Всё, кроме денег

      Холи сидела на балкончике своей комнаты и смотрела, как встаёт солнце. Дыхание облачками пара вырывалось у неё изо рта. Холи смотрела на свой предпоследний рассвет на Парацельсе, что уже само по себе было достаточно удивительно ввиду отсутствия у неё привычки любоваться на рассветы – потому что чаще всего для этого надо слишком рано вставать. А даже если встал, или зимой, например, очень редко есть время для того, чтобы просто сесть и смотреть на восход.       Миссис Фолли вчера огорошила её два раза, и теперь ей сложно было отделить одно от другого. Оказывается, практика уже несколько дней, как закончилась, строго говоря, Холи находилась на Парацельсе нелегально. Хотя, как ни странно, уровень собственной нелегальности её уже не очень волновал, в особенности если есть, с чем сравнивать. Больше её занимало то, почему она не заметила окончания практики. Она вовсе не забыла, что срок её пребывания на Парацельсе ограничен всего двумя неделями – просто в какое-то мгновение она перестала считать дни. Парацельс засосал её, она начала на нём жить. Потому что ей понравилось на Парацельсе? Ей понравилось? Холи как-то не приходило в голову, нравится ей Парацельс или нет. Она попросту не задавалась этим вопросом, потому что Парацельс был, и от её личных предпочтений он бы не изменился и не исчез. А покуда она пребывала на Парацельсе, ей оставалось лишь принять его существование таким, какой он есть, и жить на нём так, как получится, и от «нравится»-«не нравится» ничего бы не изменилось. Холи просто приняла Парацельс со всеми его закидонами. Вот только до сего дня ей никогда не приходило в голову задуматься, а что значит «принять» что-то. Нельзя принять, оставаясь безразличным, поскольку при безразличии сам вопрос о «принятии» чего-то не имеет смысла, потому что человеку просто фиолетово, что там и с чем. Но и нельзя что-то принять, ненавидя, потому что ненавистное хочется уничтожить или изменить. Холи не чувствовала безразличия, как бы того ни хотела, а ненависть казалась ей слишком сильным чувством, чтобы ей довелось испытать его хоть раз в жизни. Оставалась лишь любовь – или, в случае Холи, симпатия. О любви речи не могло быть по той же причине, по какой речь не могла идти и о ненависти. Но симпатия – симпатия теплилась в её груди. Среди безумия Парацельса Холи начала чувствовать себя уютно. Внезапно.       Ночью Холи ворочалась с боку на бок и спала плохо, а теперь, на рассвете, понимая, что всё равно не уснёт, вышла на балкон, чтобы как-то упорядочить свои чувства и мысли. И не то что бы у неё что-то получалось.       — Бред какой-то.       Миссис Фолли оказалась столь добра, что выкупила для своей загулявшей дочери билет на рейс через тридцать шесть часов (на время разговора) и даже отправила в общежитие университета её багаж. Времени у Холи оставалось не так много, уже следующей ночью ей надлежало покинуть округ, в который она, скорее всего, больше никогда не вернётся. Наверняка она никогда больше не встретит никого из его обитателей. Отчего-то Холи ощущала лёгкую грусть. Как бы она ни хотела сохранить своё обычное полное безразличие к окружающим, у неё не получилось пройти совсем мимо, проскользнуть по краешку. Против собственной воли она создала, пусть и слабые, но связи, и ей было жаль их терять. Даже просто стоять в стороне и смотреть на то, как взаимодействуют обитатели округа, было приятно. Почему-то эти совершенно чокнутые люди ей понравились. А ещё было исследование Гугеля, куда для неё отныне закроются двери – на Кунмине не занимались ничем даже отдалённо похожим, даже подходящей кафедры не было.       Наконец, Холи слегка переживала за самого Гугеля, она как-то уже не ждала от него адекватной реакции на собственный отъезд, особенно учитывая, что последнее время он начал цепляться к ней по поводу и без.       — Вообще, Альке была права: если б он был стариком, его характер ещё можно было б объяснить, а так – просто сплошная мистика.       Холи взглянула на время. Дел было много, ещё и собраться надо, и всё это надо успеть до вечера, чтобы ещё вздремнуть хоть пару часиков. Если она не хотела собираться второпях, то пора было начинать шевелиться. Последний раз взглянув на солнце, Холи встала.              В Бункере царила блаженная тишина: Гугель валялся на диване с пакетом льда на лбу, а Шпигель разгребал авгиевы конюшни в помещении портала.       — Ты сегодня рано, Косички! — тоном невменяемого физкультурника поприветствовал Холи Вертер.       