Солнечные пятна

      План дальнейших действий был уже почти утвержден, когда Луна неожиданно для самой себя поймала бессознательную сестру, буквально завалившуюся ей под ноги. С чего вдруг Селестия лишилась чувств, младшая принцесса не знала — таблетка стимулятора должна была действовать еще минимум шесть часов — и чуть не поддалась панике. Но благо этого, кажется, никто не заметил (или все тактично сделали вид, что не заметили… раньше бы Луна этих парней в подобном и не заподозрила): привести правительницу Эквестрии в чувства удалось достаточно быстро. Она еще некоторое время продолжала что-то бессвязно бормотать, пугая сестру, но потом сфокусировала на ней взгляд, встала, пусть и не без помощи, но твердо, и похоже окончательно пришла в себя. Во всяком случае, такую Селестию Луна узнавала.       — Поместим, разумеется, как только получим доступ к мед.блоку. — Кивнула девушка, она и сама понимала, что просто так бросать человека (пусть и врага… тем более врага!) нельзя.       Удостоверившись в способности старшей сестры твердо стоять на ногах, временная командующая почти ночными стражами, снова развернулась к подчиненным (полшага в сторону, чтобы краем глаза все же видеть Тию — не в счет):       — Итак, действуем максимально быстро и остаемся на связи. Блиц, снимай «доказательства», — Луна указала на распростертого узурпатора. — и идите с Бластом к Корэджу, забирайте его команду; Блейз — к Руту и встретитесь с ребятами у главного зала. Соберите там всех: и дворян и прислугу — задержать и не выпускать из дворца — у вас должно хватить людей на контроль зала, входа и кухни. Перебежчиков — по обстоятельствам: разоружить всех, разбираться будем потом. Эвиденс, Адам — вы к Лайту — и в город: его дети, семья Корэджа, склад и особняк Ритча. У вас не больше двух часов, Дэнс, на тебе связь. Шелл — мед.блок. Эрли оттуда наводнением не вытравишь, не то что каким-то переворотом; Ио, тревожный коммуникатор вон там за плинтусом — подключись — сможете воспользоваться, когда ребята уберут из комнат и коридоров всех лишних. Сдадите узурпатора — и к нам. Мы с сестрой будем… переодеваться. Потом к залу. Три Б, вы должны все успеть, когда мы приведем себя в порядок. Все, остальное по обстановке. Да помогут нам звезды. Работаем.       Они не были так неподготовлены, как могло показаться… Предпринятая авантюра не была настолько уж авантюрой… Только не планировала Луна столь скорое развитие событий.       И хотя в общих чертах все знали, что делать, все равно требовалось вслух проговорить все действия и задачи: уверенный голос командира успокаивает, конечные цели дают уверенность, а четко представляя задания коллег, никто не будет зря дублировать, работая с максимальной эффективностью. А вот имена-пароли-явки были известны всем и давно: лейтенант Корэдж (младший) никогда не предаст память отца, но сначала нужно вытащить его сестру и мать; капитан Рут предан короне и достаточно умен, чтобы затаиться и ничем себя не выдать; а у генерала Лайта детей держат в заложниках. Людей должно хватить, осталось их только собрать и убедить в том, что узурпатор, лично контролирующий подобное, им больше не угрожает, что он не сможет отдать приказ, и заложников скоро освободят. А тем временем Луна и Селестия приведут себя в порядок, чтобы выступить перед собравшимися (или, вернее, собранными) с заявлением: два часа они смогут избегать утечки информации, а потом должны убедить общественность, что у них все под контролем, все вернулось на круги своя, в норму. А для этого надо не только быть правителем государства, но и выглядеть им.       Так что сейчас Луна аккуратно вела сестру к ее же комнате, благо жилое крыло дворца находилось далеко от парадных и гостевых залов. Там была ванная комната и гардеробная, — принцесса очень надеялась, что переделывать узурпатор там ничего не стал, или хотя бы не успел.       