Демиург

Within Temptation — Aquarius

№ 1. ПОРОК Они хотели создавать мир, нести благо, землю обетованную дарить. Они хотели быть светочем и столпом, кем-то большим. Они были так амбициозны и столь умны. Они потонули во лжи, похерили все, что имели, приняли смерть: физическую и моральную. Они стали никем и ничем. Она так и осталась за чертой. Он же смог превратиться в человека. № 2. Лабиринт Томас знает, что такое страх. Он живет и дышит в нем, разрастается и множится, набухает в венах, спирает горло. Страх — это ночь. Страх — это гриверы. Страх — это Лабиринт. Бесконечные темные тоннели ужаса. Страх пугает и раскрепощает. Томас ступает в Лабиринт, потому что неведомое манит. Томас ступает в Лабиринт, потому что больше не хочет бояться. № 3. Кассандра Брошенная, отвергнутая, отреченная, непонятая, неприкаянная. Бледная девочка с огромными черными глазами, бездонными, как самая глубокая бездна. Девочка-прорицательница, что счастья не вкусила, девочка-беда, что к одиночеству пришла. Все ее слышат, но никто не хочет понимать. № 4. Вождь За Томасом идут, Томаса любят, уважают, ценят и почитают. Он — мальчишка, получивший большую квоту доверия. Он — юноша с горячим сердцем. Он – тот, кто ведет. № 5. Ведунья Прокаженная, не такая, как все, слишком странная для мира этого и для людей в нем. Даже Том, ее Том отталкивает Терезу, ведьмой считает. У нее руки ладонями раскрытые, у нее боль в глазах, ад, пустота, чернота. Ведьма она, колдунья, ведунья. Слишком не от мира сего. Но разве можно за это осуждать? № 6. Велиал Они — проклятые создания, падшие грешники. Лучшее обернулось худшим, сотворенное гнилью пропитано. Они те, кто был низвергнут, те, кто замарались в грязи и гнили, всячески стараясь их избежать. Они — велиалы. Почти что демоны в глазах других. № 7. Том Она зовет его только так. Складывает свои губы и выдыхает три звука. Томасу это нравится, Томас улыбается, головой качает, на нее смотрит. Странная девушка. Его девушка. Пусть зовет, как хочет. Но другие — только Томас. Три звука — ее привилегия. № 8. Изморозь У Томаса всегда были друзья. Они есть у него и сейчас. Громкие, шумные, горланистые, родные. У Терезы всегда был Том. А сейчас его нет. Ей остается лишь глухое и вязкое одиночество, такое холодное, что у нее коченеют пальцы. № 9. Мойра Она фатальна и кармична, она — рок вездесущий. Смятый клочок бумаги в ломких пальцах, имя его с губ. Тереза знает, что приводит за собой конец. Ей даже оборачиваться не надо, глядеть. Девушка чувствует, что привычный мир Глэйда рушится. И вина лишь одна — она сама. № 10. Марионетки Заложники чужой судьбы, солдаты других помыслов. Ни у кого из них не было выбора: что в клетке, что на воле. И самые большие марионетки — она и он. Томас рвет нити, выдирает с мясом. Тереза сгибается под тяжестью вины и осознания, почти смирения. Марионетка. № 11. Хрусталь Томасу Тереза напоминает вазу. Изящную, тонкую, хрупкую, но острую по краям, по самым граням. Она блестит и манит, но когда к ней прикасаешься, отдает холодом. А его тянет. И он готов резать о нее ладони, но не отпускать. № 12. Литий Он твердый и литой, он — сгусток эмоций и чувств, биение мышц, ядреная мощь сердца. Его характер крепче стали, воля тверже металла, а жажда жизни и свободы полыхает, как факел в темноте. Тереза может лишь открывать рот и восхищаться. Она не такая. Совсем. А Томас вот такой. Ее Томас. № 13. Буря В Терезе есть что-то грозовое, такое стихийное и всесильное, что пугает и завораживает одновременно. В ней сокрыта разрушительная сила, исход всего сущего. И волосы темные, и глаза глубокие. Томасу, кажется — сметет, заберет, ничего не оставит. Себя и его уничтожит. Но их сохранит. № 14. Забвение Жизнь — ироничная штука. Тереза помнит запах краски родного дома, скрип половиц под босыми ступнями, голос