«Стой. Не двигайся. Ни одного, блять, грёбаного движения».
Светло-коричневый паркет, покрытый чёрным ромбовидным узором. Лучи солнечного света пробиваются сквозь большое окно, зашторенное жалюзи. Кабинет, обставленный дорогой антикварной мебелью и охваченный полумраком. В комнате несколько источников света: два торшера по углам, над ними — прямоугольные светильники-бра. Рабочая настольная лампа прямо перед глазами. Ни один из них не включен.
— Прежде чем мы продолжим наш сеанс, я ещё раз хочу напомнить вам, насколько важно понять одну вещь: никто не в силах изменить прошлое. Оно нам не подвластно. С этим надо смириться, чтобы жить дальше.
Массивный стол из темного дерева. На столе стоит фарфоровая чашечка с блюдцем и именная табличка с указанием должности специалиста. Немолодой мужчина с полысевшими висками и сединой, покрывающей островок волос на голове, усаживается в красное кожаное кресло напротив. Его речь спокойна, а взгляд добрый и внимательный. Он тянется к ящику стола и вынимает оттуда толстую папку, набитую исписанными листами и фотографиями. Личное дело.
«Возраст: девятнадцать лет.
Статус: субъект затрудненного общения. Главным коммуникативным барьером служит чувство вины (предположительно, «вина выжившего»).
Тип стресса: травматический. Наблюдается так называемый «взгляд на две тысячи ярдов».
— Однако я внимательно ознакомился с вашей историей… — психоаналитик протянул последнее слово, будто пытаясь найти логическое продолжение сказанного им предложения, — болезни, которую мне передал коллега и, должен сказать, что ваш случай весьма… Необычный. Тяжелый.
Нервное сглатывание показалось слишком громким в натянутой тиши кабинета.
Аналитик аккуратно раскрывает папку, чтобы ни один лист не вывалился из неё, а затем медленно перебирает вложенные файлы. Его взгляд скользит от страницы к странице, временами заинтересованно останавливаясь на каком-то определенном участке изучаемого анамеза болезни.
«Девять месяцев назад пациент пережил трагедию, связанную с гибелью друзей, среди которых, возможно, находился объект особой привязанности. Причиной их смерти послужил ряд несчастных случаев (полиция не исключает версию о криминальном характере произошедшего — квалифицированном предумышленном убийстве). Из восьми подростков, приехавших в ту злополучную ночь в Блэквуд Пайнс, выжил только один человек. В уничтоженном взрывом доме, принадлежавшем семье Вашингтонов, было обнаружено тело молодого человека. Тела оставшихся шестерых подростков, включая сына Боба Вашингтона — Джошуа, так и не были найдены, однако первичные показания единственного выжившего свидетельствуют о том, что все они погибли. В результате у пациента диагностировано приобретенное посттравматическое стрессовое расстройство».
Страница переворачивается, а выражение лица психоаналитика приобретает всё более обеспокоенный вид.
«Физическое состояние в момент получения травмы: сразу после эвакуации из Блэквуд Пайнс у пациента было диагностировано общее охлаждение организма, частичное обморожение лица и конечностей второй степени.
Факторы, способствовавшие наступлению общего охлаждения: длительное пребывание при низкой температуре (около тридцати двух градусов по Фаренгейту) и повышенной влажности воздуха; отсыревшая одежда; физическое истощение (отсутствие сна, голод, тяжелая физическая нагрузка) на фоне психологической травмы».
— Вы стали жертвой жестокого розыгрыша со стороны человека, которого считали близким другом. Кроме того, исходя из ваших показаний, на горе Блэквуд при попытке спастись, как вам тогда казалось, от преследующего вас маньяка, вы столкнулись с чем-то сверхъестественным. Вы можете утверждать, что всё увиденное вами было реальностью, а не продуктом вашего на тот момент помутненного рассудка?
Кисти рук, до этого момента мирно покоящиеся на коленях, неожиданно сжались в кулаки. Взгляд потяжелел и наконец-то сфокусировался на лице мужчины.
«Холод, звук капающей воды, вода кругом. Обезглавленные трупы до боли знакомых людей подвешены на ржавые цепи. Настоящая бойня. Головы друзей с застывшим на лицах выражением ужаса катятся к ногам».
— При синдроме, наблюдающемся у вас, это предсказуемо и даже естественно — стараться избегать самых поверхностных социальных контактов. Вы испытываете страх, что уже ваших новых знакомых может ждать та же участь, что, к несчастью, постигла ваших друзей. Но вы должны понять одно: в произошедшем с вами и вашими друзьями нет никакой вашей вины. Это несчастный случай, ряд непредвиденных событий, который ни они, ни вы, ни кто-либо из нас не был в состоянии предугадать или же предотвратить. И именно эти события повлекли за собой летальный исход для них. Никак не вы.
Предсказуемое молчание. Слов нет, они кончились, их запас иссяк. Только боль, которая никак не кончается.
Доктор не перестает делать пометки в своем блокноте.