Селестия умывалась уже раз, кажется, в пятый: тщательно, холодной водой. Лицо горело, а пальцы почти сводило судорогой, но останавливаться принцесса не спешила… Хотя и понимала, что возможно, компенсирует непролитые слезы. Корка на сердце медленно трескалась, и хотелось снова его заморозить — так было бы проще. Ей нужно было выйти перед подданными и объявить, что власть снова в руках законной династии. Убедительно объявить. При этом в идеале умолчав о реальной судьбе узурпатора.       Девушке до сих пор было сложно, почти невозможно, поверить, что того, кого когда-то она считала лучшим другом, эту неделю называла не иначе как узурпатором, врагом. Неужели она действительно разбила ему сердце? Тогда… Еще тогда он разбил ей душу. Входит, обменялись ударами.       Больно. Снова больно. Где-то внутри, там, где врачи почему-то не диагностируют, а анальгетики не помогают.       Сколько она избегала этих чувств… чтобы они вновь ее настигли?       Из осколков нельзя ничего построить. Осколками можно только ранить.       Хотелось не идти сейчас в тронный зал, а остаться одной и… нет, плакать желания не было, — просто пустить все на самотек: ничего не решать, ни о чем не думать — пусть мир подождет, пока раздрай в душе успокоится. Может в тюремной камере было не так уж и плохо?       И возможно… только возможно, теперь Селестия могла бы допустить, что виновато во всем ее нежелание слушать окружающих. И навела ее на эту мысль сестра: ведь и с Луной… она все делала правильно! Заботилась, воспитывала, оберегала… а похоже нужно было проводить вместе больше времени, слушать, разговаривать. Ей казалось, она хорошо знала близких людей, на проверку — упустила что-то важное. Осталось понять — что.       — Мама, к тебе можно? — Прижимая к себе только что прочитанную книгу, маленькая Селестия осторожно приоткрывает дверь в кабинет королевы. Девочка знает, что не должна мешать матери днем, но у нее есть очень важный вопрос…       — Да, слушаю. — Не поднимая головы, откликнулась красивая женщина с высокой прической из огненно-рыжих волос, прямая челка скрывала выражение глаз, бегающих по ровным строчкам документов.       — Мама, а я должна быть красивой?       Селестию всегда наряжали, приговаривая, какая красивая принцесса. Она слышала, что горничные говорили, «красивая, как принцесса», делая друг другу комплименты, значит принцесса должна быть красивой… примером. И мама такая красивая… Но в книжке написано, что это совсем не важно. Только что прочитанная «легенда о Мистмейн» рассказывала, о волшебнице сказочно-красивой, как и сказочно-сильной, которая пожертвовала своей молодостью и красотой, чтобы исправить ошибки давней подруги. Но маленькая Тия так и не поняла, почему императрица была злой, пока была некрасивой; и почему сама Мистмейн, став некрасивой, стала еще добрее. В итоге: красота связана с добротой или нет?       — Да, конечно.       — Это… важно?       — Важно, да. Важно, чтобы план был выполнен.       — Мама? — О каком плане речь девочка не поняла. Но запомнила.       Королева подняла голову и посмотрела на дочь:       — Тия? Солнышко, что ты здесь делаешь?       — Я… — Принцесса неосознанно выставила книгу вперед в защитном жесте.       — О, «легенда о Мистмейн». Это где правительница не заботилась о своем народе, запустила страну, а потом удивлялась восстанию. Что-то с этой книгой?       Селестия кивает и наконец делает маленький шажок от двери внутрь кабинета. Мама говорит странные, хотя вроде бы правильные вещи… мама всегда говорит правильные вещи! И хорошая дочь их старательно запоминает. Хотя пока и не понимает большую часть. Но мама ведь, конечно, объяснит.       — Мама, мне… надо быть красивой? — Повторяет свой главный вопрос девочка.       