Глава 1. Пробуждение.
15 ноября 2015 г. в 14:37
За окном из хмурых облаков шёл дождь и группа людей в форме полиции. При этом что небо, что полицейские хмурились неуловимо похоже, если судить по общему настроению школьников, грустно наблюдавших из окон за этой привычной картиной английской погоды.
Эта погода действовала на всех, включая одну девочку с выступающими зубами и густыми волосами, к настоящему моменту из причёски превратившимися в нечто пышно-невообразимое. Девочка старалась сидеть примерно, и слушать учительницу, но нет-нет, да скашивала глаза в сторону окна, ибо там было гораздо интереснее, чем слушать давно ей известный материал урока.
Что поделать, ведь скука являлась оборотной стороной медали учебной жизни всех примерных отличников и отличниц. А девочка была одной из таких примеров. Она сидела ровно, сложив руки на парте друг на друга, а перед ней аккуратно и словно по линейке были разложены учебник, тетрадь и пара ручек с карандашом. Портило картину примерности лишь то, что и учебник, и тетрадь были закрыты, а сама девочка ничего не записывала, хотя её одноклассники вовсю строчили за учителем, демонстративно корча в муках лица, и периодически разминая руки, которые уставали писать очередную кучу дат и исторических событий.
— Гермиона, ты опять не записываешь? – Вопрос учителя заставил девочку сконцентрировать своё внимание на обратившейся к ней женщине.
Девочка встала из-за парты, и вежливо, но чуточку смущённо улыбнулась ей, сцепив руки перед собой в замок, при этом слегка меняя положение ладоней, дополняя тем самым картину неуверенной примерной девочки.
— Я уже изучила период войны Роз по трём различным источникам, миссис Пауэл, – как бы извиняясь за своё поведение, произнесла она. – И у меня возникли вопросы, на которые сегодня на этом уроке я ещё не получила ответов. Поэтому, если вы не против, я хотела бы спросить…
— Гермиона, – не скрывая обречённости в голосе, прервала её учитель, которая явно уже сама не рада была своему интересу. – Давай, ты после уроков подойдёшь ко мне, и я либо сама расскажу, либо дам ссылки на книги. А сейчас у нас идёт урок, и время ограничено.
— Хорошо, миссис Пауэл. Я могу сесть?
— Да, мисс, садитесь. А мы продолжим.
Учительница была рада неожиданной покладистости жадной до знаний девочки, одноклассники в очередной раз пренебрежительно сморщили носы в сторону известной зубрилки, а потому никто не заметил довольных искорок в глубине карих глаз, вспыхнувших на миг пренебрежением и самодовольством. Ведь окружающие в очередной раз повели себя именно так, как она и планировала.
Прозвенел звонок, вызвав подобие урагана, состоящего из гама, криков и бегающих практически по партам сорванцов. Исключением, как вы уже догадались, являлась парта у окна, за которой сидела юная мисс Грейнджер. Никто из её одноклассников не рисковал заходить за незримую границу и вызывать на себя строгий взгляд её глаз. Данная глупость всегда имела очень неприятные последствия в будущем, о чём знали не только её одноклассники, но и все ученики параллельных классов, включая нескольких хулиганистых старшеклассников.
Нет, её не боялись, ведь она не была хулиганкой, способной дать в нос кулаком или сумкой по голове, также никто не считал её ябедой или стукачкой, способной заложить проказников преподавателям или куратору класса. Её просто уважали, и выполняли небольшие безобидные просьбы. Ведь и она тогда не отказывалась помочь с домашкой, или рассказать какому-то мальчику или девочке об объектах их интересов. Ну, там, что нравится, что не нравится, о хобби или любимом мороженом. В общем, Гермиона Грейнджер была весьма уважаемой персоной, лучшей подругой у девочек или своей в доску, хоть и девчонкой, у мальчиков, по отношению к которой ни у кого не возникало глупых идей, вроде подёргать её за косички, пусть она их и не носила, или залить тетради чернилами или порвать их. Хотя это не мешало им крутить пальцем у виска, видя её жажду знаний и ворох вопросов к преподавателям.
Впрочем, хотя об этом уже никто и не помнил, некоторые мальчишки пытались посмеяться над зубастой лохматой зубрилой, но как-то сами быстро перестали. И то, что им почти сразу после этого несколько дней пришлось слушать уроки в школе стоя, явно было простым совпадением.