«Общее состояние осложнено повышенной, излишней и необоснованной бдительностью пациента, тревогой, ожиданием им опасности, угрозы. Во время сеанса психотерапии пациент чаще всего впадает в кататонический ступор. Он молчалив, практически неподвижен, отсутствуют инстинкты, безусловные (защитные) рефлексы. Была назначена клиническая психотерапия, а также медикаментозное лечение (пациент жаловался на прерывистый сон, бессонницу, частые ночные кошмары и, как следствие, нежелание засыпать, опасаясь вновь увидеть тревожные сновидения). Были назначены лекарственные средства (снотворные) группы барбитуратов и антидепрессанты (трицеклического типа). После ухудшения общего состояния пациента, а также выявленных симптомов привыкания к препарату, было решено прекратить прием снотворных средств и в рамках медикаментозного лечения назначить прием антипсихотических препаратов (нейролептиков)».
— Ваше чувство вины выступает коммуникативным барьером, другими словами, попросту мешает вам жить дальше, заводить новые знакомства и создавать глубокие эмоциональные отношения, а также поддерживать старые связи. Это деструктивное чувство, буквально физически разрушающее вашу личность. Оно слишком велико и непропорционально совершенному вами поступку. Что бы ни произошло в ту ночь, вы пытались спасти своих друзей. Вы никому не причиняли зла преднамеренно.
Нет. Он не знает. Он не понимает. Не суметь распознать глубину боли, испытываемую близким человеком — это зло. Не успеть прийти на помощь попавшим в беду друзьям — это зло. Спасти себя ценой жизни другого человека — это зло.
Взгляд снова устремлен в пустоту. На глазах выступают слезы.
— Вы красивы, молоды, ваша жизнь только-только началась. После трагедии прошло слишком мало времени, что позволяет нам с вами надеяться на позитивную динамику вашего лечения. С другой стороны, опять-таки, слишком мало времени прошло с момента произошедшей с вами катастрофы… — голос мужчины спокойный и ласковый. Он будто убаюкивает, усыпляет бдительность. — Я бы настоятельно порекомендовал вам временно сменить место вашего жительства, скажем, на какую-нибудь теплую солнечную страну. И уж точно воздержаться от посещения места, где с вами произошли те ужасные события, — непродолжительное молчание с целью изучить реакцию на высказанное предложение. — Вы ведь об этом думали, правда?
Апатия. Апатия. Апатия. Не хочется двигаться, говорить, отвечать на одни и те же вопросы. Не хочется жить.
Психоаналитик поднимается со своего места. Прикосновение. Его движения крайне медленные, будто при ускоренной киносъемке.
— Не бойтесь меня. Успокойтесь. Доверьтесь мне.
Дрожь по всему телу. Руки обхватывают собственные плечи.
— Вам холодно? Быть может, слишком темно? Хотите, я включу свет?
Попытка ответить на вопрос. Мышцы жесткие, не хотят двигаться. Паника.
«Майкл просит не двигаться. Он указывает взглядом сначала на утечку газа, произошедшую в результате борьбы между двумя Вендиго, затем на лампу накаливания, а после — на выключатель у входной двери. Единственный способ избавиться от тварей — уничтожить взрывом дом Вашингтонов. Сэм кивает и бежит к выключателю, рассчитывая, что Майк успеет выбраться из дома.
Он не успел».
— Нет! Не включайте свет!
— Вы в безопасности, Саманта. Вы только вспоминаете, а не вновь переживаете те события. Сейчас, в данный момент, вы в другом месте и в другом времени. Всё хорошо. Это может быть солнечный свет, характеризующий наступление утра. Рассвет.
— Не включайте, прошу вас!
— Хорошо, Саманта, я не буду включать свет. Вы можете быть спокойны.
«Триггер выявлен — включенная лампа дневного света».
Страх и ужас, сковавшие тело, отступают.
— Скажите, Саманта, вы религиозный человек?
Больше нет сил говорить. Ответа не следует. Позже им служит едва заметный, медленный кивок головы.
— Хорошо. Тогда вы, должно быть, слышали притчу про единственного человека, уцелевшего после кораблекрушения. Его выбросило волной на маленький необитаемый остров. Каждый день он молился о том, чтобы Бог спас его, и высматривал горизонт в надежде найти приближающуюся к нему помощь. Когда его надежды практически иссякли, он построил небольшой шалаш из плававших неподалеку бревен, чтобы защититься от стихии, но однажды, вернувшись к своему «домику» после очередного похода в поисках пищи, человек обнаружил свой шалаш, охваченный пламенем. Гарь от него поднималась к самому небу. Последний шанс быть в относительной безопасности — и тот был потерян. Человек плакал навзрыд, вслух упрекая Господа в том, что тот в очередной раз поступил с ним несправедливо. А рано утром нашего несчастного разбудил звук корабля, приближавшегося к берегу. Корабль пришел, чтобы спасти его. Благодарный и осчастливленный, он спросил у рулевого, как они нашли его. «Мы видели твой дымовой сигнал», — ответил тот. Так вот, Саманта, высшая сила вас спасла или удачное для вас стечение обстоятельств, неважно. Вы не должны терять веру, потому что только она способна провести человека к светлому даже через боль и страдания. Дом, в котором произошел взрыв, сгорел дотла, но именно он стал вашим спасением. Послужил дымовым сигналом, который вызвал милость Божью. Ну или спасателей, как вам будет угодно.
