Она сверкает

Тонкий слой льда хрустит под ногой Гриммджоу, прозрачно-белая корочка трескается от легкого прикосновения его ботинка. Морозная свежесть щекочет его лицо и заставляет уши и нос краснеть. Он поправляет капюшон на голове, подходит к ближайшей лавочке, запрыгивает и садится на ее спинку. Сегодня эта маленькая дрянь снова появилась у Урахары. Для Гриммджоу она принесла хорошую весть: Общество душ признало его и разрешило жить. Его не казнят, и он должен был порадоваться, как радовалась она. Гримджоу отплюнулся от этой вести, сказав, что ему срать на гребанное Общество душ, на шинигами и на нее в частности. Джагерджак потянулся к карману, достал пачку сигарет. Взял одну, прикурил. Оказывается, в мире живых есть много интересного, особенно ему понравились сигареты, пиво и сок, в который вставляется трубочка. С трубочкой Гриммджоу сначала не поладил: что за херня, и куда ее нужно воткнуть, объяснила эта противная Кучики. Сок оказался вкусным, явно вкуснее мерзкого чая, которым божок Айзен опаивал своих преданных и не очень арранкаров три раза в день, точно по расписанию. Дым обволакивал легкие, выходя изо рта вместе с паром, от чего казался еще белее и гуще. Его не казнят. Ему разрешили жить. Жить. — Нахуя? — шипит Гриммджоу, обращаясь к дыму, медленно парящему в воздухе, — на-ху-я? Рукия говорила почти улыбаясь, путая слова. Глупая девчонка и правда думала, что жить в этом блядском мире — предел его мечтаний. Может, и был, когда он только сюда попал. Но жизнь ему бросили в морду как подачку, мол: живи, хер с тобой. Гриммджоу срать хотел на Готеевские подачки. Срать на Урахару, который — как же, блять, милосердно! — позволил переконтоваться у себя. Сигарета медленно тает, разлетаясь пеплом и дымом. Гриммджоу откашливается, сплевывает и вспоминает улыбающееся лицо глупой Кучики. Он прикрывает глаза на мгновение, открывает, но перед ним все также ее лицо. Только теперь это уже не образ, навеянный воспоминанием. И она не улыбается. Кучики хмурится, разгоняет рукой дым вокруг себя и запрыгивает на лавку рядом. — Че приперлась? — рычит Джагерджак, затягивается и бросает бычок на тонкий слой снега. Бычок тихо шипит, испускает последние завитки дыма и потухает. Снежинки, сверкающие и пушистые, опускаются на него, тают, остаются мокрыми капельками на фильтре. Рукия едва сдерживается, чтобы не влепить пощечину наглой роже. — До чего же ты мерзок, — пафосно изрекает она, копируя то ли брата, то ли Ичиго, то ли еще какую-нибудь весьма сомнительную личность. Гриммджоу фыркает, засовывает ладони в карманы синих джинсов, которые ему щедро подогнал Ичиго, распрямляется. — Мне нахуй ваши подачки не нужны. Вали отсюда, пока не получила. Ты меня раздражаешь. Рукия прикрывает рот ладонью, сдерживая смех. Гриммджоу говорит спокойно, не размахивая руками, и глаза его не сверкают гневом. А значит — фальшиво. Лгунишка. Гриммджоу на нее не смотрит: ему кажется, что достаточно дотронуться до нее взглядом, и она растает, как кусочек льда в руках. Рукия тянет к нему ладонь, хватает за рукав куртки. И не тает. Она идеально вписывается в пейзаж вокруг: на ее плечах уже несколько месяцев телепается проклятое капитанское хаори, гармонирующее с туманно-белым воздухом, а ее бледная кожа сверкает, как снежинки, скользящие с неба на землю, чтобы лечь поверх точно таких же, как они, тонким слоем, или растаять, нечаянно попав на тело человека. — Чего тебе? — одергивает он руку, вырывая куртку из объятий ее белых пальцев. — Сказал же, уйди. Кучики не реагирует. Гриммджоу кажется, будто его глаза сейчас выкатятся из орбит, потому что ее кожа и хаори настолько светлые, что ослепляют своей белизной. Глаза болят и ноют, умоляя отвести взгляд, но как-то не получается. — Ты можешь жить как человек. Найди работу, сними квартиру. Это лучше, чем быть казненным. — С чего, блять, такая уверенность? — По себе знаю. Все что угодно лучше, чем быть казненным вот так. Ее пальцы скользят по лавке, ноготки отколупывают тонкую корочку льда. На пальцах появляются маленькие холодные капельки, и вдруг большая загорелая ладонь Гриммджоу накрывает ее ладошку и с силой сжимает. Вопреки ожиданиям Гриммджоу, Кучики все-таки не тает. У нее теплая кожа, и она тянет к нему вторую руку. Арранкару даже кажется, что, может, давиться подачками Готея — не самая плохая перспектива.