Гугель простонал что-то невнятное и кинул в Вертера подушкой. Подушка ударилась о стойку и упала в мусорную корзину.       — Трёхочковый, — радостно прокомментировал Вертер. — Как видишь, Косички, хоть наш пьянчуга всё ещё не проклемался, твёрдость руки он не потерял.       — Я не пьянчуга, — прохрипел Гугель. — И я в порядке, — он попытался сесть, и Холи поспешила уложить его обратно, что оказалось очень просто, поскольку в силу неочевидных для Холи причин он всячески избегал её прикосновений, даже случайных и даже сквозь одежду.       — Сейчас вам стоит отдохнуть, — твёрдо сказала Холи. — По-хорошему, на чём-то более удобном. Может, вам всё-таки стоит обжить основную часть Бункера?       — Я подумаю…       Холи повернулась к столу и осмотрела своё рабочее место. Сейчас ей требовалось по-быстрому сварганить дневник практики и получить подпись Гугеля. Быстро, потому что имелось ещё несколько дел, с точки зрения Холи куда более важных. Убедившись, что Шпигель её не видит, она открыла текстовый редактор – никто за пределами Парацельса не примет бумажный документ, поскольку просто не будут знать, что с ним делать. Работа заняла у Холи меньше времени, чем она боялась, а Шпигель был настолько занят уборкой, что за всё время так ни разу и не заглянул в комнату. Получить подпись Гугеля оказалось ещё проще и быстрее, потому что, по всей видимости, он готов был ей луну с неба достать, лишь бы она к нему не приближалась. Такое его поведение показалось Холи ещё более странным, чем обычно, но она списала его на похмелье. Задуматься, о чём таком могла Магда попросить Фабиана поговорить с Гугелем в свете всего того, что сам Фабиан рассказал о ритуале, Холи как-то не догадалась.       Разобравшись с делами формальными, Холи перешла к личным, и прежде всего направилась в потайные комнаты. Тэ-сон бросился ей навстречу, стоило ей войти, и она с трудом от него увернулась.       — Он тебя любит, — рассмеялась Сэ-ён.       — В каком смысле? — настороженно уточнила Холи, удерживая между собой и Тэ-соном стул.       Сэ-ён рассмеялась пуще прежнего и сгребла Тэ-сона за шиворот.       — Что вы собираетесь делать с ним дальше? — Холи поставила стул и села на него.       — С Тэ-соном? — Сэ-ён села напротив неё и сунула Тэ-сону кость, которой он немедленно с большим энтузиазмом занялся. — Когда военные уйдут, надо вернуть его в Обезьянник. В смысле, это для его же блага, надо выяснить, что он такое и как ему теперь жить. Жаль, что доктор Клюг с этим уже не поможет, — Сэ-ён задумалась, — и доктор Юшков? Они же всё-таки собрались пожениться?       — Эээ… «всё-таки»?       — Ну, это как бы из серии, когда весь округ уже в курсе, кроме, пожалуй, самого доктора Клюга. И, насколько я понимаю, многие из его профессиональной тусовки. Ну, потому что когда тебя периодически спрашивают, видела ли ты грудь доктор Юшков, места для сомнений не очень много остаётся.       — А, он ко всем с этим приставал?       — Ага, — Сэ-ён фыркнула. — Насколько я могу судить, доктор Клюг не из тех, кто склонен к рефлексии, поэтому самого себя ему подчас бывает понять сложнее, чем кого бы то ни было ещё, — она погладила Тэ-сона по голове. — Но, полагаю, ты пришла не посплетничать о докторе Клюге?       — Да… ну…, — Холи заёрзала на стуле, — я хотела вас кое о чём спросить, — она собралась с духом. — Сэ-ён, вы же попали на Парацельс с Иосифа?       Сэ-ён кивнула:       — Не то что бы это было большой тайной, всем обычно и так понятно, откуда на Парацельсе взялся нелегал, потому-то это и не обсуждают, и ты не знала. Но было бы странно, если б после поездки на Иосиф ты об этом не догадалась.       — Но вы на каком-то этапе сбежали?       — Верно.       — Потому что вы сидели по ложному обвинению?       — Ты это предположила, потому что тебе очень хочется в это верить?       Холи потупилась. Сэ-ён улыбнулась:       — В моём случае это действительно так. Тебе это важно? А, неудачный опыт общения с подопытным?       Холи кивнула.       — Если тебе от этого спокойнее, то я на Иосифе встречала очень разных людей. Среди них были и те, кто сидели за дело, но являлись при этом удивительно мудрыми и порядочными людьми, которые не смогли сопротивляться тяжёлым обстоятельствам, в которых они оказались. Некоторые раскаивались в содеянном, некоторые нет, но все они понимали, что сидят за дело. Хоть таких, конечно, мизерное меньшинство, а основную массу составляют полные отморозки.       — Просто, когда человек сначала кажется приличным, а потом выясняется, что он отморозок…       — Шокирует, да? Такие тоже есть. Эти самые мерзкие. Я как-то разговаривала с одним лаборантом из одной парацельской психушки – это было совсем в другом округе – он занимался криминальной психологией или как там это называется. Сказал, что при расследовании и во время судебного процесса часто упускают социопатов, потому что те очень ловко прикидываются нормальными людьми. А они больные, у них каких-то гаек в мозгу не хватает. В каком-то смысле они тоже жертвы, сами себя контролировать не могут, хотя, конечно, сами они от своей болезни не страдают – страдают люди вокруг них. Их не в тюрьму бросать надо, а лечить.       Холи очень негуманно подумалось, что в качестве способа лечения хорошо подойдёт лоботомия.       — А если бы мы взяли того подопытного не сразу, как прилетели, то его бы проверили бы?       — Да, насколько я понимаю. Таким обычно занимаются, но это не очень быстро, учитывая масштабы, к тому же вы, небось, ещё и торопились.       — Сэ-ён, почему вы сбежали?       — В смысле?       — Вас же выпустили бы в большой мир, с чистой совестью и отсутствием судимостей. Почему вы остались тут дикарём?       — А… ну…, — Сэ-ён смутилась, — я не захотела. Просто… ну, не хотела возвращаться. У меня нет семьи, не было привязанностей, суд разрушил моё прошлое. Мне было некуда возвращаться, — она виновато улыбнулась. — И я струсила. Мне было страшно возвращаться в мир, который однажды уже меня предал. И так я оказалась в Стране Чудес. Парацельс просто волшебное место. Даже кто-то вроде меня, без высшего образования, может помочь в свершении по-настоящему великих дел. И пока я кочевала по Парацельсу, я узнала нового больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Здесь я могу прикоснуться к самой сути мира, стать частью истинно «великого делания». Это того стоит.       — Но, — Холи задумалась, — вы же можете легализоваться, а потом вернуться сюда уже по легальному контракту, так?       — Эээ… ну да. Наверно. Просто… сейчас я уже приспособилась, а легализовываться долго и муторно, чтоб ты знала. Даже со всей помощью Парацельса. Мне как бы просто лень, — Сэ-ён вздохнула. — Кроме того, у меня такое чувство, что если я покину Парацельс, то больше никогда сюда не вернусь.       Холи сглотнула. Этот страх был ей знаком. Она не боялась не вернуться на Парацельс – она боялась не вернуться в округ.       — Но… не может же так всю жизнь продолжаться. Альке всё равно оформляют, вы бы присоединились.       — Ну…       — Мой старший брат – адвокат, он тоже может помочь, я попрошу его. Хотя бы консультацию дать.       — Холи, я благодарна тебе за заботу, но…       — Вы не должны отворачиваться от мира, — выпалила Холи и осеклась.       Ей вдруг пришло в голову, что она чуть ли не последний человек на свете, который имел бы право выговаривать окружающим в связи с этим вопросом. В конце концов, это она только несколько часов назад расстраивалась, что ей не получилось совсем отвернуться от Парацельса.       Холи мотнула головой, выкидывая из неё неактуальные мысли:       — Я дам вам номер брата, а вы обязательно подумаете, хорошо?       — Ммм, спасибо, — неловко улыбнулась Сэ-ён.       Холи не знала, чем тут может помочь её брат и имеет ли вообще смысл привлекать его к процессу, но ей просто хотелось сделать хоть что-то. Как разговор с Сэ-ён нужен был прежде всего ей, чтобы как-то разрешить свой личный конфликт, порождённый Гербером, вернуть себе веру в то, что столько раз твердил ей брат. Что Иосиф – это не диагноз, что оранжевый комбинезон – не клеймо, что люди всегда остаются людьми. И в отплату за этот разговор ей тоже следовало сделать что-то, но она не знала, что именно. Она ничем не могла помочь Сэ-ён, потому что та ни в чём не нуждалась. Не сейчас, во всяком случае.       Распрощавшись с Сэ-ён, Холи покинула Бункер. На пороге она замялась, потому что не знала, вернётся ли она сюда – сегодня или когда-нибудь вообще. Холи обернулась через плечо. Маленькое захламлённое помещение, маленькое из-за рядов стоек с аппаратурой. Большой стол, заставленный пачками бумаги, по разным табуреткам и тумбочкам сползавшие с него на пол. Развинченное кресло, пара стульев, несколько шкафов, продавленный диван. Из раскрытой двери слышно, как где-то в глубине гремит неопознанным хламом Шпигель. Вертер медитативно мигает лампочками, просто потому, что может. На диване лежит Гугель, спрятавшийся под пакетом со льдом. Холи почувствовала, что ещё мгновение, и что-то внутри у неё перещёлкнет. Она резко отвернулась и быстро пошла прочь по бетонному коридору, смотря только на выход. Чтобы не обернуться ещё раз.       