После Падения

…И искрящуюся холодом тишину осенней ночи, будто отравленным клинком, пронзил отчаянный вопль. Расколотые чувства, разбитые мысли, разорванные воспоминания! Боль, боль, боль! …Жидкое серебро, что льется с неба, протягивает к зеленым полям тысячу жадных пальцев. Нельзя допустить, чтобы коснулось травы, чтобы зарылось в землю, чтобы превратило цветущие сады в уродливую пустошь! Гнев, закипает гнев — древний враг, появившийся в небесах еще в те далекие времена, когда первый дракон унес первого всадника навстречу Падению! — и жаркое дыхание опаляет глотку, и человек кричит, и зверь под ним ревет, выпуская навстречу извивающемуся клубку огненную плеть! Блики пляшут в алых от ярости глазах, ноздри щекочет едкий запах фосфина, и торжествующе вскидывается рука — вот вам, получите, твари!.. «Проснись». …Короткий прыжок через тьму — Югот отдал приказ, Югот знает, что делает! — но вместо того, чтобы выпрыгнуть на чистом участке, в стороне от основного фронта, молодой коричневый оказывается прямо на пути облака Нитей. В последний момент испуганный дракон шарахается в сторону, вспарывая воздух бешеными взмахами крыльев, однако слишком поздно — усилившийся ветер швыряет несколько серебристых ленточек вдогонку беглецам, и небо пронзает отчаянный вопль сразу двух раненых существ, проваливающихся в Промежуток… «Проснись!» Кипящее озеро, крики людей, всполошенные вопли обезумевших файров — все мелькнуло лишь на мгновение, после чего мир сменила каменная стена Вейра, и не хватило лишь малой толики, чтобы прочная грудная клетка треснула, как яичная скорлупа… а так потерявший сознание дракон лишь тяжело рухнул в воду, подняв огромную волну. К счастью, озеро было неглубоким, и даже мелкая зеленая не смогла бы в нем утонуть — но вот голова несчастного коричневого камнем ушла на дно, и его всадник, не обращая внимания на собственные раны, сорвал ногти, пытаясь расстегнуть ремни, как можно быстрее добраться до своего друга, помочь, спасти!.. «Проснись! Это просто сон!» — …Рана весьма… неприятная, — голос целителя, усталый и слегка отрешенный, резал как ножом, углубляя и без того кровоточащую рану: не сберег, не сберег, не сберег… — но он вовремя прыгнул в Промежуток, так что крыло нам удалось спасти. На восстановление перепонки уйдет, как минимум, несколько месяцев, — после чего за несколько Оборотов ставшие невыразимо древними глаза молодого мужчины посмотрели на молчаливого всадника, сгорбившегося рядом со своим драконом, и сухой тон его слегка смягчился, окрасившись сочувствием, — но он поправится, и снова сможет летать. Поверь мне, все могло быть гораздо хуже… «С′лон!» — и, все-таки пробурившись сквозь узкий вход в комнату всадника, Гонут дотянулся до кровати в дальнем углу, на которой, постанывая сквозь зубы, метался мучащийся кошмаром человек. Правда, плеснуть на него водой или хотя бы хорошенько потрясти за плечо дракон не мог: его лапы вместе с большей частью туловища остались по ту сторону двери — поэтому его способ побудки оказался чуть более грубым… но ничуть не менее действенным! — Г… Гонут? …И вейр целителя, до самого потолка пропахший целебными травами, бальзамом из холодилки и кисловатой драконьей кровью, исчез, как и не было его — С′лон почувствовал, что лежит на холодном каменном полу, едва прикрытый одеялом, что вокруг царит ночной полумрак, а единственным источником освещения служат два огромных желто-оранжевых глаза, смотрящих на всадника с нескрываемым облегчением! «Проснулся, — зазвучал в его ушах знакомый голос, не покидавший его с самого Запечатления, и коричневый выдохнул, прикрывая глаза внутренними веками. — Не пугай меня так больше!» «Гонут», — еще не до конца выпутавшийся из тенет своего сна, С′лон, подобно слепцу, протянул руки, как никогда раньше желая коснуться мягкой кожи, прижать к себе, убедиться, что его дракон здесь, живой… Что то искалеченное, перевязанное, опоенное сонным зельем и с трудом узнающее собственного всадника существо и впрямь осталось в далеком прошлом! «Разумеется, я живой, — ворчливо ответил коричневый, явно пытаясь за резкостью спрятать волнение. — Что со мной могло случиться за эту ночь?» — но потом все же наклонился, чтобы ткнуться теплым носом в руки всадника, обдав его дыханием, в котором неприятная вонь фосфина мешалась с мускусной нотой