Causa causarum

Он знал, что был особенным. В первый миг — тот самый, что остановил Вселенную, давая ему сойти на платформу мечты, — увидев воочию волшебника, приходившего к нему лишь в сновидениях, Зарофф понял, что являлся избранником Судьбы. И пусть его длинноухий гость был Oryctolagus Cuniculus Sapiens, для мальчика, едва ли старше двенадцати лет, появление это казалось подобно схождению божества с Небес. Всё вдруг приобрело яркие очертания, а предметы и события, ещё недавно бывшие лишь разбросанными по углам каким-то насмешливым умником банальностями, наполнились смыслом. Не зря листья в саду, мимо которых Зарофф проходил каждое утро, шептали ему о скорых переменах. Не обманули вертлявые собачьи хвосты, не лукавили кошачьи усики, вырисовывавшие на руках свои щекотливые предсказания. Мальчика ждало великое будущее. Ведь в тот миг, когда добронравный кролик в красном фраке назвался Маркизом де Хото и деловито предложил стать его учеником, внутри Зароффа зацвело дерево. Вера в собственные силы, берущая начало из нерушимых детских фантазий, и уверенные слова будущего учителя окрылили юного мечтателя. Ведь нет ничего невозможного. — Древоход, — Зарофф улыбался своим мыслям, смакуя на устах потрясающее слово, бывшее слаще обмазанной мёдом мармеладки в сахарной пудре. — Я стану Древоходом! — И будешь путешествовать по самым разным мирам, да! — с воодушевлением восклицал Маркиз. — Через порталы, врастающие корнями в саму реальность. Однако для начала Зароффу предстояло выучить множество заклинаний и овладеть соответствующими навыками. Вот только в этот раз слово «учёба» не пугала мальчика. Мелодичный свист рассекающей воздух волшебной палочки, щекочущий нос запах трав, старинные фолианты с рукописями… Необыкновенное, новое, разжигающее нетерпение в сердце начинающего волшебника. Кто не грезил о подобном в детстве? Разве сравнится освоение волшебства с утомительным просиживанием лавок, бессмысленными меловыми линиями на доске, монотонным бубнёжем преподавателя? Хуже этого были только принудительные воскресные молитвы в церкви. Но теперь в жизни Зароффа появилось новое божество, реальное, ведущее за собой в чарующие дали… Благодаря Маркизу де Хото Зарофф родился заново, но разве не бог даёт жизнь? Никакое обучение не проходит без руководства со стороны, без движения, вызываемого могучей внешней силой. Первопричина этого движения — учитель, задающий тон всему процессу. Капитан на судне образования, он твёрдой рукой поворачивает колесо штурвала, и корабль уносит невежественную душу в путешествие к свету познания. А Маркиз оказался прекрасным учителем, интуитивно чувствовавшим настроение своего ученика. Он не жалел времени для крайне понятных даже двенадцатилетнему мальчику объяснений, но и не водил за ручку через терновники трудностей. Таким образом, Зарофф мог лицезреть свои собственные заслуги, принадлежавшие ему, а не вытянутые на свет из магической шляпы учителем-кроликом, и при этом никогда не чувствовал себя брошенным на произвол. Воображения Зароффу было не занимать, но даже его пытливому детскому уму тяжело давались абстрактные представления. Особенно когда речь заходила о гипотетических числах. Весь мир состоял из них, и чем сложнее организованно существо, тем больше чисел лежало в его основе. Зарофф плохо понимал это, но знал, что должен научиться угадывать образующие цифры неодушевлённых предметов, дабы услышать их мысли. Но как достичь этого? Как найти, какое число живёт в столе, зеркале, книжной полке? А пуговице? Без этого заклинание не сложится, вот ведь беда. Промаявшись весь день, Зарофф кусал локти от досады. Он лежал в постели и с удивлением думал, что впервые за месяцы обучения не смог за отведённые сутки продвинуться ни на йоту. Разочарование в себе гложило, но ещё больше мальчика терзало упрямство. Оно подгоняло начинающего Древохода вскочить с постели, схватить с тумбочки волшебную палочку и продолжить тренировки, пока