***
Нома машинально потерла ноющее плечо, вглядываясь во тьму. Где-то там, за пеленой дождя и ночи, таится армия Джулиана. Почему диад медлит? Что он задумал? Ведь именно сейчас город слаб, как никогда ранее. Даже трети Низших хватит, чтобы захватить Вегу в считанные часы. Это промедление беспокоило, зудело мурашками по ладоням. Хотелось встать, заорать, бросить во тьму гранату — сделать хоть что-то! Над ней мелькнула тень, и Нома привстала, сжимая в руке пистолет. Это не Михаил — архангел сейчас с Избранным, пытается наладить систему безопасности. Тень исчезла за соседним зданием, оттуда послышался странный шорох и… шепот? «Какая боль, Высшая. Я чувствую ее даже отсюда» — Кто ты? Ты никто. Это наваждение — ветер и мои страхи! — Нома крепче сжала рукоять пистолета. — Изыди именем Отца! Тихий смешок, который уже невозможно перепутать с завыванием ветра в руинах полуразрушенного здания. «Ты слишком долго прожила среди людей, Высшая. Ты забыла, что Отец никогда не изгонял своим именем» Нома попятилась, прижимаясь спиной к стене. Тихо зашипев от боли, она чуть присела, внимательно всматриваясь в темноту. «Позволь помочь тебе, ангел» — О да! И ты такой бескорыстный! «Помогать всегда было смыслом моего бытия. Создавать, совершенствовать, излечивать…» Она почувствовала, как по спине дохнуло ледяным холодом. — Создавать… излечивать? «О, как тебе страшно. Твой страх затмевает твою боль» Нома метнулась к краю крыши, потом обратно, к полуоткрытой двери на спасительную лестницу. «Не надо меня бояться, сестра. Я не причиню тебе вреда. Более того, я действительно хочу и могу тебе помочь. Ты же хочешь вернуться в небеса» Шепот громом прокатился по крыше, вкрадчиво пощекотал ухо и затих где-то очень далеко. В ушах зазвенело от внезапной тишины. Казалось, стихли все звуки в мире. Не было слышно даже ставших привычными выстрелов и криков. — Вернуть мои крылья? — Нома откашлялась. Ее голос прозвучал в этой гулкой тишине так слабо и тихо. Вернуть крылья. Вернуть бескрайние небеса, возможность полета. И навсегда забыть о боли! — Но что взамен? Никогда не поверю, что ты можешь вернуть мне… утраченное просто так? Безвозмездно. «Оу. Взамен я ничего требовать не буду. Мы же не торгуемся, правда? Но у меня будет небольшая просьба» — И что за просьба? «Мне нужна всего лишь одна душа. Такая малость, правда? Одна ма-а-аленькая, чистая, светлая душа. Только и всего» Нома застыла. «Что значит одна маленькая душа, когда на кону твои крылья, правда?» Негромкий голос звучал вкрадчиво, вползая в душу, подобно легкому утреннему туману. Обволакивал сознание, затуманивал. И горели перед внутренним взором ярким слепящим пламенем белые крылья. Казалось, она могла рассмотреть каждое перышко. Да какое там — каждое волоконце на перышке. Такие живые, такие красивые… крылья… — Цена… слишком… высока… — Нома обреченно прикрыла глаза. «Что есть высокая цена? Твои крылья были достаточной ценой за жизнь Избранного? А жизнь Гавриила или Михаила — это достаточная цена за жизнь любого из людей? Моя жизнь — это достаточная цена за мир среди моих собратьев?» Ей показалось, или все-таки проскользнула в этом нечеловеческом, вкрадчивом и ласковом голосе нотка горечи? — Нет! Избранный спасет всех нас! И нас, ангелов, и свой вид. Я точно зна… «Ты умеешь видеть будущее?» Откровенная язвительность в бесплотном голосе заставило ангела замолчать на полуслове. «А, может быть, ты знаешь хорошего пророка? Так познакомь нас. Я люблю смотреть красивые картинки будущего» Нома молчала. Вырванные крылья снова начало ломать, заставляя корчиться, утыкаясь лбом в мокрую и грязную поверхность крыши. Она заскрипела зубами, не давая вырваться крику. «Одно слово, ангел. Всего лишь одно слово — и боль уйдет. Ты даже не вспомнишь о ней. Никогда» Нома все-таки вскрикнула, когда боль вонзилась в спину, подобно топору. — Зачем ты мучаешь меня? Неужели я недостаточно страдала?! — она вцепилась зубами в руку, прокусив ее до крови. «Одно только слово, сестра. Смотри…» В луже она увидела свое искаженное болью лицо. Наплечники формы дрожали где-то над ушами, пряди грязных мокрых волос свешивались, почти закрывая щеки. А над плечами раскинулись белоснежные крылья. Ей даже показалось, что она слышит шелест каждого перышка. Чувствует сладковатый запах. В отражении шевельнулись пряди волос, касаясь поверхности воды и разрушая видение. — Нет! — Нома машинально потянулась пальцами за спину — пощупать, поймать… не отпускать… «Правда, красивыми получились?» В голосе отчетливо слышалась гордость. «Белый цвет — цвет невинности. Чистоты. Правды. Я взял только самое лучшее, самое незамутненное. То, до чего еще никто не дотрагивался. То, что еще не осквернил ни один из видов» — Только ты. Ехидный смешок, казалось, всколыхнул тишину, накинутую на город. «У меня нет тела, сестра. Только мой дух. Но даже без помощи материальной оболочки я все еще могу создавать» Нома выпрямилась, оттерла тыльной стороной ладони слезы. — Нет. И не пытайся, Сын Зари. Я знаю, кто ты. Я знаю, на что ты способен. Я не могу… «Если ты знаешь, кто я, то ты должна знать — я никогда и никого за всю свою жизнь не убил. Не отнял ничью жизнь. Подумай об этом, ангел. У тебя будет время для этого» И Нома закричала — так, как не кричала ни разу за всю свою долгую жизнь. Это не было болью — это было за гранью боли. Перед глазами светом супер-новы вспыхнула вселенная, выжигая глаза. В ушах нарастал противный многоголосый вой, все тело свело чудовищной судорогой, от которой, казалось, затрещали даже зубы. Сколько это все продолжалось, Нома не могла сказать. Ей показалось — что вечность…***
Тоннель под городом
Какое же это счастье — когда ничего не болит. Какое же это счастье — когда каждой клеточкой своего тела она чувствует, что сможет взлететь в любой момент Какое же это счастье — развернуть белоснежные, ничем не оскверненные, крылья. Не оскверненные ничем… Кроме предательства…