самого дракона. Не самый изысканный аромат, но за Обороты жизни в одном вейре С′лон стал воспринимать его, как должное, так что мало-помалу колотившая его нервная дрожь пошла на спад, и он уже увереннее начал гладить широкий лоб и почесывать надбровные дуги Гонута, едва ли не больше последнего радуясь этой нехитрой ласке. Коричневый лежал неподвижно, прекрасно понимая, что сейчас очень нужен своему человеку, а мысли его, теплые и ласковые, были подобны южной реке, неторопливо несущей воды к океану — они уносили печаль, затапливали горе, развеивали все плохое, что могло быть в этом мире, оставляя лишь всепоглощающую, всеисцеляющую силу любви… «Ты спишь?» «М-м…» «Простудишься». «Спасибо за заботу». «Я серьезно. Снова кашлять будешь». «Гонут, я в порядке. Уже в порядке». «Больше не будешь кричать?» «…Не обещаю». «Мы в порядке, С′лон, — менторским тоном произнес дракон, будто наставляя несмышленыша-птенца. — Все, что было, давным-давно прошло. Эти глупые сны только все портят!» «Они не дают мне забыть». «О таких неприятных вещах? — Гонут фыркнул, заставив короткие волосы всадника встать торчком. — И зачем тебе о них помнить?» «Чтобы знать, чего ждать в будущем, — пробормотал С′лон, бережно поглаживая светлую полосу под левым глазом дракона — памятку о еще одной Нити, едва не ставшей для них роковой. — Однажды он уже подставил нас, Гонут. Я не хочу, чтобы когда-нибудь это повторилось». «Югот очень сожалеет. Он был молод…» «Он был в ответе за тебя. За нас. Они оба». «Ты слишком строг». «Тогда я мог потерять тебя, — в мысленном голосе всадника зазвучала горечь. — Я почти потерял тебя…» «Ты можешь остаться без меня, а я — без тебя всякий раз, когда мы вылетаем на Падение, — на удивление ровно ответил коричневый, и в его голосе не было слышно ни обреченности, ни печали — только непоколебимое спокойствие, подобное скалам, окружающим Форт Вейр. — Если можешь ненавидеть Нити, зачем тратить свою злость на другого всадника?» «Потому что Нити не притворяются моими друзьями, — желчно процедил С′лон. — И мне не приходится всякий раз здороваться с ними, когда я их вижу!» «Ты можешь не здороваться со С′бором, если хочешь. Но Югот мне друг. Он хороший дракон». «И ты уверен, что в следующий раз, когда мы полетим в бой, он не ошибется снова и не отправит тебя навстречу смерти?» «Нет, — как и всегда, Гонут был сама честность. — Но он сделает все возможное, чтобы этого не случилось. Ведь мы сражаемся с Нитями вместе». «Мне бы твою уверенность, — проворчал С′лон — и все же, пусть и ненадолго, но мрачная тень на его сердце отступила, сменившись добродушным раздражением. — Ладно уж, нянюшка, хватит меня пестовать. Я в порядке. Правда». «Хорошо, если так. Но я всегда рядом, если вдруг понадоблюсь». «Спасибо, Гонут. И… прости, что разбудил». «Ничего. Я рад, что тебе стало легче», — в фасетчатых глазах мелькнула слабая зелень, что у драконов приравнивалось к улыбке, после чего Гонут приподнял голову, позволяя всаднику встать. Тот с еле слышным постаныванием перевернулся на четвереньки, подтягивая сброшенное одеяло, и уже был готов забраться обратно на кровать, вытянуться во весь рост и провалиться в благословенный сон безо всяких сновидений… «С′лон…» «Ну, чего тебе?» «Я… кажется, я застрял». Всадник изумленно оглянулся через плечо. «Ты… что?!» «Застрял», — судя по всему, Гонут был изрядно сконфужен собственным признанием, и глаза его переливались всеми цветами радуги, пока за каменной стеной массивное тело топталось на месте, пытаясь выдернуть голову наружу. При этом морда дракона, обычно философски-невозмутимая, каким-то странным образом приобрела на редкость забавное выражение. С′лон фыркнул, прикрываясь рукой. Нет, нет, не сейчас, он не может!.. «Что, правда?» «Я не могу вытащить голову, — терпеливо, как и всегда, пояснил коричневый своим невозможно серьезным тоном. — Это называется «застрять», не так ли?» Всадник какое-то время еще пытался сдерживаться. Правда! Но когда его коричневый внезапно начал дуть, явно пытаясь избавиться от лишнего воздуха и стать хоть немного тоньше… А потом С′лон улыбнулся. Шире. Еще шире. Так, что изуродованное Нитями лицо на мгновение стало выглядеть почти нормально. …И ледяное дыхание тяжких воспоминаний, словно драконьим крылом, прогнал прочь раздавшийся в вейре заливистый хохот!

Конец.