результаты перестанут чураться его. Что Зарофф и сделал. Мальчик спустился в гостиную нескромного жилища Маркиза, казавшуюся такой таинственной ночью. Каждый предмет, каждая чёрточка на полу преображались в лунном свете, как будто персонажи дальнего плана сменяли наряд. Всё выглядело иначе. Приветливое уютное кресло сейчас походило на насупившегося старика, угрюмо взиравшего на соседей. Стол совсем тонул в тенях, словно завёрнутый в одеяла больной. Неприметная днём колонна книг возле камина теперь высилась настоящей башней над тёмно-зелёным мхом ковра. Но Зароффу было не до фантазий. Он выбрал стул и принялся крутиться возле него, помахивая палочкой, прислушиваясь и присматриваясь, пока не почувствовал в комнате присутствие кого-то ещё. Увы, это был не оживший стул, тайна числа которого так и осталась неразгаданной для юного Древохода. — Не хотел вас будить, — промямлил Зарофф, знавший о строгих распорядках своего учителя. Тот не выглядел раздосадованным, и в его рубиновых глазах мальчик прочитал любопытство и как будто понимание. Маркиз и сейчас держался ровно, словно присутствовавший на приёме короля аристократ, сцепив пальцы за спиной и широко расправив плечи. До встречи с учителем Зарофф никогда бы не подумал, что кролики могут выглядеть так величественно. В большинстве сказок они обыкновенно изображались трусишками и растяпами, и потому Маркиз де Хото, могущий дать многим волшебникам фору, так восхищал начинающего Древохода. — Бессонная ночь бывает такой очаровательной, — мягким тоном проговорил хозяин дома, лёгкой походкой приближаясь к Зароффу. — Мысли об успехах препятствуют сну? Если бы об успехах… Зарофф вздохнул и покачал головой. — Не смогу спать, пока не получится разгадать хотя бы какое-то число. — Хорошо, — просто сказал Маркиз, садясь в позу со скрещенными ногами. — Посмотрим, что именно тебе мешает. Почти до самого утра эти двое провели в гостиной, сосредоточенные на деле: ученик, погружённый в процесс с головой, и учитель, терпеливо исправляющий ошибки. Они особо не разговаривали, но слова и не были нужны: достаточно взглядов и жестов, чтобы две соединённые нитями симпатий души поняли друг друга. И когда Зарофф, наконец, разгадал спрятанное в основе основ число, когда он услышал историю, до сего момента безуспешно рассказываемую стулом, это было одно из самых запоминающихся событий в жизни мальчика. А одобрительный кивок Маркиза стал самой значимой похвалой, которую его ученик когда-либо получал. — Первый шаг сделан. Чуть больше усилий в дальнейшем, и дело пойдёт быстрее. — Я научусь слышать мысли всех вещей? — переполненный радостью, спросил Зарофф. — Даже живых существ? — Возможно. Но души живых существ, по определению, не познаваемы. Они существуют apriori, но едва ли кому-то дано увидеть весь тот огромный набор чисел, что лежит в их основе, — уши Маркиза сочувствующе согнулись. Хорошо, что Зарофф был таким упрямым и не мирился с поражениями. Именно это качество легло в основу первого гвоздя, вбитого в кору Великого Древа, что связывало воедино все миры. Зарофф часто наблюдал за жителями разных миров — хитрыми лисами, умевшими нацеплять образы остальных существ, духами, милыми и неприхотливыми грызунами в смешных платьицах и штанишках, большерукими великанами и другими, обычными и не очень созданиями — и, несмотря на восторги, присущие всем юным и мечтательным мальчишкам, не мог не признавать, как просто они живут в сравнении с ним, путешествующим по мирам Древоходом. И Зарофф гордился своим представительным учителем и собой, талантливым волшебником. Помогая нуждавшимся, эта парочка обрела статус живой легенды, но мальчик чувствовал, что впереди их ждут ещё большие достижения и слава. Ведь нет ничего невозможного. — Они выглядят такими… простодушными, незрелыми, — однажды поделился Зарофф мучившими его мыслями. — Их не отягощают знания о других мирах. Некоторые даже не верят в волшебство, а нас принимают за умелых