Женщина удивленно посмотрела на дочь, и ее ярко-накрашенные губы изогнулись в ласковой улыбке:       — Ты и так красивая. — Говорит королева, но видя беспокойство на детском личике, продолжает. — Но для подданных да, надо. Надо заботиться об их благе, надо следить за выполнением плана и баланса бюджетов… надо выглядеть так, чтобы быть, чтобы подданные верили, что у тебя все под контролем и выполняется.       Девочка сделала вывод, что если ты не красива, то подданные не поймут, что у них все хорошо. Переосмысление, что важнее, чтобы тот самый план выполнялся, пришло позже. А привычки и понятийный аппарат были уже сформированы.       Только вот самым важным оказался не план, не красота и даже, как теперь кажется, не благо страны и подданных. Без чего-то еще все это, вдруг, кажется не таким важным. Но без чего — Селестия не может вдруг понять.       И если важно не казаться, а быть, то почему порою, чтобы быть — приходиться казаться?       Теплая вода сбегала по спине, медленно отогревая тело. Только тело.       Фен также не действовал на душу, сердце и чувства.       Наконец выйдя из ванной комнаты, Селестия обнаружила Луну, буквально закопавшуюся в гардеробную… кажется, на нее там даже что-то упало. И в руках она уже держала три вешалки и пару нижних юбок просто так. Копаясь в тряпках и ворча что-то себе под нос, Луна здорово была похожа на себя прежнюю.       В залитой солнечным светом оранжерее слуги накрыли небольшой чайный столик, поставив на него лучшие кондитерские изыски придворного пекаря. Крем сверкал под яркими лучами почти как россыпь драгоценных камней, тончайшие листики карамели разбрасывали разноцветных солнечных зайчиков, соблазнительные ароматы сладкого перебивали даже запах цветов… Этого великолепия хватило бы на полноценный прием, но рядом со столом стояло всего два тонких ажурных стула.       Глаза у Луны засверкали еще когда она не увидела, а только почуяла сладкое великолепие. Младшая принцесса недоверчиво взглянула на неспешно идущую рядом сестру, но Селестия только улыбнулась — и чуть ускорила шаг — не выдержав, Луна перешла на бег, с удивлением затормозив перед воплощенной мечтой сладкоежки.       Старшая принцесса, все с той же улыбкой на губах, обошла застывшую сестру, присела и с истинно королевским изяществом разлила по маленьким чашечкам тончайшего фарфора ароматный чай. Нотки горячего напитка органично дополнили ванильные и фруктовые запахи выпечки и десертов… Луна буквально телепортировалась на второй стул. Взгляд широко раскрытых глаз девочки метался между сестрой и сладостями.       Селестия метнула в сестру строгий взгляд, что мгновенно заставил Луну выпрямиться, сложить руки на коленях и перестать улыбаться. Впрочем, попытка изобразить идеальную принцессу, не ерзать от нетерпения и не пожирать, хотя бы и взглядом, угощение, была заранее обречена на провал. Слишком много вкусного было на столе. И никого вокруг.       Но пока сестренка еще держала серьезное лицо, не слишком заметно надувая щеки, Селестия вдруг подмигнула, схватила десертную вилку и молниеносно отломила кусочек от самого большого торта в центре стола.       Луна только совершенно некультурно раскрыла рот, во все глаза глядя на жующую сестру, что улыбалась ей теперь одними глазами и не думая разрывать зрительный контакт. Младшая, кажется, почти не верила, что Тия делает то, что делает.       — Я первая. — Улыбнулась старшая принцесса, проглотив и так таявший во рту кусочек. Серебряная десертная вилка ловила солнечные блики, качаясь между пальцами девушки… Не выдержав вида нарочито обиженной Луны, правительница страны звонко рассмеялась, снова нацеливая орудие чревоугодия на десерт.       В этот раз и Луна не осталась в стороне, также подхватив вилку.       Повода не было, но Луна снова широко улыбалась, помниться, впервые после смерти родителей.       