Стрекоза

После контрастного душа мир заиграл красками, и настроение чуточку улучшилось. Именно, что чуточку. Я с брезгливой миной разглядывала серо-бурую склизкую массу, традиционно подаваемую на завтрак, и предавалась скорби о судьбе моей печальной. «Овсянка, сэр!» Блин! Что за невезуха. Хотя, может, и наоборот. Помнится, в более ранние века у англичан вкусы относительно завтрака были ещё изощрённее. От вызванных в памяти образов кулинарных шедевров к горлу подкатил комок. С трудом удержав естественные порывы организма, я вернулась к созерцательной медитации. М-да, где же вы, черти мои марсианские, когда вы так нужны, а? Я всё ещё хочу сменить реальность! Хотя бы на Средиземье Толкиена. Там с эстетической точки зрения находиться гораздо приятнее: природа, красавцы эльфы, готические назгулы и мозголомные энты, Голлум, правда, подкачал, но! Он там один! А здесь… мрачный холодный замок, война факультетов и выставка геронтологических экспонатов. Тоска смертная! Я тряхнула головой, прогоняя упаднические мысли, и привычно схватилась за виски. Чёртово похмелье! Ну, нафиг. Не могу сменить окружение, так хотя бы позавтракаю нормально. — Тикки! Овсянка — это, конечно, невероятно полезно, но сегодня на завтрак я хочу бутерброды с сыром, творог и крепкий чёрный чай. Сервировка стола мигнула, и склизкое недоразумение растворилось в неизвестности, а в ноздри ударил пряный запах искусно заваренного свежего чая, тонкие тосты, казалось, просвечивали насквозь, а творог даже на искушённый взгляд выглядел великолепно. Вот это сервис! — Тикки! Я тебя обожаю! — воскликнула я и зашипела от головной боли. — И аспиринчику, пожалуйста! Сухой хлопок ознаменовал явление морщинистого недогоблина, по недоразумению местных аборигенов, наречённого домовым эльфом. Да простит их профессор Толкиен! Чудо зелёное выглядело крайне озадаченным и расстроенным. — Тикки не знает, — пролепетало оно. — Тикки не может… Тьфу ты! Эти отсталые не знакомы с чудом, даруемым святыми фармацевтами и ацетилсалициловой кислотой, тем более, я явно перешла на великий интернациональный. Так! Они ещё и неучи! Это место, определённо, не пригодно для жизни разумных! — Зелье от головной боли, — прервала я причитания ушастого. Если он ещё и головой обо все поверхности биться начнёт от избытка чувств, то моя прохудившаяся крыша со свистом и развевающимся, как плащ, шифером покинет своё скромное пристанище. Лупоглазый местный вариант Йоды привычно испарился, порадовав меня крохотной склянкой. Надеюсь, хуже уже не будет! В голове постепенно прояснилось, и мысли уже не ворочались с таким ужасным скрипом, что, казалось, мой мозг рассыплется на части. Впрочем, понимания новых реалий это не принесло. Но гадость зачётная! Нужно будет уточнить у Тикки, где он это чудо позаимствовал, и выразить свою горячую благодарность. Хотя, судя по крайне мерзопакостному вкусу, благодарить нужно местный ужас, обитающий в сырых и глубоких Подземельях, при жизни овеянный таинственными легендами и фанфиками. Угу, а свойство копаться в чужих мозгах у него не легендарное, а что ни на есть самое реальное, так что благодарить его буду шепотом и со своей высоченной башни. Чтоб не услышал ненароком! Бли-ин! Тут же ещё недоГендальф обитает с теми же свойствами и любовью копаться в чужом белье и судьбах… А-а-а! Заберите меня отсюда!!! Я не хочу на опыты, как неведома зверушка!!! Вот под такие невесёлые мысли, плавно перетекающие в очередную истерику, и прошёл мой первый завтрак в нарисованном чужой фантазией книжном мире. Каких сил мне стоило привести мысли в состояние меланхоличной созерцательности к вывертам галлюциногенного бреда, окружающего