матери, темноволосого мальчика по имени Томас. Томас не помнит, как собственная мать со слезами на глазах отдавала его ПОРОКу, не помнит задумчивую девочку по имени Тереза, которой он когда-то сказал «привет» и протянул руку. Тереза помнит прошлое — оно врезается в память мозаичными картинками. Томас живет настоящим и не понимает иногда, почему она так смотрит — обреченно, тотально и ломано. № 15. Агнец Тереза уходит из этого мира, жертвуя собой. Она оканчивает свой путь так же, как и жила. Все для других, не для себя, отчаявшаяся в попытках достучаться до окружающих, минующая дни и ночи так, как умеет, приносящая в жертву даже доверие, веру и его — самого дорогого и важного для нее человека. Она уходит так, как считает нужным. Ради и во имя него. № 16. Стрела Томас — Бегун от рождения. Его жизнь — сплошное движение по касательной, искры из-под толстой подошвы ботинок. В Лабиринте он мог быть лишь Бегуном, и Топку мог пройти именно такой как он — движимый вперед желанием жизни и мести. № 17. Аддикция Тереза зависима от всего, что пагубно в этом мире: от алкоголя, от никотина, от наркотиков, от разводов туши по щекам, от громкой музыки по ушам, от истерик и пафоса, от матов с языка. Она живет как сучка. А он зависим от нее. Поэтому, сцепляя зубы каждый раз, Томас толкает ее под душ, и ледяные струи хлещут на девичье лицо, смывая маски, оставляя боль и пропасть. Зависимые. № 18. Швах У Терезы все всегда плохо. И не потому, что она так хочет, не потому, что слова повторяет, мысли мусолит. Просто так складывается. Плохая она девочка, и история у нее паршивая. Носом шмыгает, пальцем трет. Лабиринт, Топка, ПОРОК, Том — пережевали, бросили, убили, изничтожили. Все просто швах. № 19. Гемоглобин У Терезы ссадины на локтях, губа кровоточит, колени разбиты. Тереза гнется от боли, когда Томас толчком проникает впервые в ее тело, и алые разводы после остаются на бедрах. У нее под ногтями засохшая кровь, в глазах капилляры лопаются. Все красным красно. Красный. Слишком много гемоглобина в ее жизни. № 20. Трещины Трещины приходят неожиданно, наползают паучьей сеткой, а потом все лопается. Недомолвки и недосказанности обращаются ложью и обвинениями, отношения истончаются, исчезают нити привязанности. Ни Томас, ни Тереза не помнят, как не замечают первой трещины. Как все идет прахом. № 21. Север Томас знает: Тереза — это сосредоточие Севера, снегов и ветров его, инея на тонкой пластине ногтя, когтистых лап холода и невыразимой красоты сурового неба и далеких гор. Снежная королева его жизни. Прекрасная, чуть двинутая по оси, слишком далекая, почти неземная. Тереза — это Север. № 22. Юг Томас знает: Бренда — это сердце Юга. Знойная, жаркая, забористая и задиристая. Крутая девчонка с горячим телом и прытким языком. Она берет, требует, отнимает, лихо улыбается. Она совсем не похожа на Терезу. И когда Север уступает под натиском Юга, Томас чувствует странную тошноту в горле. Будто что-то не так. № 23. Звон Тереза редко улыбается, еще реже — смеется. Но иногда, когда Томас ловит ее за этим занятием, то он останавливается, прекращает что-либо делать и просто смотрит. Наслаждается. Когда Тереза улыбается, у нее искрят глаза. Когда Тереза смеется, то слышится легкий звон — обычно, так бьется стекло. Тереза вся такая. Стеклянная, надрывная, полуживая. Даже в моменты глухого счастья. № 24. Посессив Моя. Так говорит он, и ее губы лукаво изгибаются. Мой. Так отвечает она, и он усмехается в кулак. Каждый из них любит притяжательный падеж, личный посессив жизни. № 25. Проволока Томас и Тереза повязаны прочно. И связь это так ощутима, осознаваема, видима почти. Связь — проволока. Крепкая, твердая, колючая, ржавая. Держит, не отпускает, раны наносит, но жить друг без друга не дает. № 26. Водолей Чувство свободы хорошо знакомо Томасу. Он хочет быть