тому же, Мито-химе может не потерпеть такую вольность, — между делом бросил младший Учиха, зная, брат понял намек и уже просчитывает варианты, как лучше использовать полученную возможность. Мадара умел плести политические интриги не хуже Двора Дайме, если в этом была необходимость — все же путь воина был всем Учихам ближе, несмотря на умение находить полезные знакомства и обзаводиться нужными связями. — Останешься или поедешь со мной? — глава Клана пришел к приблизительному плану и теперь мог обратить внимание на брата, который сильнее сжал свиток, но не настолько, чтобы тот сильно помялся. Мадаре было любопытно, что в нем такого, что Изуна не отпускает его от себя. Он думал и понимал, что нет повода отказаться от путешествия. Возможно, в столице у Изуны выйдет оставить девушку там и вернуться без ее образа в голове. — Я с тобой, не пропущу же я такое представление, — хмыкнул младший Учиха. Но против воли внутри все опалило огнем, как и его надежду, что он сможет забыть ту, которую не может отпустить от себя, находясь с другими. И чем больше проходило времени, тем больше Изуна понимал, что это наваждение должно быть всецело его. Поэтому он надеялся, что не встретит ее, иначе его мучительница не сможет уйти — он не опустит. Ни за что.***
Нимфадора споткнулась, мысленно посылая камень в долгое путешествие. Она чувствовала себя отвратительно не только физически, но и морально: еще в том мире она не раз приносила плохие вести родственникам сослуживцев или жертвам, но никогда не видела такого деланного равнодушия и черного чувства, что она во всем виновата, хотя мужчина пытался его давить. Дора видела, как внутри была борьба и сожаление, что не было нормального ирьенина рядом, вместо него была выскочка Блэк, ничем не лучше всей семьи. Она видела этот черный туман эмоций, отчего сделала шаг назад, удерживая очередной спазм. Блэк всегда хорошо разбиралась в людях и их эмоциях, но то, что она смогла увидеть все настолько точно, не на шутку заставило ее дернуться и сбежать, но гордость и потраченные силы не дали подтвердить темные мысли Хару-сан. — Нимфа, — Сириус придержал ее под локоть, чтобы она не завалилась вбок. Ее яростное шипение немного позабавило, пока он не увидел, в каком она состоянии. — Кого убить? Дора поражалась, как этот лоботряс и клоун понимал их с Луной состояние — очевидно, так и работает та таинственная связь пришедшего и принявшего, что они могут почувствовать сильные изменения в эмоциях и общее состояние, правда, на расстоянии не больше двух метров. Сделав вздох, она постаралась отпустить все, что накопилось. Получалось откровенно скверно, но она пыталась. Все же не впервые плюют в душу, обвиняя и приписывая то, в чем она не виновата. Такого природа эмоций и привязанностей — винить всех, кроме истинных виновных. — Никого, — пейзаж стал четче, и Дора уже заметила дом, к которому ее вел родственник. — Переутомление налицо, — хмыкнула она, — скажи мне заветные слова, и я отрежу тебе кусочек яблочного пирога. Маг с неудовольствием подумал, что женщины их семьи никогда не показывают слабость, боясь, что их осудят. Он все равно узнает, кто довел любимую племянницу до такого состояния и ненавязчиво поквитается. — Половина пирога и я обязуюсь сказать с придыханием, что миссий больше не будет, пока не пройдет ярмарка. Дора положила ему голову на плечо, игнорируя некоторые взгляды, рассудив, что все могут идти под хвост гипогриффа, если им так неймётся. Все же быть Блэк в некотором смысле неплохо — все всё спишут на буйство и семейный темперамент. — И что тебя привело к нам, кроме хороших новостей? Сириус открыл калитку, пропуская девушку вперед. На удивление у него было отличное настроение: все же три месяца быть чуть ли не везде и не встретить двух заноз, что может быть прекрасней? — Виделся с Цедреллой, она чертовски зла, что ее вырвали ради такой глупости, — хмыкнул мужчина, вспоминая тихое бешенство тетушки под светской маской. Об эмоциях старушки Офелии лучше вообще не вспоминать — так виртуозно опустить третьего сына Дайме тем, что нижний мозг нужно держать в узде. Все же заделать байстрюка не кому-нибудь, а племяннице дайме страны Ветра, мог только такой везунчик и самоубийца, который попросил избавить его от таких последствий. Все прекрасно понимали, что отношения могут обостриться — и без этого проблем хватало, так что пришлось играть свадьбу, благодаря Ками-сама, что у Дайме Ветра нет дочерей, иначе возможной войны им было бы не избежать — воевали и по наиболее надуманным причинам. Вот и пришлось ирьенинам Ковена не только следить за невесткой Наследника, но и о еще одном истеричном и угрожающем дополнении заботиться. Они вошли в дом, чтобы увидеть Альфрада, который собирался уходить. Нимфадора махнула рукой, скидывая обувь как попало — сил не было, а вот Сириус заметил волнение дяди и то, что он разрывался между обещанием молчать и желанием растрепать все. — Дядя Альф, что-то случилось? — на удивление Сириуса, Нимфа заметила волнение мужчины даже в своем состоянии. Старший Блэк до сих пор не мог прийти в себя от того, что приключилось с Дорой, как его застал патронус Луны с просьбой немедленно очутится в их доме. Он сорвался прямо из библиотеки, где судорожно искал подаренный трактат Вал о всякой чернейшей гадости — сестрица всегда выбирала подарки так, чтобы на такое оскорбление даже нельзя было ответить. Аппарировав в кухню, он был готов увидеть все что угодно, поскольку