такую безобидную и несчастную меня, не хочется даже вспоминать. Но истерика была задушена на корню. Факт! Мозг вновь провёл короткое совещание на высших уровнях и вынес на обозрение окончательное решение придерживаться ранее выбранной линии поведения, если, конечно, я не хочу узнать на практике, как местные маги поступают с окончательно съехавшими с катушек соотечественниками. Спорить с признанным гением в моей бренной тушке мне совершенно не улыбалось, как и занимать антисанитарную камеру в далёком Азкабане по соседству с Беллатрикс: иных, официально признанных сумасшедших, в этом безумном мире я не помнила. Пугающая перспектива, однако. После завтрака обыск я решила повторить, и уже не целенаправленный, а глобальный. Хотелось бы знать, что собой представляла предыдущая владелица данных шикарных апартаментов и смогу ли я копировать её поведение. Результаты, представшие перед моим взором, очередной раз столкнули меня с суровой действительностью и философскими рассуждениями о трудностях бытия. К зеркалу я подходить просто боялась. Мало того, что оно упорно отображало огородное пугало, так ещё и гадости выдавало с пулемётной очередью. Желание разбить его вдребезги крепло с каждой секундой, и никакие угрозы о семи годах несчастий, последующих в расплату, меня уже не смущали. Гардероб Трелони и вовсе привёл меня в уныние. Поразгребав необъятное количество пёстрых, ярких тряпок, я пришла к неутешительному выводу: местных обитателей мне придётся радовать импозантным обликом привокзальной цыганки-гадалки. Жесть! Интересно, чья психика откажет раньше? Необъятные сундуки порадовали завалами всякой магической мелочи и кипой бумажной макулатуры, среди которых затесались потрёпанные тетрадки личных дневников. Белые рояли в колючих кустах действительности — я вас обожаю и пою дифирамбы в вашу честь! С другой стороны, куда ещё излить вопль одиночества непонятого и не принятого преподавателя прорицания, если не на бумагу, и дополнительно утопить его в бутылке с алкоголем для надёжности? Бегло пролистнув исписанные страницы, я отправила добычу на кровать, более детально изучать буду позже. О том, что местная предсказательница могла похвастаться отменным зрением, я поняла лишь тогда, когда, наткнувшись на прикроватной тумбочке на знаменитые очки, смело водрузила их на нос. Мир моментально подёрнулся цветной дымкой, причудливо переливающейся и закручивающейся в хитрые узоры, местами вскипали яркие огненные всполохи и хитроумные вязи, чтобы бесследно раствориться в цветной фантасмагории. Нежданно-негаданно вернулась похмельная мигрень, вызванная созерцанием магического калейдоскопа; я с отвращением сорвала эту подлую гадость и швырнула обратно на тумбочку, потирая полуослепшие глаза. Но не зря говорят: горбатого могила исправит! Подстава магического артефакта меня ничему не научила, совершенно не думая, я схватилась за следующий предмет, лежавший на всеобщем обозрении, — за волшебную палочку. Огненный плевок, внезапно вырвавшийся с кончика полированной деревяшки, вогнал меня в изумлённый ступор. Потеряв равновесие от неожиданности и плюхнувшись на пятую точку, я в полной растерянности смотрела на сюрреалистическую картину разгорающегося пожара посреди длинноворсного дорогого ковра. Пламя, весело потрескивая, пошло осваивать новые неизведанные территории, а я, наконец, очнулась, вняв сигналам возбуждённого мозга, что пожар бы пора начинать тушить, если, конечно, я не решила свести счёты с подлой реальностью подобным экзотическим способом. Столь неосмотрительные действия совершенно не вязались с моим эгоистичным мировоззрением, поэтому, покопавшись в памяти