свободным. От оков и цепей, от домыслов и наказов, от навязанных правил и установок. Он рвется к этому, он борется за это. За место под солнцем. За то, чтобы быть самим собой. Терезу это восхищает. № 27. Эссенция Когда Томас целует Терезу, то всегда ощущает влагу на своих губах. Слюна и соль. У нее глаза мокрые, широко распахнутые, на языке горчит. И тогда он целует ее острее, почти болезненнее, так, чтобы заглушить любые нежеланные мысли, что дарят лишь боль. Эссенция чувств. Ее и его. № 28. Щит Тереза очень любит руки Томаса. Сильные и крепкие — в них она чувствует себя защищенной, закрытой от всего мира, надежной, даже более уверенной в себе. Он — ее щит. И вряд ли когда-то станет иначе. № 29. Квинтэссенция Он — сосредоточение ее мира, центр мироздания, самой вселенной. Он — та пятая сила, что дарует ей желание жить, толкает и толкает вперед. Он — ее все. № 30. Палач Каждый из них становится палачом. А Томас — более других. Каждый из них вынужденно убивает, бьет, чтобы выжить. А Томас сознательно идет на убийство Авы Пейдж. Он вершит ее правосудие, потому что считает, что так нужно. Но не может отделаться от червоточиной мысли — ему нравится быть палачом женщины, которая продала его душу за бесценок, прикрывшись великой идеей. № 31. Прививка Тереза ломана и припадочна, избита и изнасилована миром. Томас копит в себе злость и ярость, порой, впадает в отчаяние. Но кое в чем они счастливчики. Они иммунны к тому штамму, что гуляет по миру. Прививка от заразы. № 32. Титаны ПОРОК говорил им, что они — гениальные дети, что за ними, их мыслями и действиями лежит безбрежно-бесконечное будущее, что в их руках созидать. Но теперь они чувствуют себя монстрами, иродами и кончеными тварями. Гении или безумцы? Кажется, Тереза всхлипывает, рот рукой зажимает — Томас слышит, чувствует. № 33. Мерцание Тереза сияла, как самая далекая звезда на небе. Томас помнит. Тереза светила, но боялась делиться своим теплом. Даже с ним. Томас знает. Тереза перегорела: взметнулась вверх яркой вспышкой и погасла. Ее мерцание до сих пор мерещится юноше время от времени. № 34. Реквием Говорят, вспоминать мертвых — боль. Томас считает иначе — вспоминает мертвых горько, но не больно. Он иногда вспоминает, иногда еще ищет руками и глазами тех, кого нет. Ему все кажется, что Ньют усмехнется рядом, а ее губы будут теплыми и послушными, такими, какими он их помнит, и эта живая искра в глазах. Но мертвые мертвы. Мертвых можно лишь вспоминать. № 35. Мученица Тереза знает: прощение — благость для нее, удивительный дар. Но Тереза не понимает. Ей не за что просить прощения, пальцы заламывать. Она правильно делает, правильно. Но глаза его так холодны, а грудь каменна. И это нож в бок всаживает, по часовой прокручивает. Прощение — это благодать. Но она — мученица. Прощения она никогда не получит. № 36. Идолы Слепая вера — черная отрава. Слепая вера — путь в никуда, в гигантскую пустоту, наполненную сдутым воздухом. Слепая вера — самое страшное на свете. Они оба слепо верили, идолов возводили. Только вот Томас прозрел, а у Терезы осталась своя правда. № 37. Бесноватая Его девчонка сумасшедшая, не в себе слегка, дикая и необузданная, вихрь энергетики, с тонкой сигаретой в белых пальцах, с ядрами глаз на бледном лице и копной черных волос. Его девчонка самая лучшая, самая неправильная, самая больная. Его девчонка самая-самая. Потому что она его. № 38. Мемориал Томас помнит стену в Глэйде, рассеченную на узоры острым ножом. Имена там были тех, кто ушел и более не вернется. Страшной та стена была. Она вызывала внутри что-то дикое и животное. Всего лишь росчерки на камне — вот и все, что оставалось от человека. Жуткий мир. Неправильный. № 39. Нагота Когда Томас раздевает ее, то поражается синюшности кожи Терезы. Девушка худа, бледна, костлява, даже утла. Мослы по