Прежде всего Холи отправилась в Табуретку к Геругу. Ей казалось, что если её поставили на учёт, то ей, наверно, нужно и как-то с него сняться. По Табуретке Холи перемещалась перебежками, то и дело воровато озираясь – ей очень не хотелось влететь в геруговских лаборантов, во-первых, потому что это трата драгоценного времени, а во-вторых… во-вторых, она боялась, что они – особенно Ивлин – начнут задавать вопросы. Геруг, к счастью, оказался в кабинете один.       — Всё-таки простыли? — спросил он вместо приветствия.       — Нет, просто у меня срок практики подошёл к концу, я улетаю, мне надо как-то сняться с учёта?       — Гм. Гипотетически, да. Присаживайтесь, я сейчас всё оформлю.       Некоторое время Геруг просто молча занимался документами, но потом решил всё же изобразить великосветскую беседу:       — Как себя чувствует начинающий алкоголик?       — Страдает.       — Ещё бы. Не всякий способен выдержать пьянку с Эде, — Геруг поморщился и передёрнул плечами, сбрасывая неприятные воспоминания.       — А… э… зачем он…?       — Магда любит совать нос не в своё дело – видимо, профдеформация – и считает, что под выпивку человеку проще выговориться. А Эде, в общем, не против её прожектов и с готовностью помогает, когда надо споить мужчину. Она считает, что это должны быть «мужские» и «женские» разговоры.       — Да, кстати, их нашли?       — Магду и Неллу? Нашли. Они попытались принести Мелькора в жертву «богу похмелья», и он подал такой сигнал SOS, что их не смогли бы не найти при всём желании.       — А. Гм. И как они?       — Магда – как огурчик. Нелла под капельницей.       — С ней всё будет в порядке?!       — Всё, всё. Некоторое время не сможет даже смотреть на спиртное, но ей это даже на пользу пойдёт, — Геруг вздохнул. — Наверно, зайду сегодня к Гуглю проверить, как он там. Предложу эвтаназию.       — Не надо.       — Это шутка, — Геруг закончил с документами. — Я всё оформил, вы свободный человек.       — Спасибо, — Холи встала. — Да, точно, доктор Геруг, вы не подскажете, как попасть в Кушетку?       Геруг в полнейшем недоумении уставился на Холи:       — Что, с Гуглем всё так плохо?       — Нет, нет, это по не связанным причинам.       — Холи, вы понимаете, дорогу куда вы просите подсказать? Это логово Савушкина, не всякий оттуда вернётся.       — Наверно, именно поэтому мне надо туда попасть.       Геруг вздохнул:       — Хорошо, я нарисую вам схему. Но вы будьте осторожны и бегите при малейшей опасности, хорошо?       Получив схему и попрощавшись с Геругом, великосветски пожелавшим ей успешной учёбы, Холи вышла из кабинета и принялась спускаться по лестнице, изучая предстоящий путь. Поступив так, она позволила себе совершенно неоправданную беспечность, за что справедливо поплатилась.       — Привет, ты слышала ужасную новость, доктор Флакк снял свою кандидатуру с выборов?       Холи обернулась и с как можно более каменной физией посмотрела на Рёна.       — Ах, ты как всегда излишне драматизируешь, — откуда-то из-за Рёна выпорхнула Ивлин.       — Но это же очень серьёзное дело, ведь доктор Флакк единственный из кандидатов предлагал программу реформ, которые давно уже назрели в нашем расхлябанном и несознательном обществе, остро нуждающемся в твёрдой руке подлинного лидера с истинно великим видением мира, который направил бы нас, детей неразумных, к светлому будущему, которое ему одному дано прозреть, ведь мы слишком глупы ещё и неразвиты, чтобы постись истинное величие…       Холи не стала дослушивать. У неё были дела слишком важные, чтобы тратить драгоценное время на этого умственно отсталого клоуна. Ей было совершенно не интересно, что он там думает о снятии кандидатуры Флакка. Ей было лениво даже проявлять в его отношении минимальную вежливость. Хотя в одном она была Рёну благодарна: он убедил её, что тогда в Утюге они сделала абсолютно правильную вещь. Если Рёну было удобно думать о себе, как о неразумном дитяти, нуждающимся в некоей «твёрдой руке», то это его личные фетиши, и нефиг экстраполировать их на всё общество.       