и наставив артефакт на огненное безобразие, я произнесла: — Агуаменти. С кончика палочки, как в насмешку, вырвался сноп ослепительных искр, добавив очагов возгорания. От изумления растеряв все признаки зарождающегося дикого страха, я моментально вскочила на ноги, оглушительно чихнув от клубящегося дыма. Ах, вы черти марсианские! — Агуаменти! Агуаменти! — замахала я, не глядя, палочкой, яростно выкрикивая заклинание. Обстановку это никоим образом не разрядило, упрямый артефакт плевался исключительно огненными искрами, внося сумятицу и панику. Истерично завопило зеркало, под которым от меткого попадания в мгновение ока занялся многострадальный ковер, а у меня сдали нервы. Отбросив в сторону капризную деревяшку, я во всю мощь легких рявкнула: — Агуаменти, бл…! Обрушившийся неизвестно откуда жиденький водопад предотвратил начинающуюся катастрофу. Комната наполнилась мутным паром вперемешку с сизым дымом и тяжёлым запахом горелой шерсти. Зеркало продолжало вопить благим матом, призывая на мою дурную голову все кары небесные, а я, пошатнувшись от накатившей внезапно слабости, медленно осела на подпаленный мокрый ковер. Ну вот, я теперь ведьма не только по призванию, но ещё и по способностям и по крови. Мда, не было печали. Когда туман в голове немного рассеялся и мир перестал бешено вращаться, используя моё бренное тело в качестве оси, до меня дошло, какая же я всё-таки дура. — Тикки! — устало щёлкнула я пальцами. — Убрать последствия пожара! Зелёный лысый человечек изумлённо залупал глазёнками, разглядывая разгромные итоги моих экспериментов, а затем театрально прищёлкнул морщинистыми пальцами и испарился, оставив после себя идеально целый, сухой, сверкающий белизной ковёр и чистый прозрачный воздух с запахом лесной свежести. Всё-таки в магии есть свои плюсы, да. А тот человек, что умудрился поставить этих зелёных сморчков на службу магам, несомненно, был гением. Так, где его монумент, на который полагается возлагать цветы от бесконечно благодарных потомков? — Ты, криворукая сквибка! Недоразумение, которое пустили в школу из жалости! — я, наконец, обратила внимание на вопящий на повышенных тонах смутный образ лица взъерошенной тетки, взирающий на меня из зазеркалья. — Какому, бл… недоумку пришло в голову дать тебе эту уе…ю палочку! Как ты вообще посмела наставить её на меня! Да тебе, пугало, и этой грёбанной деревяшке место только на свалке! Дамблдор непременно обо всём узнает, посмотрим, как ты запоёшь, получив закономерного пинка отсюда! А вот этого мне не нужно! Терпеть не могу соглядатаев и психованных истеричек! Я постепенно заводилась, готовая, наконец-то, излить всю накопившуюся за последние несколько часов ярость на удачно подвернувшийся объект. Как же этот выкидыш больной фантазии местных ущербных аборигенов меня раздражает! Эта дрянь виртуальная мне ещё и угрожать смеет? — А ну заткнись! — вспылила я и по-русски добавила. — Чтоб тебе пусто было! Зеркало ошарашенно заткнулось, пойдя гневной рябью по поверхности, а волшебная палочка, до этого мирно лежавшая на постели, внезапно подпрыгнула и, развернувшись острием к наглому чрезмерно болтливому артефакту, прицельно плюнула чем-то огненным и тягучим. Яркая вспышка света ударила по многострадальным глазам, дамочка из зазеркалья так дико завопила на одной ноте, что заложило уши, словно я резко нырнула на глубину. Все посторонние звуки, как отрезало, и слышен стал лишь лёгкий шум бегущей крови по венам и тяжёлый стук сердца. Привычно накатившей усталости я даже не удивилась, как и померкнувшему в глазах свету и мягко спружинившему ковру, принявшему в свои ласковые объятия мою безвольную тушку.