Вам кажется удивительным подобное, нехарактерное для маленькой девочки поведение? Ещё год назад, тогда ещё девятилетней, Гермионе именно так и казалось. С малых лет она схватывала всё на лету, живо интересовалась окружающим миром, рано научилась читать. А потом ей захотелось мороженого. И ещё кучу всего сладкого и шоколадного. Но вот родители… как стоматологи, они были резко против. От обиды она тогда случайно сдала маме стеклянную заначку папы. И, видя заинтересованность мамы, в ответ на её вопрос про другие спрятанные вещи, она выдала свою цену, прямолинейно, как и все дети:
– Хочу конфету!
После этого случая маленькая Гермиона открыла для себя удивительный мир шантажа и мелких манипуляций. Правда, больше папу маме не сдавала, ведь папочка был более уязвим к её просящему взгляду, и покупал игрушки, а потом и книги, или просто давал денег на карманные расходы, не задавая глупых вопросов.
Маленькая девочка росла, познавала мир, заодно пополняя и периодически тратя свою заначку на книги, а потом пришли они. Сны. Они не были кошмарами, скорее, больше походили на сказки, так как были про удивительный мир магии. Вроде как у Толкиена, с его эльфами. Только в книжке было всё последовательно – сидели, пошли, побежали-убежали, добро победило, а в её снах было всё какими-то непонятными отрывками – про большой красивый замок, про палочки и заклинания, про волшебников в чудных и смешных костюмах, и там она тоже была волшебницей и умела колдовать. Она не придавала снам никакого значения, пока ей не приснился стадион с кучей народа, над которым на мётлах летали дети на несколько лет постарше её. Наблюдать было так весело, что на моменте, когда был забит решающий гол в кольцо, она неожиданно проснулась. Паря над кроватью. В воздухе.
Это настолько поставило девочку в ступор, что чувство тепла в груди быстро исчезло, и она рухнула с высоты полутора метров обратно на кровать. Ущипнув себя для надёжности, а потом потерев для стимуляции то место, каким она, со слов матери, придумывала свои проказы, и которым так резко плюхнулась на кровать, Гермиона решила принять случившееся к сведению. И дождаться повторения. Ведь один раз случайность, два – совпадение, а третий надо предвидеть и поставить на чёрное. Так, вообще-то, говорил один из друзей родителей, которого часто ругали за неудачные ставки. Смысл ей пока был не совсем понятен, но сама фраза девочке нравилась.
В ту ночь заснуть ей больше не удалось, как и вспомнить из своих сумбурных снов что-либо конкретное, так что после завтрака и школы Гермиона направилась в городскую библиотеку, чтобы поискать в книгах советов, а лучше сразу способов лучше запоминать или восстанавливать забытые вспоминания.
Так девочка стала учиться медитациям и контролю над своим разумом. Положительный эффект наступил быстро, и был несколько неожиданным для неё. В какой-то момент она просто вспомнила то, как именно надо заниматься тем, чем она пыталась заниматься. И вспомнила не только касающееся прочитанного, но намного больше. Вспомнила о том, про что, а это она помнила точно, никогда не читала сама – про окклюменцию. Про то, что это, и для чего, и как в этом надо тренироваться.
Гермиона, конечно, мягко говоря, удивилась неожиданным знаниям, но вреда в случившемся не видела, а потому решила просто попробовать – вдруг поможет? И неожиданно пришедшее ей знание помогло. Да ещё как.
Сны стали подчиняться её воле. Перед сном она очищала мысли, и как бы подготавливала место в своей голове под определённую тему, которую хотела узнать. А наутро уже пользовалась новыми знаниями, как будто знала их с пелёнок.
Так она поняла, что является магом, а, точнее, юной ведьмой, магглорождённой, к которой после одиннадцатилетия, но до первого сентября, придёт вместе с сопровождающим письмо из Хогвартса, Школы волшебства и ещё чего-то там.
Это всё было замечательно, но она стала замечать, как её родители стали относиться к ней более настороженно. И вроде как с испугом. Естественно, ей захотелось узнать, почему и из-за чего. И совершенно естественно, она прибегла к ставшему давно привычным способу – загадала узнать во сне. Так любопытная, жадная до знаний, а благодаря окклюменции получившая почти эйдетическую память, девочка узнала про искусство чтения мыслей – легилеменцию.