Луна никогда бы не попросила его чуть ли не ультимативной форме явиться, если бы дело не было плохо. Он приготовился к самому худшему, вплоть до того, что придется устраивать Элле побег от Дайме или срочно приносить человеческие жертвы, но не ожидал увидеть спокойную Луну, нарезающую пирог и малышку Белви, которая, смеясь, леветировала чашки. Последнее заставило его присесть надолго — он лично с Финеасам проверял и убедился, что у внучки Кэтрин нет ни капли магии. — У Белвины появилась магия, — ответил Альфрад. Сириус присвистнул, проходя на кухню и утягивая за собой дядю. — Это же хорошо, — шепотом отметил Сириус. Он был рад, что в их числе прибыло. О, сколькому он сможет ее научить! Чары, всевозможные розыгрыши, а еще она сможет бывать у него в мастерской — детское мышление — самое креативное! А как они повеселятся, а то он с дядей один развлекает пеструю и скучающую публику — Офелия и Цедрелла считают, что заниматься таким ниже их интеллекта. — Хорошо, но ее магию разбудила Луна и то, она не знает как. Подумай, мой дорогой племянник, что будет с девочкой, если об этом прознает старый змей? Сириус знал. Старик запрет Луну на замки и замучает ее участием в экспериментах, стараясь выявить закономерность появления магии в их потомках — все же ему не дает покоя тот факт, что его младший сын родился слабым магом, когда как старший и его дети не обладают ни каплей магии. В такие моменты начинаешь задумываться о чистоте крови и прочей чепухе, так что Блэк отвлекся на родственников. — Что будем делать? — если дядя думал, что Сириус Орион Блэк останется в стороне от авантюры, как обман главы рода, то Альфрад невозможный оптимист. Нимфадора молча разлила чай и села около названой сестры, усаживая сонную девочку к себе на колени — у нее слабое магическое истощение, отчего она хочет спать. — Будем прорабатывать теорию жертвы Кэтрин и возрастом, когда у слабых магов прорывается сила, — Альфрад потер виски. Как же ему не хватает Эллы сейчас. — Офелия не даст в обиду свою внучку, да и старый плут не пойдет против нее — враги ему среди своей семьи ни к чему. Нам остается сопоставить все в логичную теорию. Луна сама начала тереть глаза, ощущая всю усталость. Страх отпускал ее в сонную негу, когда она смогла заручиться поддержкой Альфрада. Она не решилась сказать, что уже сейчас видно, что Белвина будет сильной волшебницей. Но это Блэк и сам понимал. — У нее было немного силы, просто нужно было правильно дернуть, — Нимфадора откусила от пирога, чтобы после откусить кусочек от онигири. Сириус не понимал такого голодного извращенства.— Пять-шесть лет оптимальный возраст для магического выброса среднего волшебника, так что здесь нет ничего удивительного. Можем сказать, что дали ей палочку, в ее руке она нагрелась и забрызгали искры, что поначалу Белви испугалась, и посуда немного полетала. Альфрад кивнул на идею, но вот только как описать все изменения во внешности? Если волосы еще, куда ни шли, но цвет глаз изменился разительно. Это могло вписаться в теорию, что у волшебников нет примесь цвета в глазах: у него и Сири они синие, у Луны серо-серебристые, у Доры темные. Магия пробудилась и скорректировала внешность? Бред! Такого не бывает — чтобы изменилась внешность, нужно чтобы изменилась сама суть человека и… его путь. На этой мысли он остановился, что все пути все равно ведут к Луне. Она может сказать, что ненароком коснулась этой нити, умолчав о подробностях. Так будет лучше — полуправда, иначе старик раскусит их. Луна слишком слаба, чтобы не поддаться на уговоры матерого интригана, так что нужно переждать, пока не прибудут обратно Офелия и Элла. С такой поддержкой можно будет говорить правду. Нужно сократить контакты с Финеасом и предупредить своих в столице. Как бы не хотел этого признавать Альф, но старая Блэк трижды права — Финни в некоторых вопросах не от мира сего. — Ложитесь спать в комнату Доры, вам нужен сон, — дал указание Блэк, на что никто не думал возразить. Нимфадора взяла на руки уже спящую Белвину, да и Луна уже начала зевать. — Сириус, проверь комнату Луны, — тот кивнул. — Я попытаю удачу в библиотеке. Альфрад исчез с хлопком. Сириус хмыкнул, направляясь в комнату девушки. Отварив седзе, он сосредоточился, кидая первое диагностическое. Проверив еще на парочку специфических проклятий, Блэк начал читать заклинание, очищающее пространство, убирая всевозможные последствия. Осмотрев дыру в полу, Сириус сосредоточился, убирая дыру. Сделав заметку, что лучше потом перестелить эти доски, чем обновлять чары. Пройдя волной магии по комнате, Блэк кинул взгляд на стол, где находились рисунки. Любопытство взяло вверх, и он подошел, успокаивая себя тем, что если бы девушка не хотела, чтобы их видели, то убрала их. Красивый пейзаж водопада, который смутно был ему знаком, выглядел очень реалистично благодаря переходам цветов. Следующим был натюрморт с травами. Были тут и всевозможные карикатуры и наброски, которые в дальнейшем станут чем-то особенным. Сириус хотел уже уйти, пока не заметил, что он пропустил один рисунок с серым углом. Потяну его за край, он всмотрелся до боли знакомые черты, не понимая, почему и как Луна его нарисовала. Четкие линии плавно переходили, подчеркивая черты лица, не пропуская ни одной детали, всевозможные цвета черного играли так, что создавалось впечатление, что человек с портрета вот-вот сойдет с картины. На него с листа смотрел глазами цвета агата Учиха Изуна.