телу выпирают — глаза режет. Он зализывает каждую ее ссадину горячим языком, губами к синякам прикасается, и ее плоть становится теплой и податливой, совершенной для него. № 40. Ржавчина У Терезы все ладони испачканы в рыжине. Нож, что она таскает с собой по всему Глэйду, ржавый и старый, труха с его ручки сыплется. Томас головой качает, на ручей указывает. Тереза смотрит на него недобрым взглядом. Не доверяет. Но все-таки слушает, ладони в воде мочит, грязь оттирает. № 41. Телепатия Их связь оказывается гораздо крепче, чем они оба думают. Когда Томас впервые слышит девичий голос в своей голове, то вздрагивает. Когда Тереза впервые ощущает эмоции юноши, то практически давится воздухом — это неожиданно и так странно. Но потом они оба обнаруживают особую прелесть лежать в разных концах Хомстеда и переговариваться друг с другом, ловить чужие мысли и быть так близко, как, пожалуй, еще не могли ни одни люди в этом мире. № 42. Пращуры Когда-то у каждого из них были родители. Томас своих не помнит, не знает и даже не уверен, что хочет вспоминать. В память Терезы возвращают образ матери. Он врывается в ее сознание раскаленным клеймом, вызывает лихорадочную боль и ядреное щипание глаз. И тогда Тереза выбирает. № 43. Сослагательное наклонение История не любит сослагательного наклонения. Это знают все. Но иногда так хочется закрыть глаза и представить себе иной мир. Мир, в котором нет Вспышки, нет ПОРОКа, мир, в котором они растут обычными детьми: он дергает девчонок за косички, а она засматривается на мальчишек. Мир, в котором их чувства друг к другу не причиняют боль. Мир, в котором они могут просто жить. № 44. Мозоли У Томаса натруженные руки. Это от постоянной работы, от махания топорами, молотками и мачете. Тереза раскрывает его ладони, пальцами по мозолям проводит, прикасается своими теплыми губами, а потом мазь втирает. Томас смотрит на нее хитро, и девушка ощущает красноту по щекам. Вот же. Редко ее можно смутить. Но он может. № 45. Иуда Она — предательница. И Тереза это знает. Она предала. Но она хотела только блага, только мира, только счастья. Она не думала эгоистично лишь о себе. Она готова жертвовать собой во имя людей. В глазах Томаса не осуждение, лишь искреннее удивление и ранимая беззащитность человека, получившего удар ножом в спину. Она предала. И, кажется, начинает понимать всю силу собственной ошибки. Путь в никуда. № 46. Чернота Тереза ломается, как ломаются все вещи на этом свете. Да, она ощущает себя вещью. Заношенной, истасканной, разбитой, покрытой пылью, с неисправностями по всему телу. Она ломается, потому что не выдерживает гнета мира, силу безразличия к себе. Она ломается надрывно и тихо, так, что никто не замечает. Даже он. № 47. Нежность Все, что Томас испытывает к Терезе, можно описать одним банальным, но метким словом. Это всепоглощающая нежность. Им овладевают бредовые романтические желания: лицо ее гладить, пальцы целовать, губ губами касаться, видеть улыбку и смех, и звезды в глазах. Он очарован и околдован. Он никогда не испытывал такого к девушке. И это, признаться, безумно нравится Томасу. Она нравится. № 48. Анафора У них в звучании — единоначалие имен. Знак, метка, лишнее доказательство неразрывной, тесной связи. Простая буква «Т». № 49. Глэйд Это странно, но Томас вспоминает о Глэйде с теплотой. Там он нашел своих нынешних друзей, там он начал путь к тому человеку, которым стал, там он познакомился с ней и навсегда запомнил, как блестят на солнце ее смоляные локоны. Глэйд свел его с каждым, кто занял особую нишу в его сердце и душе. № 50. Демиург Они — создатели и творцы. Они — вершители судеб, игроки за шахматной доской. Они взвалили на свои плечи миссию Бога и, кажется, прогнулись под этой тяжестью. Каждый из них мнил себя демиургом. Каждый из них оказался всего лишь человеком.