Узнать она, конечно, узнала, но вот без тренировок лезть в головы к родителям побоялась – всё-таки любила их. Да и во сне-то пользовалась поначалу палочкой, которой сейчас у неё не было. Так что девочка решила сперва потренироваться на кошках. В буквальном смысле этого слова.
Эксперименты с соседскими котами прошли успешно. Ну ладно, почти успешно. Если, конечно, критерием успешности считать то, что они выжили, и не принимать во внимание заработанную головную боль такой силы, что ей хотелось самой закопаться поглубже, да только сил на подобный подвиг уже не было. Провальный, в общем, получился эксперимент, если подходить к полученным результатам самокритично.
Опуская период тренировок, и ставших привычными головную боль и кровь из носа, спустя несколько месяцев Гермиона могла уже не только читать глаза в глаза мысли объекта, но и управлять не сопротивляющимся разумом животных. Так у маленькой девочки внезапно образовалось довольно большое число домашних любимцев, которых она подкармливала, и заботе о которых так умилялись её родители. А то, что Гермиона, в ходе своих тренировок, узнавала неожиданные вещи, происходящие за закрытыми дверями домов их пригорода, так и осталось её очередной маленькой тайной.
В итоге, ещё в детстве Гермиона перестала верить добрым улыбкам незнакомых людей, их обещаниям, и проявлением доброты в виде подарков маленьким девочкам, ибо почти всегда эти самые добрые люди в отсутствие посторонних взглядов являли миру, в лице её маленьких шпионов, совсем другое, зачастую довольно отвратительное, лицо. Да, были и исключения, вроде некоторых учителей, но они лишь подтверждали итоговый вывод. Особенно её обидело отношение к ней одноклассников. Так добрая девочка Гермиона получила наглядный урок, что не стоит доверять маскам. И что лучше иметь свою, которая будет нравиться окружающим.
Практика в окклюменции стала немного разнообразнее, ведь создание маски было делом ответственным, да и отслеживать реакции окружающих на изменение её поведения помогло отточить навыки чтения мыслей и эмоций.
А потом юная ведьма получила ещё один удар, оттуда, откуда совсем не ждала. От своих таких полезных снов. В очередном сне про школу магии она увидела себя в зеркале. И это, к её ужасу, была не она. И дело не в том, что у отражения было другое лицо. В конце концов, это было естественно, и на подобное она и не рассчитывала - потрясение возникло из-за одного факта. В зеркале был ОН. Мальчик. Не она.
Как она умудрилась проснуться без крика, она сама не поняла. Но была рада этому факту, так как от потрясения случился стихийный выброс, из-за которого по комнате летали все мелкие незакреплённые предметы. Уборка комнаты заняла время почти до самого рассвета, и позволила ей заодно успокоиться.
Перед следующей ночью она настраивала себя на то, чтобы узнать, кто же этот самый мальчик, и как он связан с ней. Так девочка Гермиона начала свой цикл познавательных передач о жизни Тома Риддла со времён приюта, и почти до середины лета тысяча девятьсот восьмидесятого года. Воспоминания не несли с собой эмоций, действительно, по своей сути, напоминая документальный фильм, чему она в некоторых эпизодах была только рада, ибо всё равно позже, когда вспоминала просмотренное, ей с трудом удавалось сдерживать рвотные позывы.
Еженощные серии из жизни приютских детей, чем-то похожих на аналогичные познавательные передачи из циклов про жизнь диких животных и их борьбу за первое место в стае, заставили проникнуться сочувствием к этому, как-то с ней связанному, мальчику. Хотя его поступки как с животными, так и со сверстниками были ей неприятны. Впрочем, вставшие у неё перед глазами корчившиеся хвостатые комочки вызвали у неё некоторое смущение. Так что она особо того мальчика не винила – надо же на ком-то тренироваться? А другие мальчишки сами виноваты.
