Ибо крепка, как смерть, любовь.

«Влеки меня, мы побежим за тобою; - царь ввел меня в чертоги свои, - будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя!» Если бы Марису спросили, как ей удалось обмануть самого Регента, она бы не смогла ответить. Она была движима одной только мыслью, одной только целью, и все остальное было для нее не существенным. В ее голове была чернота, но где-то впереди упрямо маячил огонек с именем дочери, и Мариса карабкалась, вязла в страхах и сомнениях, но упорно двигалась вперед сквозь лабиринт своих ощущений. Лгать было не страшно. Вся ее жизнь была сплошной ложью, и теперь ей пришлось делать это в последний раз, делать так, как она никогда еще не делала. Под пристальным взглядом ангела в ней что-то обрывалось и падало, все маски были сорваны, и только глубоко-глубоко внутри, там, куда взгляд Метатрона не мог пробраться, там, куда не заглядывала даже сама Мариса – там, внутри, теплела крохотная мысль о Лире. «Нет, - молча смотрела Мариса на ангела, - этого тебе не увидеть. Этого не узнать. Смотри как следует, Метатрон, смотри и ощущай, насколько я порочный человек. Я всю жизнь с легкостью предавала и убивала, лгала и шпионила, так смотри же теперь». Это оказалось легче, чем она представляла. Когда-то он сам был человеком, и поймать его на эту удочку не составило никакого труда. Он стоял рядом с ней, сияющий и высокий, от него волнами исходила сила, и мощь, и – Мариса с трудом подавила восторг – чистое желание обладать ею, страсть и влечение. Мариса с тоской подумала об Азриэле, но тут же отбросила в сторону эти мысли. Нельзя. Нельзя, иначе Метатрон почувствует. «Голос возлюбленного моего! вот, он идет, скачет по горам, прыгает по холмам». Спускаясь все ниже и ниже, Азриэл чувствовал отрешенность. Каждый шаг приближал его к концу, и мужчина задумался – так ли чувствовали себя обреченные на казнь? Каждый вдох вдруг кажется драгоценным и сладким, каждый шаг во тьме – долгий, как сама жизнь. Азриэлу остро захотелось чувствовать себя живым, и он немного замедлил шаги, рукой касаясь каменных стен и сводов тоннеля, освещенного фосфоресцирующей Пылью. Стены были мокрыми и холодными, оставляли на пальцах Азриэла ледяную влагу. Чем дальше вниз спускался мужчина, тем больше Пыли он видел, и вдруг впереди, подобно водопаду, потоки частиц начинали куда-то извергаться, и взору мужчины предстал гигантский обрыв. Бездна казалась бесконечной, бездонной, далеко внизу – только мрак и исчезающая Пыль. Мужчина стоял и завороженно смотрел вслед светящемуся водопаду, чувствуя во всем этом какую-то неправильность. Стелмария что-то сказала, и Азриэл вздрогнул от неожиданности, состояние транса его покинуло. Деймон кивнул головой вперед, и мужчина понял, что она имеет в виду: впереди, за провалом, он различил бесконечный сонм призраков, движущийся прочь из пещеры. Он не поверил своим глазам, но продолжал спускаться, ни на минуту не забывая о своей цели. Десятки, сотни, тысячи, бессчетное количество духов. Все те, кто умер когда-то в бесконечном количестве миров. Попадались существа настолько диковинные, что Азриэл забывал смотреть под ноги, не в силах оторвать взгляд от вереницы духов. Он в который раз почувствовал невольное восхищение и уважение перед своей дочерью. Ради мальчика, которого он, не задумываясь, убил когда-то, Лира преодолела столько препятствий – спустилась в мир мертвых и смогла освободить их всех. Упрямый, нахальный, невозможный ребенок – и имя ее теперь навеки будет передаваться из уст в уста. И, чтобы сама она очутилась вновь в мире мертвых нескоро, Азриэл был готов пожертвовать своей жизнью. «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! <…> Голубица моя в ущелии скалы под покровом утеса! покажи мне лице твое, дай мне услышать голос твой; потому что голос твой сладок и лице твое приятно». У нее уже не осталось сил, где-то внутри скопилась горечь и тоска, и только мысль, что скоро все будет кончено, поддерживала ее. Мариса спускалась вслед за Азриэлом в клубах золотой дымки, позади – она чувствовала этот сгусток нервной энергии и нетерпения – бесшумно двигался Метатрон. Женщина едва смогла уговорить его дать ей время, и теперь он остался позади, а Мариса сделала несколько шагов вперед, к небольшой