ВИА «Ружья в Розарии»

Сельская идиллия аж глаза резала своей благостностью. Разве что, вон, заборчик малость покосился. И дом за ним тоже. Но в целом – грёбаная благодать, берёзки, тополя и картофельное поле до горизонта. Данила поправил за спиной рюкзак и пошёл мимо кривого домика по единственной заасфальтированной улице села, прямиком к Дому Культуры «Гусляр». Бабушка сказала, чтобы он туда зашёл, поздороваться с председателем колхоза да подарочек ему передать. Подарочек тот благополучно лежал в рюкзаке, обмотанный в полотенце, чтобы не разбился по дороге и самогонку по всей Данилиной спине не разлил. У входа в ДК никого не было, а на двери висел тяжёлый амбарный замок. Данила почесал затылок и решил обойти дом по кругу, благо был он не очень большой. Правда, по одной из стен кустами зарос, так что дорожки не видать, но Данила ловкий, пробрался. У чёрного входа, как раз с другой стороны здания, стояла лавочка. А на лавочке сидел мужик лет пятидесяти, с рыжими усами да в повязанной на голову линялой бандане. Шестое чувство подсказало Даниле, что это и есть тот, кого он ищет. – Алексей Васильевич, здравствуйте, – жизнерадостно выпалил Данила. – Меня к вам бабушка послала. Сказала, у вас тут ансамбль есть, помочь чем-то надо. – Ты, стало быть, Даня? – Алексей Васильевич встал со скамейки и протянул парню руку. – Да, старушка твоя рассказывала, что внучёк у неё в городе есть, музыкой занимается. Ты это, стало быть? – Ну, не совсем музыкой. Диджей я. – Ох ты как! Хорошо звучит, внушительно. Так и скажу мужикам, что с нами диджей играть будет! На гитаре-то могёшь? – Если не очень сложное… – Справишься. Да ты садись, садись, поболтаем малость. Неохота мне в область ехать, подождут дела. Алексей Васильевич уселся обратно, пошарил по карманам потёртой джинсовой жилетки и достал из одного кармана папиросную бумагу, а из другого – табак. – Куришь? – спросил он Данилу, облизнув край бумаги и начав сворачивать самокрутку. – Нет, – соврал Данила, и глазом не моргнув. Бабушка узнает – убьёт нахрен. – И не надо, мелкий ещё. Данила промолчал, решив не возражать. Подождал, пока председатель закурит, и жадно принюхался к облачку дыма. Курить хотелось просто охренеть как, но бабушка же всё равно учует. – Эх, Данила, – вздохнул Алексей Васильевич, откидываясь на спинку лавочки и ещё раз затягиваясь самокруткой. – Не тот нынче ансамбль, не тот. Вот раньше, когда я моложе был и ещё только-только техникум окончил да за трактор сел, вот тогда было дело. Данила почуял беду. Сейчас мужика понесёт, как танк по полю, и пойдут истории из молодости, одна поучительнее другой. – Ох, и колдырили мы тогда… – ностальгически протянул председатель, щурясь от бьющего из-за деревьев солнца. У Данилы после этих слов аж от сердца отлегло: не станет его Алексей Васильевич уму разуму учить. Да и про подарочек он очень кстати напомнил! Данила спешно вытащил из рюкзака обёрнутую полотенцами ещё прохладную бутыль мутноватой домашней самогонки и протянул председателю. Тот подарок принял с благодарностью и продегустировал незамедлительно. – Хороша! – поморщился он, прокашлявшись. – Совсем как в старые-добрые. Ну так о чём мы, сынок? – Про ансамбль свой рассказывали, – подсказал Данила, забирая из рук Алексея Васильевича бутыль. – Ах, да… Было же времечко! Мы тогда все молодые были. Только-только из техникума по распределению сюда приехали, я и товарищ мой. Имя у него дурацкое было, Ерофей, кажется, хотя кровь ну чисто еврейская. Мы все его потому просто Изей звали. Так вот, когда мы с Изей сюда перебрались, тут такая тоска была! Дом культуры – даже не дом. Сарай какой-то. Ни танцев тебе, ни музыкальных вечеров. А мы ж молодые были, нам же развлечься хотелось! Не всё же в карты с местными пьянчугами резаться. Решили мы ансамбль собрать, кто на чём умеет. Изя в город сгонял, гитару там нашёл… То ли нашёл, а то ли украл, хрен его поймёт. Алексей Васильевич нахмурился, замолк на несколько секунд и снова потянулся к карману за табаком. Данила терпеливо подождал, пока он не скрутит ещё одну самокруточку и не раскурит её. Выдохнув облако вонючего дыма в воздух, Алексей Васильевич продолжил рассказ. – Так вот, решили мы, что Изя будет играть, а я петь. Мы, правда, не знали что. На всё село был один раздолбанный