О нет, это не было дымовым сигналом. Она-то знает.
— Я буду ждать вас на следующем сеансе. Однако, если вы обдумаете мое предложение о смене окружающей обстановки и примите соответствующее решение, уведомите меня заранее, пожалуйста.
Дверь за пациентом закрылась. Доктор Алан Хилл вновь сел на кресло и опечалено замотал головой, переживая, что этой красивой блондинке с ангельской внешностью в данный момент способны помочь только молитвы. Охваченный мрачными мыслями, он раскрыл дело Саманты на последней странице и внес заключение.
«Пациент страдает от сильных и интенсивных психопатологических репереживаний (флешбек-синдром), воспроизводящих травматическое событие, которые на фоне посттравматического стресса наносят серьезный вред психике и ежедневной жизни пациента. Для социума субъект неопасен, но необходимо постоянное наблюдение из-за риска совершения суицида».
Папка была закрыта и помещена в верхний ящик стола, а взгляд мужчины устремился в окно. Завтра в Нью-Йорке обещали первый снег…
***
«Шагни за край и начни движение…»
Сэм стоит на краю обрыва, скрывающегося глубоко в лесах Блэквуд Пайнс.
«Посмотри вниз. Я знаю, нет другого решения…»
Морозный воздух пронзает лёгкие. По щекам девушки скатываются слезы, но замерзают на полпути, оцарапывая щеки.
«Просто столкновение. Всё предрешено…»
На горизонте виднеется солнце. Начало рассвета.
«Слишком поздно для меня, нет причин восстанавливаться…»
Все эти долгих девять месяцев Сэм пыталась найти хоть одно обоснование, почему в ту ночь в живых осталась только она, а другим этого шанса не выпало? Чем она отличается от остальных? За что её близкие заслужили такую участь?
«Если я должна выбрать, подняться ли мне — я всё еще опускаюсь. Бесконечно…»
Наконец-то эта боль утихнет. Наконец-то Сэм объединится с теми, кого любила и кого не уберегла…
«Я падаю… Падаю»
Станет единой с веселым и застенчивым Крисом, который до самого конца демонстрировал необычайную отвагу в борьбе за жизнь друзей и любимой.
С сексапильной и легкомысленной Джесс, чьей мечте стать моделью так и не суждено будет сбыться.
С непреклонной и дерзкой Эм, старавшейся до последнего сохранять рациональный подход ко всем произошедшим с ней и её друзьями событиям.
С целеустремленным и добрым Мэттом, который настолько боялся потерять свою девушку, что во многом уступал ей и спускал с рук даже едкие замечания, публично отпущенные в его адрес.
С красавчиком Майком, который проявил себя в ещё большей красе, оказавшись храбрым и сочувствующим человеком, стремившимся прийти на помощь к каждому.
С любознательной и открытой Эш, которой досталось больше всего в результате «социального эксперимента», проведенного Джошем над своими собственными друзьями.
И, конечно, с самим Джошем, сломавшимся от боли потери своих сестер и потерявшим рассудок. В глубине души он был слишком замкнутым для того, чтобы кого-то обременять своими болезненными переживаниями, а Сэм не смогла ему помочь. Бедняга, ведь последним, что Джош услышал от неё, были не слова поддержки, а рассказ о том, как его чудом выжившей сестре пришлось находиться в темной, холодной шахте дни и ночи напролет, страдая от голода и оплакивая свою погибшую близняшку Бет. И на что Ханне пришлось пойти, чтобы выжить…
«И все мы посылаем дымовые сигналы, притворяясь, будто всё ещё едины».
Нет. Дым, поднимавшийся в то утро над лесом Блэквуд Пайнс, не был дымовым сигналом, умоляющим о помощи. Это были души её друзей, избавившихся от страданий и пытающихся спасти Саманту. И теперь её душа тоже будет с ними…
Окропленная кровью земля запорошена снегом. Снежинки, поблескивающие при лучах утреннего солнца, медленно опускаются на безжизненное тело, покрывают светлые волосы, ложатся на посиневшие ногти. Глухой удар о скалы привлек внимание человекоподобного существа. О том, что оно когда-то было человеком, напоминают характерное строение тела и изодранные лохмотья, некогда являвшиеся одеждой — джинсовым комбинезоном и светло-синей рубашкой. Приблизившись с невероятной скоростью к телу упавшей девушки, существо долго и пристально рассматривает его, а затем склоняется вниз, чтобы вдохнуть её запах.
Нечеловеческий вопль раздается секунду спустя, пронзая всё вокруг болью, отчаянием, оглушая вокруг птиц, зверей и других обитателей Блэквудского леса.
