Жить надеждой

Боль заставляет замереть от панического страха. Слишком она знакома. Слишком. До немеющих пальцев рук. До кошмаров в ночи. До отчаянья и… Нет, нет, нет, надо просто успокоиться. Это… не то. Не то! Просто… Мозг лихорадочно ищет причины, самые дикие, самые невероятные, пока руки прижимаются к животу в подсознательной попытке закрыть, спасти, предотвратить страшное. Съела что-то не то за ужином! Или просто колики. Низ живота тянет, и пальцы, мазнувшие между ног, окрашиваются в темно-багровое. Ну пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… Рука трясется. Как и все внутри, натянутое, как струна на гитаре арфиста. Пожалуйста… В вейр врывается бледный Ф’лар, обхватывает: — Тише… тише… сейчас придет целительница… успокойся, маленькая, тише… Сильные руки дарят призрачную надежду — все обойдется. Все хорошо будет, все будет хорошо. Это просто… — Поговори с Рамотой… она напугана твоим страхом… Да, Рамота… «Все хорошо… Рамота, все хорошо» Все хорошо — как заклинание. Как мольба. Все хорошо, да? От золотой приходит огромная волна любви и… сожаления. «Не надо! Не смей меня жалеть! Все будет хорошо!!» Она впервые так с Рамотой — зло, яростно. Но на кого она злится? Кому кричит? Рамоте или — себе? «Все! Будет! Хорошо!» Ф’лар прижимает сильнее. И от этого струна лопается, перехватывая дыхание. Ничего не будет. Снова. Опять. Будет лишь боль. Отчаянье. Выматывающая опустошенность. И тоска — безысходная, сводящая с ума. Тепло от рук Ф’лара, тепло от всепоглощающей любви Рамоты. Тепло в низу живота. И новый приступ боли, коротким спазмом. И мокро. И лицо мокрое — слезы выплескиваются сами, как и тихий-тихий вой в шею Ф’лара. — Прости… — гладит большими ладонями по спине, по голове. «Прости» Рамоту еле слышно. Слезы душат, мешают говорить, думать, отвечать. За что? Почему? Почему одним все, а другим?.. — У нас есть Фелессан, — Ф’лар трется щекой о висок. — Слышишь? Да, есть. Сын. Единственный. До безумия любимый. Но ведь хочется… еще. Еще, понимаешь? — Мы попробуем еще, — он целует ее в висок, мягко, нежно. Так же, как нежно прикасается к разуму Рамота, вторя ему: «Вы попробуете еще. У вас получатся отличные всадники» Всадники? Всадники… Истеричный смешок заставляет задрожать всем телом: — В-в-в… — Ф’лар прижимает к себе так сильно, что из груди выдавливается всхлип. — П-попробуем?.. — Клянусь. Отчаянья невыносимо много, и она хватается всей оставшейся надеждой за это тяжеловесное короткое «клянусь». Чтобы не сойти с ума в очередной раз. — П-простите… — сразу всем — и ему, и Рамоте. — П-простите… — и тому, кто не родился. — П-п… Всхлипы, уже не подавленные, освобождаются бессильными плачем и слезами. Слезы то собирает губами Ф’лар, то утирают носами Рамота и Мнемент, к которым ее перенесли. Целительница лишь подтверждает то, что случилось. Слез уже нет. Осталась лишь тупая боль внутри, дикая тоскливая усталость и крохотная надежда, вызванная его словами: — Мы попробуем, — Ф’лар шепчет тихо и чуть улыбается, не пряча взгляда. — И у нас все получится. И обессилевшее сердце начинает стучать чуть быстрее и увереннее в благодарность за те же боль, отчаянье и надежду в его глазах. — Попробуем… — кивок получается слабым, но с тем самым руатским упрямством, с которым она всегда вставала с земли. — Конечно, попробуем.