Однако смущение быстро переросло в отвращение и ужас, ибо сцены, наблюдаемые домашней девочкой, с каждым разом становились всё кровавее и кровавее, а то, что творила в этих снах она своими руками, пусть в прошлом это были руки совсем другого человека, вызывало стойкие рвотные позывы и истерику до потери способности размышлять здраво. Лишь наработанная практика окклюменции, да то, что воспоминания не несли эмоциональной составляющей, помогло ей не сойти с ума. А сохранить разум она смогла только тогда, когда отстранилась от эмоций, став как бы сторонним наблюдателем. Нет, полностью эмоций себя она не лишила, и на бездушную машину не походила, но вот долю рациональности в своих поступках она существенно повысила, лишив себя почти всех сильных эмоций, возникающих при просмотре воспоминаний Тома, вроде отвращения, брезгливости и сострадания с жалостью. О том, к чему подобное может привести, если долго находиться в таком состоянии, она не подумала.
Дальнейший сюжет всё сильнее вызывал у неё недоумение, чем дальше, тем сильнее походя, по её мнению, на театр абсурда. Такой умный и скрытный мальчик вдруг неожиданно стал вести себя как зациклившийся на непонятной малозначимой глупости идиот. Ей был понятен его страх из-за бомбёжек, но почему он просто после очередной из них не свалил в магическую часть мира? Исчез и исчез – скорее всего умер под завалами. Его вряд ли бы стали особо искать. А у него самого были деньги, он мог подрабатывать… Почему он так слепо следовал указаниям какого-то профессора, даже не директора школы? Из-за чего его понятный страх превратился в манию обретения бессмертия? Почему собранная им группа последователей превратилась в итоге в банду отморозков, а часть из них вообще даже с собственной протёкшей и улетевшей в итоге крышей не успела попрощаться? И это всё происходило на глазах такого сильного легилемента? Бред же.
Но самые сильные потрясения девочка получила из-за двух увиденных сцен. Первая – убийство Миртл, пусть вина Тома была и не совсем прямая. Вторая – ритуалы создания крестражей. И, в особенности, последний, так как в той, над кем он проводился, она узнала свою маму.
В этот раз от крика ей удержаться не удалось.
Когда в комнату к ней влетели её испуганные родители, от открывшегося им вида летающего по воздуху бардака на некоторое время они превратились в две очень сильно удивлённые статуи. И к тому моменту, когда начали проявлять признаки жизни, девочка уже сумела взять себя в руки, продумать стратегию своего поведения, а также отменить спонтанную левитацию мелких предметов.
— Герми… – еле слышно произнесла Джейн, сглотнув при этом.
— Ой, мам, пап, я вас разбудила? Извините, мне кошмар приснился, – как ни в чём не бывало заявила Гермиона.
— Дочка, с тобой всё в порядке? – подключился её отец.
Дочка сделала невинно-удивлённое лицо, оглядев при этом окружающий её бардак из игрушек, коробочек и различных флаконов, а потом уже ответила на заданный вопрос.
— Ну… Да. – Её наивно-твёрдый ответ был очень похож на то, как отвечают все дети, застигнутые на горячем, но пытающиеся всё отрицать.
Попытка скрыть информацию была зафиксирована, являлась понятной и знакомой, а потому родители бросили все силы именно на привычный допрос по ловко подсунутой теме, тем более, что доказательства недавно сами летали перед лицом. А вот тема крика была пока отставлена в сторону.
Девочка уже привычно для себя вела нить разговора, создавая нужное ей мнение и подводя к требуемым ей в данный момент выводам. Так родители Гермионы узнали про магию, про то, как она научилась медитировать, чтобы обуздать подобные странные происшествия, а также про изменившееся из-за этого её поведение. Вставила пару намёков, как она боялась, что они от неё избавятся, и потому не знала, как сказать об этом любимым маме и папе.
В итоге, ночные разборки закончились дружными семейными объятиями, дочу взрослые уложили в кровать, и, дождавшись её размеренного сопения, ушли к себе в комнату. Но стоило двери закрыться, как девочка раскрыла глаза, и счастливо улыбнулась, повторяя при этом на грани слышимости несколько слов.
— Они меня всё равно любят. Я на них не воздействовала. Они меня любят.
Гермиона, наученная горьким опытом Тома, хотя ей при одной только мысли о предстоящем становилось больно до слёз, уже готовилась менять отношение к ней родителей, когда они всё равно подтвердили свои чувства к ней. Девочка никогда ещё настолько не любила окружающий мир, как сейчас.
Через некоторое время она всё же заснула, так и не убрав улыбку с заплаканного лица.