каменистой площадке, на которой ее ждал Азриэл. Он стоял, чуть нахмурившись, взгляд его был направлен в одну точку, но, когда Азриэл услышал ее приближение, он расправил плечи и посмотрел в ее сторону. Его глаза светились усталостью, и вся фигура была окутана Пылью, и рядом с ним неподвижно сидела Стелмария. «Все, - обреченно и устало подумала Мариса, - я больше не могу. Не могу». Она практически упала в его руки, и Азриэл зарылся лицом в ее волосы, жадно вдыхая их аромат. Спина под его ладонью дрожала: Мариса плакала. Сердце Азриэла сжалось от горя, и он говорил с ней, отвечал на ее вопросы, глядел ей в глаза так, как никогда раньше. У нее был выбор – жить или умереть – и она его сделала, ради Лиры, ради него самого. Азриэл никогда не говорил ей, что любит ее, а она не говорила этого ему, но сейчас, в последний миг их жизни, в этот темный час все становилось понятно и без слов. Он поцеловал ее, и Мариса покорно подчинялась его рукам, ее прохладные ладони хватались за шею Азриэла, словно она падала. По ее щекам стекали слезы, оставляя отпечаток на его коже, и Азриэл еще сильнее прижал к себе женщину. У них осталось не более нескольких минут. Мариса плакала и говорила о Лире, и Азриэл целовал ее ладони, гладил ее волосы. Никогда она еще не была так похожа на свою дочь, и никогда прежде он не чувствовал такой щемящей любви в сердце к ней и к Лире. От этого внутри снова появились силы. Озимандиас зарылся в густой мех Стелмарии, обнимая ее за шею черными ладошками. В глазах обоих деймонов застыла мрачная решительность, и в этом освещении все четверо казались неразрывно связанными друг с другом мягкими потоками золотистой Пыли. «Положи меня, как печать, на сердце твое…». Под ее руками мощные крылья ангела практически трещали, но Мариса упорно сдерживала их, не давая ангелу взлететь. Озимандиас с жутко сосредоточенным выражением лица выдергивал из ближайшего крыла белоснежные перья, когда Регент вдруг смог скинуть с себя женщину. Время словно остановилось для нее, оглушенной ударами, и только одно смогло вернуть ее в реальность: ангел со всей силы ударил Азриэла увесистым камнем. Метатрон начал поднимать руку для второго удара, и Мариса внутренне ахнула, но Озимандиас уже был к этому готов, в одно мгновение он прыгнул вверх и со всей силы укусил руку ангела. То была сложная битва. Сердце Марисы сжималось от вида Азриэла, по чьему лицу текла, не останавливаясь, кровь, но женщина упорно сражалась, и мужчина рядом с ней ни на секунду не ослабил хватки, пытаясь утянуть Метатрона ближе к краю пропасти. «…как перстень на руку твою…». - Мариса! Мариса!.. Голова гудела, в глазах плясали разноцветные чертики, а ноги дрожали. Она сбила себе все костяшки пальцев на руках, и из них медленно сочилась кровь, ноги были покрыты царапинами. Ей хотелось умереть от усталости. Но она не могла, потому что еще ничего не было закончено, и Азриэл звал ее. Мариса поднялась на дрожащих ногах. Каждая секунда теперь растянулась для нее подобно вечности, и образы мелькали перед глазами со страшной скоростью. Азриэл – молодой, красивый и страстный, и Азриэл – уставший, окровавленный и сражающийся с ангелом. Лира – сверток в ее руках, младенец, так похожий на отца, – и мирно спящий ребенок в ее объятиях, в гималайских пещерах, ребенок, плачущий и убегающий от нее. Сердце взрывалось на части и крошилось, так больно и безысходно женщина себя еще никогда не чувствовала. В переплетенном клубке тел мелькал рыжий мех ее деймона, и Мариса отрешенно подумала, что связь между ней и Озимандиасом никогда не была более крепкой, чем сейчас. Она знала, что делать, и Озимандиас взывал к ней. Скорее. Сделай это сейчас. И это был голос Азриэла, и голос его деймона, она чувствовала их бьющиеся мысли в своей голове, и тогда она вздрогнула в последний раз. Кое как оперевшись на устойчивый камень, Мариса прыгнула. Задворками сознания она услышала двойной крик – Азриэла и своего деймона – и тут крылья Метатрона не выдержали, и все они полетели в бездну. Последняя мысль Марисы была о Лире, и она знала, что Азриэл тоже подумал об их дочери, о живом воплощении их любви друг к другу, ради которого они, не задумываясь, согласны были умереть. А потом наступила тьма. «…ибо крепка, как смерть, любовь».