патефон да две пластинки застольных песен к нему. Но друг нам из города привёз другое добро, магнитофон с кассетами, по тогдашним временам – просто сказочное богатство!.. К нам тогда ещё прибился алкаш местный, Демьян. У него даже гитара своя была, убитая совсем, струн на ней не хватало, но играть было можно. Да ещё Степка с нами был, пастух местный, в хлеву за коровами следил. Самый из всех нас бабник, по барабанам стучал, больше ни хрена не научился ничему. Последним припёрся тракторист наш, Димка. Мы его сначала брать не хотели, но он на своем аккордеоне фигачил не хуже, чем Изя на гитаре. Решили, что нельзя добру пропадать. – Бабушка говорила, – решился перебить его Данила, – что у вас в ансамбле даже иностранец был. – Был, был, – важно кивнул Алексей Васильевич. – Хрен его знает, откуда цыган такой на селе нарисовался, но приметный был, нечего сказать. Играл на всём, на чём струны были – хоть на балалайке, хоть на гуслях из краеведческого музея в области! Веришь или нет, даже на балалайке мог сбацать хоть народную плясовую, хоть Бетховена, хоть ДДТ и Цоя. – А его как звали-то? – Да никак. Никто не запомнил, поэтому просто говорили: «Слыш, ты, иди сюда!» – он и подходил. Между собой мы его так и звали: Слыш. Хороший был парень, дружили очень, пока не разругались ко всем хренам. – И потом что? – Ничего. Спёр с конюшни рыжего мерина и свалил на нём, скотина, в другой колхоз. Говорит, там девки краше. Но до этого ох, Данила, как мы зажигали! Всё село ходило посмотреть наши выступления! По средам мы играли, что из столицы друг привозил, всем заместо радио да патефона были, и веселье и культура какая-никакая. Селу ж многого не надо. А по субботам, когда народ перед базарным днём отдыхал, мы собственную музыку наяривали. Ты послушаешь потом, у нас записи сохранились! Ребята на старых рентгеновских снимках пластинки нарезали, до сих пор крутить можно. Кассеты-то порассыпались, а кости – штука вечная! Данила всю жизнь провёл в городе, поэтому перспектива послушать музыку с пластинок, сделанных из старых снимков, будоражила воображение. Он украдкой приложился к бутылке самогона, которую всё ещё держал в руках. – А как ваш ансамбль назывался-то? – спросил он, занюхивая рукавом. – Ты там что, гостинец бабулин пробуешь? – покосился Алексей Васильевич. – Дай-ка сюда, диджей, мал ещё. Назывались мы ВИА «Ружья в Розарии». У нас с Изей в техникуме был один парень, охотой очень увлекался, а я больше по садоводству был, выращивал розы в горшках. Чуть в агрономы не пошёл из-за этого! И правильно, что не пошёл. Так вот, мы в те годы такие песни сочиняли, парень, такие песни! Романс «Не реви», плясовая «Проходите лесом», И эта, моя любимая, «Ноябрьский ливень». Про любовь пели, про молодость… Жалко, что недолго это продолжалось. – Что же так? – Да всё как всегда. Демьян со Степаном спились, еле оклемались и сейчас в завязке. Слыш в соседнем селе на праздниках и застольях подрабатывает. Изя в город свалил, время от времени приезжает на пару дней, воздухом подышать да коров погонять. Одни мы с Димкой остались, время от времени набираем из приезжей молодёжи временный ансамбль да вспоминаем молодость. У нас как раз гитарист свалил, хочешь поучаствовать? – Ну, можно, конечно. А чего свалил-то? – Да он вообще странный был, с прибабахом. Ведро на голове таскал… Наши-то поначалу думали, что мода в городе такая, но сдаётся мне, он просто малость тронутый. Погостил месяцок у деда своего и уехал обратно. – А репетируете-то когда? – улыбнулся Данила. – По вечерам, после семи, как дойка вечерняя кончится. Так что приходи, Данила, ждать будем и гитару дадим, хорошую. Иди, давай, к бабке своей да спасибо за гостинец передавай. – Хорошо, до вечера, – ответил Данила. Алексей Васильевич погладил пузатый бок бутылки и уставился куда-то вдаль, туда, куда уходила колея от трактора. Куда-то туда, где заканчивалось поле и начинался лес. Данила встал со скамейки, отряхнул с джинсов крошки от облупившейся старой жёлтой краски и пошёл обходить дом культуры с другой стороны, чтобы через кусты опять не тащиться. Зайдя за угол, он услышал, как оставшийся на скамейке председатель колхоза мурлычет себе под нос мотив какой-то приятной песенки. Наверное, одной из тех, что они написали тогда, в молодости.