Кушетка выглядела, на вкус Холи, всё же чересчур жизнерадостно для столь скорбного во всех смыслах заведения. Перед зданием раскинулась идиллическая лужайка, зелёная до такой степени, что счётчик Гейгера наверняка бы зашкалило, и населённая столь жизнерадостными пластиковыми зверями всех мастей, что у неподготовленного зрителя мог случиться какой-нибудь приступ (Холи, конечно, не считала себя истинно подготовленной, но две с половиной недели на Парацельсе бесследно не проходят). Само здание, выкрашенное столь же ядрёной жёлтенькой красочкой, выглядело как детский сад-переросток: нарисованные цветы, лепные зайчики и белочки, резные псевдоналичники и даже некая конструкция над крышей, явно имитировавшее нечто двускатное с коньком. Если описывать всё это великолепие максимально коротко, то выйдет так: вид Кушетки внушал буквально животный ужас. Поэтому Холи потребовалось приложить очень много усилий, чтобы заставить себя подняться на высокое резное крыльцо и войти в изящную белую дверь. Внутри к полному её недоумению оказался не большой холл с ещё какими-нибудь зверями, шкафчиками и расписанием занятий в группах, а маленькая до клаустрофобии комнатка, выложенная шахматной плиткой по всем поверхностям, включая потолок, и голографической девицей, выскочившей посреди комнатки внезапно, как чёрт из табакерки.       — Чем могу вам помочь?       — Я навестить… эээ… я ищу майора Раска… и доктора Спенсер.       — Доктор Спенсер сейчас не на рабочем месте, зайдите попозже. Майор Раск лежит в палате номер шесть.       В следующее мгновение слева от Холи с оглушительным щелчком распахнулась до того невидимая дверь. За нею оказалась винтовая лестница… с одной-единственной ступенькой. То есть, шест и ступенька с куском перил. Холи впала в ступор. А потом подумала, что даже если это коварный розыгрыш Савушкина, быстрее всего будет просто безропотно снести его до конца. Холи встала на ступеньку и тут же судорожно схватилась за перила, потому что ступенька без предупреждения поехала вверх по столбу, причём не просто вверх, а честно по спирали. По чёртовой зеркальной шахте. К счастью, Холи сообразила зажмуриться достаточно быстро для того, чтобы не свихнуться в процессе подъёма. Когда ступенька остановилась, и Холи приоткрыла один глаз, она обнаружила, что висит на столбе посреди зеркального тоннеля без ничего. И только когда Холи наконец испугалась, опять с оглушительным щелчком открылась очередная потайная дверь, и от её порога к ступеньке протянулся трап.       Так Холи оказалась в просторном светлом коридоре с рядом одинаковых дверей по правую руку и сплошным выходящим в лес окном по левую. Коридор выглядел так обычно, что Холи даже ощутила некоторое разочарование, после всего виденного-то. По коридору туда-сюда, заламывая руки, неупокоенным призраком бродила Сабина Спенсер, иногда даже почти подвывая для антуражу. При виде Холи она остановилась и попыталась изобразить дружескую улыбку:       — О, мисс Фолли, какими судьбами?       — Я… навестить… майора Раска.       — А. О. Вот как. Я… он там, — Спенсер судорожно вытянула руку в сторону одной из дверей. — Не думаю, что он захочет вас видеть, — она всхлипнула. — Он никого не хочет видеть.       — Я бы удивилась, будь оно иначе.       — Да. Конечно. После всего. Но даже…       — Антуан с вами, доктор Спенсер?       Спенсер моргнула в недоумении.       — Да, но зачем…?       — Можно, я возьму его?       Спенсер ещё раз моргнула.       — Секундочку, — всё ещё в недоумении, она подошла к окну и извлекла из стоявшей на подоконнике сумочки кактус. — Держите, но… зачем он вам?       Холи взяла горшок обеими руками. Для уверенности.       — Мадемуазель, вы же не собираетесь…? — опасливо спросил Антуан.       — Не то что бы у нас был особый выбор, — вздохнула Холи.       — Что происходит? — испугалась Спенсер.       — Экспериментальная терапия.       Решительно постучавшись, Холи открыла дверь и вошла в палату. И сразу закрыла за собой дверь, едва не прищемив Спенсер нос. Если бы Антуан был человеком, он бы в панике задёргался, а так ему даже голоса подать было нельзя.       Палата, как и коридор, выглядела удручающе нормально. Раск сидел в большой больничной кровати и смотрел в окно в стене, противоположной от двери, отчего у Холи сразу возникло подозрение, что какое-то из двух окон не настоящее – то ли то, что в коридоре, то ли это в палате. Обернувшись, Раск без всякого энтузиазма смерил Холи взглядом и отвернулся назад к окну.       Однако каким хрупким на вид делает человека больничная пижама.       — Вам что-то надо?       Холи задумалась. Действительно, ей что-то надо? Одна часть её существа предлагала немедленно дать дёру, поскольку выгоды с мероприятия никакой, другая же требовала завершить задумку до конца, сделать всё правильно.       — Я хотела поговорить с вами о… голосе… в голове.       — Вы же вроде физик, а не психолог, психиатр или как их там.       — Да, но…       — Диагноз мне уже поставили, лечение назначили, и не думаю, что…       — Да, но диагноз не верен!       Раск с удивлением посмотрел на Холи и холодно спросил:       — Неужели?       — Или он у нас с вами один на двоих.       Холод во взгляде Раска исчез, осталось только чистое недоумение.       — Я хочу сказать, — Холи стушевалась. — Господин Антуан, скажите что-нибудь.       — Эээ… здравствуйте? — робко предположил Антуан.       Раск вздрогнул, как от удара хлыстом. Он не слышал этот голос уже пару дней и не хотел больше слышать его никогда.       — Вы слышите его, — Холи поставила кактус на прикроватный столик. — Господина Антуана. Как и я.       Раск квадратными глазами уставился на Холи, а потом всё так же посмотрел на Антуана.       — Вы сейчас хотите убедить меня в том, что я слышу, как со мной разговаривает кактус-телепат? — срывающимся голосом поинтересовался Раск.       — Примерно это, — подтвердил Антуан.       Раск снова вздрогнул и отпрянул в сторону.       — К-кактус?       — Верно, — кивнула Холи.       — А-антуан? К-кактус Сабины?       — Именно так, — подтвердил Антуан.       — И вы его якобы тоже слышите?       — Да, — твёрдо сказала Холи.       Раск судорожно вздохнул пару раз и потребовал:       — Ну-ка, «господин Антуан», скажи что-нибудь.       — Эээ…, — Антуан подвис, как бывает со всяким, кого просят сказать «что-нибудь». — Глокая куздра штеко будланула бокра…?       — Мисс, повторите, что он только что сказал.       — «Глокая куздра», — Холи поморщилась, — «штеко» кого-то «будланула»?       — Я же этого не сказал сейчас вслух?       — Нет. Если хотите, мы можем даже записать это на видео.       Раск провёл рукой по лицу и тяжело вздохнул:       — То есть, я – один из двух людей в этом округе, которые могут слышать голос кактуса-телепата?       — Типа того…       — А Сабина…?       — Я много раз пытался до неё докричаться, но она меня не слышит, — пояснил Антуан.       — Вот как, — Раск потёр лоб. — А ты точно кактус?       Холи и Антуан, если можно так выразиться, переглянулись в недоумении.       — Я… я всю жизнь рос у Сабины, и она говорила, что я кактус…       — А. Ясно. И давно у неё степень по биологии?       Холи и Антуан «переглянулись» ещё раз.       — Нет, сами посудите. Кактус – это растение, у него нет чёртовой центральной нервной системы, так? — Раск ещё раз потёр лоб. — Давайте всё-таки проведём эксперимент с видео?       Видео Раск пересмотрел раз десять, сверяя его с собственными воспоминаниями. Помотал головой. И спросил:       — А почему вы решили мне это рассказать?       — Потому что, хотя я считаю, что тогда в Бункере мы с господином Антуаном придумали всё правильно, вы не кажетесь мне настолько плохим человеком, чтобы оставлять вас под впечатлением, что вы сошли с ума.       — Вы считаете, что поступили правильно?       — Да, — твёрдо ответила Холи.       Раск смерил её тяжёлым взглядом. С неожиданным для себя удовлетворением Холи нашла в себе силы не отвести глаз. С учётом того, что Раск всё же не помешался, по её мнению, всё сложилось весьма благополучно, и оно того стоило.       — Ясно, — Раск вздохнул. — Ну, спасибо, что всё-таки рассказали. Теперь нам с вами надо сходить в этот… «Обезьянник»? С Антуаном?       — Боюсь, у меня нет времени. Этой ночью мне надо уже выезжать из округа, поэтому дальше вы сами, — Холи направилась к двери, но остановилась прямо перед ней. — И, да, доктор Спенсер в расстроенных чувствах бегает там по коридору. Её позвать?       — Наверно, — после паузы буркнул Раск.       — До свидания, мадемуазель, — попрощался Антуан. — Удачной учёбы.       — Спасибо, — кивнула ему Холи.       В коридоре Спенсер налетела на неё почти ураганным вихрем:       — Как он?!       — Думаю, почти исцелился. Ему есть, что вам сказать, так что проходите.       Задерживаться Холи не стала – боялась, что забудет дорогу назад. Остаток дня она решила провести в сборах, хотя собирать было и не так уж много. Но, во-первых, в любом случае она не хотела собираться в спешке, во-вторых, ей ещё надо было выяснить, как добираться до орбитального лифта из округа напрямую, и в третьих, она хотела ещё вздремнуть пару часов. Холи колебалась, заехать ли ей по дороге в Бункер или нет, но решила, что там и так дел сейчас хватает, а искать если что её не будут и исчезновения её не заметят, как это бывало всегда и во всех компаниях. Мысли о том, что Бункер – это не «все компании», и как минимум Гугель её исчезновение очень даже заметит, Холи прогоняла, едва они появлялись на горизонте, не давая им и шанса укрепиться в своём сознании. В конце концов, Геруг обещал зайти, он-то всё и расскажет – мысленно отмахивалась она. Как ни странно, Холи понимала, что ошибается. Она просто не хотела этого признавать.       