Точка невозврата.

Каждый человек хочет быть счастлив, До мурашек по теплой коже, А я хочу быть лишь только с тобой, Хотя это одно и тоже.

      Где началась эта любовь? Когда благовение перед его величием и интеллектом переросло в желание быть рядом? В какой момент вера в него, как в бога, помогающего тем, кому не может помочь никто другой, тем, кто уже отчаялся понять почему они медленно, но верно движутся к своему концу, превратилась в необходимость избавить его от одиночества, залечить кровоточащие раны?       Она и сама не помнит, когда робкое, ненавязчивое "Вы мне нравитесь." переросло в безапелляционное, разбивающее все на своем пути, "Я люблю тебя!" , как тихонько тлевший где-то глубоко внутри уголек поджег все вокруг и стал невероятным, всепоглощающим пламенем. Она много раз пыталась понять почему и когда это случилось, но как только ей начинало казаться, что еще немножко и она все поймет, сможет разобраться в себе и в своих чувствах, именно тогда, разгадка, показав ей язык снова ускользала от нее. Может быть она полюбила его прямолинейность, его стремление всегда говорить и слышать только правду, какой бы горькой она ни была и сколько бы боли ни приносила. Возможно она влюбилась в его желание бороться до последнего, вытаскивать с того света даже тех, кто не хочет жить, уверяя их, что торопиться туда, в неизвестность - это безумие. ДА, она знает, что он делает это вовсе не для них, он делает это для себя, для подтверждения собственной правоты, но он спасает жизни, а мотивы, которыми он при этом руководствуется - это уже дело десятое.       Во всем этом вихре эмоций четко и ясно она могла осознать только одно: она любит его не потому что он ущербный, она любит его вопреки этому, а это значит, что он ошибся. Ошибся! Хаус, который всегда прав, на этот раз промахнулся! Да, ей его жаль, но эта жалость не относится ни к его увечию, ни к тому, что ему пришлось пережить из-за инсульта, ей было жаль его за то, что он до ужаса боится боли, боится настолько, что готов на все лишь бы избежать ее. Одна из мер предосторожности - огромные неприступные стены его крепости, за которые он никого не пускает. Он воздвиг эти стены для того, чтобы провести остаток своих дней в одиночестве, его непоколебимой истиной стали слова: "Если никого не будет рядом никто не уйдет." Все это, возможно, и оградило его от новой боли, однако такой выход не помог похоронить ту боль, которая уже тогда была с ним, он всего лишь закрыл ее глубоко внутри себя, так, чтобы со стороны казалось, что он справился, что он победил.       Она видела в его глазах боль, которую он тщательно скрывал за ядом своего цинизма. В каждой шутке есть доля правды. В каждой его колкости она слышала отголоски его прошлого, не отпускающего его, съедающего изнутри. Возможно кто-то другой прошел бы его путь с высоко поднятой головой, не придавая ничему значения, и вышел бы сухим из воды, но для Хауса это стало последней каплей: он разуверился в людях, последние крупицы веры, что оставались в нем окончательно растаяли, он заперся в своем маленьком мирке и отказался впускать туда кого-либо, говоря, что ему никто не нужен.       А она ходила за ним как тень, безмолвно восхищаясь им, пока однажды не поймала себя на том, что "выпендривается" на диф-диагнозах, пытаясь обойти Формана с Чейзом, чтобы обратить на себя его внимание, чтобы его взгляд задержался на ней чуть дольше положенного, чуть дольше, чем просто "достаточно". В его присутствии ее мир переливался другими красками, нет, не как будто она надела уже такие привычные розовые очки, иногда цвета были и неприятными: порой слишком яркие, утрированные, вычурные, но несмотря на это мир становился интереснее, все вокруг обретало какой-то смысл. Затем она просто поняла, что когда смотрит в его глаза, то банально тонет в их невероятной синеве. Прошло еще время, она полюбила его настолько, что уже ничего не просила: ни внимания, ни, уж тем более, взаимности - совсем ничего, она лишь хотела, чтобы в его глазах больше не было боли, чтобы эта его ядовитая ухмылка сменилась на искреннюю улыбку, чтобы он просто был счастлив.       Это пугало ее. Она пыталась сбежать от этого. Это было неправильно, все эти чувства, они не были похожи ни на одни другие, из тех, что она испытывала раньше. Она боролась с ними. Но когда подсознание отвергало все разумные доводы в пользу того, чтобы не приближаться к нему ближе "рабочего" расстояния, оставался только один, по сути даже не ее, а его, аргумент: "Я ему не нужна." - действовало безотказно. Любой поединок после приведения такого весомого довода заканчивался победой здравого смысла.Обычно...       Сегодня все было иначе. Изрядно подпитанное алкоголем подсознание взбунтовалось и решило изменить привычному сценарию. Расслабившийся разум уже праздновал очередную победу, когда оппонент решил сыграть во вдоль и поперек изученную игру по новым правилам: "Не нужна? Хм... Тебе-то откуда знать? Только потому что он так сказал? А не он ли говорил, что все лгут? Разве он - исключение?"       Кэмерон была застигнута врасплох таким потоком вопросов. И почему она не задавала их себе раньше? Все лгут! И конечно же он не исключение! Но где доказательства того, что он солгал ей? Должны же были быть какие-то мотивы. И они были! Он боялся снова обжечься, боялся впустить ее потому что думал, что она уйдет. Он снова ошибся. Она не уйдет!       Пулей вылетев из квартиры она направилась к его дому, держась за свои хрупкие выводы, как за последнюю призрачную надежду, единственный оставшийся шанс. Она как будто играла в "русскую рулетку". Ставка - все. Если выиграет, возможно станет наконец счастливой, в случае неудачи проиграет свою душу. Хотя какая разница, ее душа уже давно ей не принадлежит, а значит терять все равно нечего.       По улицам Принстона медленно разливались безоблачные сумерки. Последние лучи уходящего солнца на несколько секунд задерживались в ее растрепанных от бега каштановых волосах и заставляли их отливать медью, красивый красноватый цвет сливался с осенней листвой под ногами и тяжелой дубовой дверью. Его дверь. Она стучит. Несколько секунд вокруг царит тишина, затем по ту сторону двери слышится уверенный стук трости, щелчок засова, еще мгновение, и вот на нее уже смотрят его небесно-синие глаза. В них нет ни злости, ни сарказма, ни даже привычной насмешки, только усталость и, возможно, легкое удивление.       Она стоит у черты. Еще один шаг и пути назад уже не будет. Но не уходить же ей. Она уверенно подается вперед, сокращая расстояние между ними.       Десять сантиметров...       Где-то внутри шевельнулось сомнение, усердно расшатывая ее уверенность. Что если она ошиблась?       Пять...       Страх, подобно дикой кошке, бродил внутри, отчаянно скребя когтями, призывая развернуться и просто сбежать.       Три...       Еще не поздно остановиться, вернуть все в прежнее русло.       Один...       Не попробуешь не узнаешь! Отбросив остатки сомнений, она накрывает его губы своими.       Пара секунд, длиною в вечность, и он отвечает на поцелуй. Счастье красочным фейерверком разливается в голове и освещает все вокруг своими яркими вспышками. Все встает на свои места. Он ждал ее! Она нужна ему! Теперь все будет иначе. Теперь все будет хорошо.