Куропатка.
Каждая минута моей грёбаной жизни была наполнена звенящим воздухом, и в этом воздухе я слышала, я чувствовала твоё безмерное присутствие. Мы не могли быть рядом, и причин к тому было больше, чем полно; причин необъективных, причин неправильных. Я ломалась, разбивалась о стены твоего равнодушия, когда ты сидел у камина со своими друзьями, с толпой твоих обожателей, строя планы, а мне доставалось лишь посмотреть издалека и, обозлившись, уходить в свою комнату. Мы не были равнозначны, и я, кусая губы в кровь, пыталась оставаться спокойной, когда следовало кричать. Только вот мне практически никогда не удавалось делать так. Наши перепалки стали законом гриффиндорской башни. Мы становились посредине, уперев руки в боки, и вспоминали друг другу всё хорошее, что было между нами. Совсем как старые супруги. Мерлин мой, какой же это всё-таки бред. И в один из дней этого бреда ты назвал меня Куропаткой. Я опешила; с довольной улыбкой ты прошёл мимо меня, слегка коснувшись своей рукой моей руки. Разряд, электрический ток, чёртово сумасшествие. Я не могла спать в ту ночь, снова и снова переживая твоё прикосновение. Но ведь это так глупо, Грейс, говорила я себе, так глупо быть влюблённой в того, кому до тебя ровным счётом нет никакого дела, кроме усмешек и упрёков! Но только вот доводы бились о твоё прикосновение, бились и оставались за бортом той утлой лодчонки, что я так уверенно вела сквозь тернии и неурядицы своей жизни.***
Вратарь.
Наша команда держала курс победителей школьного кубка ровно с того самого года, как твой отец поступил на третий курс. И ты не собирался позорить эту марку, опускать эту планку. Назначение капитаном сделало тебя крутым, расширило твой фан-клуб, и ко всем фанаткам ты был чертовски снисходителен. Только вот самую преданную замечать в упор не хотел и только и делал, что критиковал. Теперь мы спорили в воздухе, при полной экипировке, и разнимать нас приходилось команде. Прости, я ведь не специально запустила в тебя тогда бладжер, он просто подвернулся под руку. А тот шоколад в Больничном Крыле… Да, его принесла я, хоть и попросила сказать, что это от твоих друзей. Кажется, они догадались об этом, едва ты только спросил о сладкой плитке. Они догадались, ты – нет. Ты гонял и гонял нас по полю, я не переставала спорить с тобой насчет тактик, всякий раз практически разрушая все идеи и едва ли не заставляя перерабатывать их заново. Но ведь мы победили! Мы ведь победили в финальном матче, и тебя качали на руках, как достойного капитана достойной команды. А я стояла в стороне, подняв очки на лоб и утирая внезапно проступившие слёзы радости. Ведь в те моменты ты… Ты был слишком идеальным.***
Везунчик.
Как так вышло, что к экзаменам в моей голове осталась только зияющая пустота? Я не знала, я не хотела знать, потому как это знание не было бы для меня полезным сейчас. Мне грозил лишь провал, и я уже почти смирились с ним, сидя у почти остывшего камина и сонно листая конспекты Флоренции и Киары. Я предчувствовала реакцию родителей, осуждение брата, когда домой придут результаты СОВ, каждый из которых я завалила. Неприятное ощущение, и у меня практически засосало под ложечкой, когда я особенно ярко представила себе, как расстроенно на меня посмотрит мама. — Я практически уверен, что ты сдашь все экзамены, — ты усаживаешься рядом, и это встряхивает меня, хотя мой взгляд остаётся таким же непонимающим. Но через пару минут всё успешно разрешается, когда ты показываешь мне крохотную бутылочку с Зельем Жидкой Удачи. На лестнице слышен шум, и ты опрокидываешь меня на диван, гася палочкой свет и падая сверху. За высокой спинкой нас не видно, а Киара не решается пойти и проверить дальше. Я испытываю странное, болезненное чувство, пучком пульсирующее где-то в низу живота. Нет, это неправильно. Но староста уходит, и ты отстраняешься, совсем, чтобы взбежать по ступенькам, оставив меня в недоумении. После окончания экзаменов ты снова застаёшь меня в гостиной, только на этот раз я читаю уже для себя. Ремарк, `Чёрный обелиск`. — Не видел в тебе фаната Ремарка, — осторожно замечаешь ты, усаживаясь на диван и подвигая меня. Я рассеянно киваю, отвечая что-то невпопад, но ты отбираешь книжку, чтобы достать откуда-то из-за пазухи маленькую бутылочку с огневиски, с предложением отметить `удачную` сдачу экзаменов. Я фыркаю, но соглашаюсь. Время медленно течёт к полуночи. И снова мы слышим шаги на лестнице, и снова я оказываюсь под тобой, вдыхая запах твоего тела, перемешанный с запахом огневиски и моих коричных сигарет. Комок не желает разжиматься, а только сильнее сжимается, стискивает меня изнутри, ищет и требует выхода. Мне кажется, или и твоё сердце бьётся, как бешеное? В темноте и тишине ты находишь мои губы. Проклятие.***
МакМиллан.
