Да несчастье помогло

POV - Ирина. Да что же это такое – второй раз за два дня прихожу в себя в горизонтальном положении от какой-то вони! На этот раз нашатырь – этот запах ни с чем не спутать. И похоже, что лежу я на больничной койке Глухарева – прям в сапогах, под которые наспех подоткнуто одеяло. - Что случилось? - У вас был обморок, лежите. Сейчас давление померим. Надо мной медсестра, которую я сначала подкупила, потом чуть не сбила с ног, а теперь вот она меня еще и в чувство приводит. Рядом сидит Сергей… Приподнялась, чтобы скинуть китель. Глухарев, как будто, так и надо, помог закатать рукав. Тонометр сначала зашипел, затем пискнул, выдавая пониженное, но не катастрофическое давление. Поздравляю Ирина Сергеевна – в обморок грохаешься посередине рабочего дня. Надо бы пойти провериться, да откуда найти время? - Ира, ну что ты… Как себя чувствуешь? Болит что-то? Пока отвлеклась на мысли о здоровье, Сергей завладел моей ладонью и принялся растирать ее – нежные прикосновения отдались в теле мурашками, даже внизу живота стало неожиданно тепло. Боже, как же я по нему соскучилась! Но незачем давать волю чувствам… - Руки убери свои, Глухарев. Нормально все, в порядке. Сейчас встану и уйду. Вместо ответа, он умоляюще посмотрел на медсестру. - Девушка, дайте нам десять минут. Пожалуйста, это очень-очень важно. Вопрос жизни и смерти. Медичка, то ли была в хорошем расположении духа, то ли вспомнила мою взятку (надо ей еще дать за все эти беспокойства), быстро согласилась и исчезла за дверью. Хороший момент, чтобы вот прямо сейчас поставить наконец жирную точку и перестать мучать друг друга. Вернее, что-то мне подсказывает, что мучаюсь в основном я. Но Сергей говорит что-то… совсем другое. - Ир… Прости меня. Я идиот, и с рапортом этим, и вообще… Я правда был в реанимации, недолго… Осложнения начались после ранения, вышло тупо, признаю. Антошин тебе не соврал, правда сначала хреново было… Ир, и с Питером правда, мне отец оставил квартиру. Виноватым себя чувствовал и все такое… Ира, мне нужна только ты, и никто больше! Нет никакой невесты. Анна сама так назвалась, в первый день… Ир? Ты мне не веришь? Слушаю его и понимаю, что все… все, не могу я больше, не могу. Я же люблю его. Я же не смогу без него. И если раньше, когда он вел себя отстранённо и хотел убежать, прикрывшись рапортом, мне позволяли держаться уязвленная гордость и обида, то теперь, после его слов, ничего не осталось. Но, верю ли я ему? Нет, не верю… Не могу... Трогает меня за плечо, касается волос, а потом медленно проводит костяшками пальцев по щеке. Это его жест, жест нежности… Он никогда прямо не говорил, что любит меня, но в этих прикосновениях были для меня сосредоточены все слова и признания. Внутри что-то обрывается. - Ир? Ты мне не веришь? Ира… Я отрицательно, без остановки, качаю головой, с ужасом понимая, что плачу так, как не плакала очень давно. Слез столько и они такие быстрые, что уже стекают по горлу, затекают за воротничок рубашки. Глухарев же чему-то улыбается. Берет обеими ладонями мое лицо и прислоняется ко лбу. - Ирка… какая же ты у меня дурная… А я и не знал, что ты умеешь устраивать такие истерики и так реветь. Прям, как настоящая… Ирка… Хочу возмущенно спросить, что значит его «как настоящая», но вместо слов наружу вырываются лишь спазматические вздохи. В палату врывается медсестра. - Десять минут уже прошли! Да что же это такое? То драка, то обморок, то слезы! Два других пациента по вашей милости шатаются в коридоре. Мне же влетит от врача! Обход скоро! Действительно, как неудобно! Но из-за слабости и припечатанная тяжелой рукой Глухарева, я не могу не то что встать, даже пошевелиться. От слез перед глазами все расплывается, голос совершенно пропал. Слышу, как Сергей быстро забалтывает медичку, затем звонит Антошину и громовым голосом, вперемежку с почти матом, приказывает ему приехать через пятнадцать минут. Дальше кажется в палату вернули соседей, а у моего носа появилась горячая кружка сладкого чая. - Пей. Сейчас Диня отвезет тебя домой. И не спорь. А я и не спорила…