Зачем она тогда это чаепитие устроила? Ах да, потому что должна была. Должна была подбодрить младшую сестру, показав ей, что жизнь продолжается и в ней ещё будет радость. Вот только когда Лу улыбалась искренне, сама Селестия — играла. Лишь играла, тень радости испытывая не сама, а от того, что удалось порадовать Луну. Выполнить задуманное. План.       Хотя в голубом платье со множеством оборок Луна выглядела столь очаровательно, что Селестия улыбнулась и сейчас (причем совершенно искренне, пусть и не широко), спустя много лет, глядя как уже взрослая девушка по старой привычке сдувает вверх челку, когда руки заняты.       Она ведь любит сестру. И все ради нее делала. И была, черт возьми, права! Луна сама это признала!       Только откуда тогда та стена, что мешает увидеть в сильном командире ночной стражи ту милую очаровательную девочку в голубых кружевах и взбалмошную девушку в силуэтном платье цвета лазури по последней моде, которых Селестия еще помнит.       — Фух, слушай, сестра, это вот что, правда, сейчас в моде?       Луна выложила на кровать три приглянувшихся ей достаточно представительных платья, что можно было одеть без необходимости дополнительно прямо сейчас отпаривать. Взгляд принцессы был весьма скептическим. Хотя вот то правое с двойной шелковой юбкой вроде бы ничего: выреза почти нет, нижняя юбка-годе в цветах рассвета и верхняя ассиметричная белая, обе, разумеется, в пол, слева на поясе крупная брошь-солнце, символ правителя, и широкие рукава-клеш…       — И почему они у тебя почти все белые? Раньше же не были.       Раньше, действительно, не были… Селестия просто выбрала белый цвет… это тоже образ. Самой себя. Принцессы. Уже привычный. Теперь придворные, наверное, даже удивились бы, увидь правительницу в одежде без белого цвета. А может и вовсе не узнали.       — Принцесса может позволить себе не следовать моде, а определять ее. — Давно заученной фразой ответила Селестия с легкой дежурной улыбкой. — Если кутюрье против, значит моды будет две.       Луна фыркнула, но не передумала сама переодеться… да она, наверное, уже и выросла давно из своих уже шесть лет не модных платьев. Мундир теперь привычнее. Значит, будем вводить моду на милитари… Ведь Селестия опять права: это раньше Луна боялась не оправдать представлений и ожиданий подданных и сестры. Даже если это отрицала. Теперь… некоторым придется постараться, чтобы оправдать ее представления! Не то, чтобы Луна совсем не боялась, примет ли народ свою «новую» принцессу, но сейчас она знала, что у нее есть те, кому все равно принцесса ли она и какая из нее принцесса.       — Одевайся, а я соберу тебе прическу.       Непременные для принцессы украшения Селестия подбирала, пока Луна пыталась собрать в более-менее приличную прическу еще слегка влажные волосы. Впрочем, кто обратит внимание на волосы, если увенчать прическу не тонкой повседневной диадемой, а короной. Все же хорошо, что Селестия хранит ее не в сокровищнице, а в маленьком сейфе в собственном гардеробе. Жаль, что парную к ней, короля, нашел в той самой сокровищнице узурпатор и носил почти постоянно… уже успев куда-то деть.       Большой парадный зал с его большими витражными окнами и многочисленными колоннами не изменился. Изменилось отношение Луны. Она давно здесь не была, но прекрасно все помнила, только если раньше хотелось подпрыгнуть, пробежать, крикнуть и услышать эхо, приходилось всегда сдерживать эти ребяческие желания, то сейчас этих порывов просто не было. Сейчас младшей принцессе, вдруг, подумалось, что оборонять этот зал крайне трудно, а вот шпионов можно расставить… много.       Селестия между тем говорила правильные слова. Красивые слова. Но, казалось, что настоящее содержание этой речи никого не волнует. Спектакль. Представление. Антураж… Чтобы быть правителем, надо всего лишь выглядеть правителем. Ну и поддержка вооруженных сил, конечно.       — Да здравствует Принцесса Селестия!       — Да здравствует Принцесса Луна!       — Славься Эквестрия!       Ну вот: зал взорвался аплодисментами и овациями, осталось только принять присягу и поздравления. Пройти по залу, показав свою радость. И благодарность. Необходимые декорации спектакля под названием «королевский двор», где все роли уже давным давно расписаны.       Только спустя пару часов Селестия наконец-то смогла выйти выдохнуть на балкон. Луна появилась рядом почти тут же и с парой бокалов вина в руках. Да, именно это ей было нужно!       — За нашу династию! — Произнесла Луна вполне официальный, почти стандартный тост, в большей степени для того, чтобы не уподобляться пьющим молча любителям горячительного.       — За наше воссоединение! — Улыбнулась Селестия, меняя тост на более значимый.       Луна отсалютовала в ответ. Сделали по паре глотков качественного напитка с лучших виноградников Эквестрии.       — Ну что, все закончилось благополучно. Д’Раконикус в медицинской капсуле на сохранении; все заложники освобождены; командиры по новой принесли присягу, а завтра на плацу примешь ее и у рядовых и раздашь награды за верность; кадры почистим, надеюсь старик Аморе держит тайную службу в тех же ежовых рукавицах, что и раньше; а в остальном — прорвемся.       — Я правда рада видеть тебя, сестренка. — Отвечает Селестия… потому, что хочет это сказать, потому что понимает, что это, неожиданно, — правда. Не потому, что должна.       — Взаимно. — Улыбается младшая. — Надеюсь, больше ты меня из родного дома не прогонишь.       И хотя тон и выражение лица девушки однозначно свидетельствовали, что это шутка и ничто иное, Селестия слишком многое переосмыслила за последние дни. В свою страну она всегда вкладывала столько сил, что теперь и вспомнить сложно что-то кроме работы. Но принцесса и не замечала до сих пор, что была несчастна. Убедила себя в обратном.       — Прости меня, я постараюсь уделять больше внимания… нам. Обещаю, что теперь мы все-таки дойдем до… какой-нибудь научной выставки.       — Это ты так говоришь, что скучала по мне? Прости, у меня тоже не было времени позвонить. — Признает и свою часть вины в сложившейся ситуации Луна, опуская взгляд.       — Мы… сможем это исправить? — Произносить эти слова гораздо сложнее, чем Селестия думала. Но сглотнув, она признается. — Луна, я почти тебя не узнаю.       — Я тоже никогда не думала, что подобное от тебя услышу. — Через паузу, задумчиво отвечает младшая. И решительно кивает. — Но что сможем — верю.       Луна легонько ударяет своим бокалом о бокал сестры и открыто улыбается. Давняя обида столь же давно прошла как не было, просто в академии действительно ни на что не хватало времени, а порою и сил… А еще она не знала, как начать разговор с Селестией. Они тогда слишком многое друг другу наговорили, чтобы просто позвонить и начать рассказывать о том, как прошел день. А просить совета или жаловаться — сестры уже давно не были настолько близки. После же огромного перерыва звонить было уже даже как-то неудобно: Луна не представляла, как посмотрит в глаза сестре и что скажет. Нужен был повод для видеовызова, какое-нибудь значимое достижение, к примеру… В общем, она каждый раз откладывала. Ребята бы, вероятно, не поверили, в подобную нерешительность той, которую называют Ночь.       Селестия же действительно собиралась изменить свое отношение… нет, не к жизни. К близким. Чуть больше их слушать, чуть больше им верить, уделять больше внимания и, возможно, чуть расширить ближний круг. Обдумав все, принцесса пришла к выводу, что не хватало ей именно тепла того самого ближнего круга, который она, оказалось, сама оттолкнула.       Селестия решила, что обязательно выяснит, как возможно такое, чтобы Корд настолько изменился. А начнет она с восстановления связей с сестрой.