В моём купе пусто, и я начинаю злиться. Мы не виделись ни с Фло, ни с Киарой на платформе, кажется, будто бы они исчезли с лица земли, и осталась только я, и мне это совершенно не нравилось. Умом я понимала, что у них могут быть дела, но неспокойное нутро требовало видеть подруг здесь и сейчас. И когда дверь купе открылась, я посмотрела на входящих с надеждой. Увы, но это были не подруги. Это был ты в компании своего верного дружка, Скорпиуса Малфоя. — Давай, убери свои вещи, ты здесь не одна, — бросаешь ты, предварительно снова разозлив меня, но, когда я поднимаюсь на ноги, поезд трогается, и я падаю прямо к тебе на колени. Скорп отпускает неуместную шуточку, я не могу оставить это без внимания, и нас магией расшибает в разные стороны вовремя подоспевший Томми. Я обижена, я расстроена, я обращаю всё своё внимание к Киаре, чтобы принять её подарок в виде летучей мыши, которую без раздумий окрещиваю Джимми. Собственно, почему нет? Меня кунают в осуждающие взгляды, едва ли я покидаю поезд. Я всего лишь сидела на твоих коленях минуту, а все уже решили, будто бы у нас что-то было. Меня сдерживает лишь толпа, но, клянусь, я хотела бы хорошенечко врезать кому-нибудь. Хотя бы Роберту, что вздумал читать мне нотации. — Какова причина очередной кровной ссоры? — ты появляешься как раз вовремя, и я благодарю Мерлина за то, что ты разрешаешь недоумение с моим братом. Мой взгляд благодарный, а твой — насмешливый. К чёрту Большой Зал и праздничный ужин. К чёрту тебя.***
Грейс.
Я снова злюсь на тебя, выплёскивая свою ярость в словах и на тренировках. Ты снова практически равнодушен к этому, что злит сильнее и больше. Я становлюсь маниакальной идиоткой, и то, что посреди ночи я от холода решаю припереться к тебе в комнату, это явно одно из последствий. — О чём ты вообще ведёшь речь? — говоришь ты из-под одеяла, в то время как я стою в одной лишь длинной майке на полу, босыми ногами на тонком коврике. Мои волосы растрёпаны, я ёжусь и дрожу. Неприятное и гнетущее ощущение. — Ну, наверное, о том, что тебе стоит подвинуться, потому что мне холодно, я стою босиком на полу посреди вашей комнаты, а твои соседи спят. Моё предположение смелое, и за это вполне можно получить пинка под зад, и вон из комнаты, но ты поступаешь по-другому. Это ошеломляет меня. — Ой, да чёрт с тобой, — одеяло откинуто, и это приглашение, не воспользоваться которым было бы просто грешно. Я забираюсь под одеяло, пытаясь устроиться поудобнее, а ты утыкаешься носом в мой висок, губами касаясь мочки уха. Смешно, ведь до этого ты сам говорил, что мы должны обойтись без рук. Смешно, волнующе и щекотно, потому что твоё горячее дыхание опаляет мою кожу. — Так лучше? — теперь твои губы касаются щеки. Я киваю, говоря что-то о том, что да, лучше, но это звучит невпопад и очень даже глупо. Мне кажется, или ты сдерживаешься от того, чтобы засмеяться в голос? — Рука мешается, причём, моя же, — спустя пару минут замечаю я, и мы приходим к решению того, что мне стоит повернуться к тебе спиной. Хэй, ты же сам говорил, что без рук! Зачем же тогда эти объятия и замок из ладоней на моём животе? И снова этот ужасный, сжимающийся ежесекундно ком. — Спокойной ночи, Грейс. Я молчу, будто бы сплю и не слышу. Да и сказано это шёпотом. Но сказано ведь.***
Тома.
Её присутствие заставляет меня ревновать. Ревновать жёстко, потому что, как подсказывают мне сердце, почки и селезёнка, эта девочка-фрик из северной школы тебе явно нравится. Вы много болтаете и проводите время вместе, а я кажусь себе мисс Марпл, наблюдая за вами издалека. Так и хочется закатить тебе истерику, хоть я и понимаю, что оснований к этому нет. Ты не знаешь о том, что я чувствую, я уверена в том, что ты ничего не чувствуешь ко мне. Но, всё же, внутри все болезненно жмётся, и я снова и снова убеждаюсь в собственной уродливости и никчемности. Ну же, Грейс, ты же такая дурочка, по собственной глупости безответно влюблённая в своего прекрасного капитана. Было бы даже смешно, не будь оно так грустно. Я вижу вас в Хогсмиде, в Большом Зале и в коридорах, и мне хочется то ли смеяться, то ли плакать. Ну почему, почему из всех парней Хогвартса, которых сейчас тут чертовски много, мы обе выбрали тебя? Но нет, я не мстительная, я не собираюсь трогать твою девочку, твою подружку Питера Пена. Твой выбор сделан, хоть и не в мою пользу. Придётся смириться, хотя бы это я умею делать без лишних эскцессов. Я ведь в твоих глазах и так уже и похабница, и скандалистка.***
.....
Я улыбаюсь. Искренне и открыто, так, как хотела улыбаться тебе. Только вот он — совсем не ты. Он другой, и я буду наивной дурочкой, если скажу, что он куда лучше тебя. Ведь он меня понимает. Мы не настолько близки, но попытки сближения есть, и их делаем мы оба. Ты ведь заметил, что я перестала кричать, меньше влезаю в споры и ругаюсь? Перевоспитание. Он зовёт меня дикой кошкой, но знает, что не стоит таких гладить против шерсти. И, кажется, я постепенно всё сильнее и сильнее влюбляюсь в него. Ты счастлив? Ты определенно должен быть счастлив в объятиях своей избранницы. Вы милые, я вижу это практически каждый день. Вы милые, но это больше не причиняет мне боли. А воспоминания… Я проживу с этим. Не так уж и трудно, особенно для той, кто стремится идти по жизни легко. Но, знаешь, я всё же должна тебе кое-что. Я должна поблагодарить тебя и сказать тебе `спасибо`. Спасибо за воспоминания, Джеймс Поттер.