Когда, вооружённая чемоданом, Холи покинула жилой комплекс, стояла глухая ночь. Из-за пасмурной погоды звёзд не было, и на просеке клубилась непроглядная тьма. Холи сглотнула. Старательно убеждая себя, что ей всего лишь надо доехать до станции, а Тэ-сон в Бункере под надёжным присмотром, Холи погрузилась на квадроцикл и выехала с освещённой площадки перед корпусами. На счастье, поездка действительно обошлась без приключений.       Загнав квадроцикл в гараж, Холи поднялась на платформу. Выдыхаемые ею облачка пара светились, маленькие отражения мерцавшего над платформой фонарь. Холи обернулась к лесу и почувствовала, как сердце сжалось. На заднем плане проносились, гонимые прочь сознанием, дурацкие эгоистичные мысли о том, что никто ни написал, ни провожать не пришёл, ничего. Никто и не должен был. Она навсегда покидала этот округ. Эта страница в её жизни перевёрнута, и Холи очень хотела относиться к ней, как и ко всем остальным перевёрнутым страницам в своей жизни.       Правда, в поезде оказалось, что процесс «переворачивания» ещё не завершился.       — Массовое бегство в ночи, — прокомментировала встречу Альке.       — Доброй ночи, мисс Фолли, — улыбнулся Клюг.       — Доктор Клюг, вы уже уезжаете? — изумилась Холи.       — Нет, нет. Только отправляю Альке к моему брату. А вы, значит, нас покидаете?       — Увы.       — Кстати, простите за наглость, у вас где пересадка?       — На Хардраде.       — Чудесно! А какое место в звездолёте?       — Сто семнадцатое.       — А у меня сто шестнадцатое! — обрадовалась Альке. — Полетим вместе?       — Полетим вместе, — кивнула Холи.       — Я понимаю, что это нагло с моей стороны, — начал Клюг. — Но мой брат встречает Альке как раз на Хардраде, и если бы вы присмотрели за ней до того времени и передали её с рук на руки…       — Я уже взрослая! — возмутилась Альке. — И самостоятельная!       — Конечно, — кивнул Клюг. — Но мне так было бы спокойнее.       — Конечно, я присмотрю, — согласилась Холи.       — Спасибо.       Отчего-то Холи была даже рада, что не она одна этой ночью покидает округ, возможно, навсегда.       Альке начала взахлёб рассказывать о том, как они с отцом собирались, как она сама собрала себе рюкзак, как изучала звёздные карты и маршрут своего путешествия, первого в своей жизни межзвёздного перелёта, однако мало-помалу рассказ ей становился всё менее бойким и связным, и, наконец, она сладко уснула, положив голову на колени отцу.       — Она переживала, что из-за неё меня выселяют – или, что хуже, я сам себя выселяю – с Парацельса, — Клюг усмехнулся и погладил спящую Альке по голове, перебирая пальцами её пряди волос. — Глупышка.       — Насколько я понимаю, это почти крест на вашей научной карьере, — заметила Холи. — А она видит, как важны вам ваши исследования.       — Не важнее моей семьи. Ну, это я недавно понял. Благодаря ей. Я был легкомысленным и по-своему жестоким учёным мерзавцем, и… не то что бы я перестал быть легкомысленным или мерзавцем… но что-то во мне изменилось, и в лучшую сторону. Благодаря ей. Потом, моей компетенции вполне хватит на то, чтобы ближайшие десять лет Жека могло бы просто на пальцах иносказательно пересказывать мне статьи, чтобы всё самое важное я понял. Я всё-таки весьма одарённый учёный.       Холи подумалось, что от скромности Клюг явно не умрёт.       — Но… вы сказали, «могло»…?       — А? Да. Я долго думал. Если Жека не хочет выбирать себе пол, я не в праве выбирать ему пол за него. Если разбираться, мне действительно всё равно, какого оно пола. И я по гроб жизни обязан вам за то, что вы помогли мне это понять.       — Э… ну…, — Холи смутилась.       — Кстати, что думаете о Парацельсе теперь?       — В смысле?       — Вы вернётесь сюда?       — Я… я ещё не думала об этом. Сейчас мне надо отучиться. Закончить. Поступить. Закончить. А потом… это будет ещё нескоро, — Холи взглянула в окно на своё отражение в абсолютной черноте. — Парацельс оказался совсем не похож на тот образ, который я представляла. И это… не плохо. Наверно, я бы ещё вернулась. Правда, вряд ли я попаду сюда же. Я всё ещё не определилась со специализацией.       — Но вы можете опять прилететь на практику?       — … Если мне позволят.       — Вы хотели бы попасть сюда же или в другое место?       Холи тяжело вздохнула:       — Я не знаю.       Клюг поднялся с ними аж до станции Гогенгейм, что было и неудивительно, учитывая, как всё сильнее он начал цепляться за Альке, а Альке за него, по мере того, как приближался момент расставания. Холи было больно и неловко смотреть на них, поэтому она старалась идти чуть впереди, чтобы предоставить им достаточно личного пространства. Прощание вышло немногословным: Клюг крепко обнял дочь, вытер ей слёзы, помог высморкаться, а затем долго-долго махал вслед, пока совсем не скрылся из виду за стойками всевозможных контролей и изгибом гофрированного коридора. Альке нарочито бодрилась, потому что не хотела заставлять отца волноваться, но ещё больше она не хотела улетать, особенно без него. Холи крепко держала её за руку, чтобы хоть как-то приободрить, показать, что она не одна, что не в одиночку ей приходится отправляться в этот огромный и совершенно незнакомый ей мир.       На звездолёте их встретили негодующие взгляды взволнованных пассажиров, и Холи как-то не находила в себе оправданий для ответной обиды: с учётом того, что Парацельсу ничего не стоило просто взять и рвануть, опасения пассажиров имели все основания. Альке же вся сжалась под гневными взглядами, и Холи пришлось почти тянуть её за собой через ряды. К счастью, их места оказались крайними у иллюминатора, и Холи Альке к этому самому иллюминатору и пустила, заодно и закрыв собой от всяких чрезмерно возмущённых общественников. Альке немедленно приклеилась носом к стеклу и жадно поглощала взглядом Парацельс до тех пор, пока корабль не вошёл во врата. Холи, поминая свой первый межзвёздный перелёт, даже позавидовала тому, с каким спокойствием Альке его перенесла, кажется, не обратив на сами обстоятельства вообще никакого внимания.       А вот на станции пересадки Альке наконец пробрало – в первую очередь потому, что в таком количестве она людей никогда не видела. Если бы Клюг когда-нибудь свозил её к Головному Офису (чего он благоразумно не делал), она, может быть, и не так удивилась, но в отсутствии даже такой прививки Альке пришла почти в священный ужас и чуть не вжалась в Холи вплоть до слияния на молекулярном уровне. У Холи, однако, оказался свой повод понервничать, потому что Клюг, конечно, попросил её передать Альке его брату, но отчего-то забыл показать хоть одну фотографию этого самого брата хоть какой давности. Нервно бегая взглядом по толпе, Холи вдруг уткнулась – буквально напоролась, налетела, как каравелла – на человека-скалу, неподвижно торчавшего посреди бушующего людского моря. Он был ниже Клюга раза в два (то есть, нормального человеческого роста) и коренастый, как гном, с непроницаемо каменным выражением лица, совершенно парадоксальным образом тем не менее напоминавшего лицо Клюга, хотя, казалось, найти двух менее похожих друг на друга людей надо было ещё постараться. Холи и Альке наткнулись на него взглядами одновременно, и, заметив их внимание к собственной персоне, он направился к ним сквозь толпу, рассекая людской поток, как ледокол рассекает льдины.       — Эээ… дядя Фло? — предположила Альке, когда человек-скала подошёл к ним.       — А ты, стало быть, Альке? — уточнил тот. — А вы? — он повернулся к Холи.       — Я просто попутчица. Доктор Клюг попросил меня проследить за…       — Вот как. Неожиданно предусмотрительно с его стороны, — человек-скала повернулся назад к Альке. — А ты выглядишь неожиданно ухоженной для ребёнка моего брата.       — У меня лучший папа на свете! — обиделась Альке.       — Ты просто нормальных людей не видела, — человек-скала потрепал Альке по голове. — Не обижайся, — он улыбнулся. — Я правда рад, что мой беспечный братец смог стать хорошим отцом. Ну, в тех рамках, в которых он вообще на это способен.       Холи решила, что в начинавшейся семейной сцене она лишняя:       — Я пойду тогда. До свидания, мистер Клюг. Пока, Альке.       — Пока, Холи, — Альке крепко её обняла к вящему изумлению и смущению Холи. — Возвращайся на Парацельс. Там весело.       — А ты вернёшься?       — Конечно! Выучусь и вернусь! И буду помогать папе!       — Тогда тебе придётся много учиться, — усмехнулся человек скала.       С видом трагического героя Альке самоотверженно кивнула. Ещё раз попрощавшись, Холи поудобнее перехватила ручку чемодана и покатилась прочь.       Практика закончилась.