фокусников… обманщиков! — Так и есть! — Маркиз развёл руками. Его голос оставался всё таким же бодрым и звонким, благодаря чему к нему хотелось прислушиваться. — Но их легко понять. Как бы ты отреагировал, если бы к тебе вдруг пришёл незнакомец и заявил, что живущие в сказках волшебники реальны? Зарофф удивлённо воззрился на учителя. А разве не это произошло с ним, двенадцатилетним юнцом, в незапамятном прошлом? — Само собой, я бы тут же поверил ему! — Действительно, — посмеялся Маркиз, уже заметивший неудачность примера. — Но не все так же открыты, как ты. Многие из тех, кого мы уже повстречали и ещё повстречаем, живут без прикрас, без чудес, а некоторые и без волшебства. Надежда на то, что древние мифы воплотятся прямо у них на пороге или соседней улице, со временем тает. И они перестают верить. Ты не должен сердиться из-за этого. В конце концов, там, где мы проходим, сказки оживают и дарят обитателям миров радость. — Да, но… я не хочу, чтобы меня считали простым фокусником. Кролик покачал головой и задумчиво приставил руку к подбородку, рассуждая, не послышались ли ему в голосе ученика нотки затаённого презрения. Зарофф старался походить на Маркиза де Хото, начиная с осанки и заканчивая взглядами на жизнь. Мальчик осознавал, что, если он постарается как можно скорее приблизиться к образу учителя, однажды он станет таким же великим и даже превзойдёт его. Ведь нет ничего зазорного в том, чтобы равняться на лучших. Кто-то стремился походить на авторитетных родителей, кто-то — на образы кумиров, а некоторые вообще тянулись к богу, заставляя себя исполнять каждодневные ритуалы и совершать благие деяния. Зарофф же тянулся к учителю, ставшему его близким другом за годы знакомства, и убеждался, что эта зависимость куда продуктивнее и целесообразнее беспочвенной платонической любви к незнакомцам или тривиальной по всем параметрам веры в навязанного бога. К этой уверенности примешивалось осознание собственной значимости, помогавшей Зароффу взбираться всё выше и выше, к пределу возможностей, за границы которых он чаял выйти. Уверенность в собственных силах впиталась во второй проклятый гвоздь, вбитый им в Древо. И вот в честолюбивых ли или благородных целях, Учитель и Ученик набрели на Зеркало. Холодное чёрное стекло не отражало предметов вокруг, а тени, ложившиеся на поверхность, затягивало внутрь бездонного чёрного омута. И что за умник придумал зеркало, которое ничего не показывает? Но то было лишь первое впечатление. Спрятанное от посторонних глаз на отшибе миров, в обманчиво пустом и понарошку молчаливом месте, в действительности, оно отражало даже больше, чем окружавшие его симметричные линии. Ибо в нём можно было различить пространство и время — «вещи в себе», во всех их изгибах и переплетениях. И понимание того, насколько разум живых существ, их эмпирическое восприятие и вытекавшие из него знания и устремления глупы и ничтожны в сравнении с непознаваемой реальностью во всех её многогранных проявлениях, поразило Зароффа, как ударом молнией. То, о чём он помышлял все эти годы, виделось теперь жалкой пародией на то, что представляло бы из себя истинное совершенство, если бы это понятие изобрела Сама Вселенная, а не люди. Он уже был далеко не мальчиком, однако только сейчас узрел, что ему по-настоящему нужно. Но даже не это переломило мировоззрение Древоходов. Помимо необъятной реальности они увидели в Зеркале собственные души, такие же многогранные и непознаваемые. Весь тот набор чисел, из которого складывалась целостность духа, разом хлынул в сознание наблюдателей. Всё — от зародышей мыслей, нераскрывшимися бутонами застрявших в глубине сознания, до чёрных трещин, покрывавших само естество посмотревших в Зеркало смельчаков. И осознание этого было слишком велико для разума смертных путешественников между мирами. Маркиз де Хото также увидел бренность законов, зыбкость морали и бестолковость идеалов. И засомневался в традициях Древоходов. Зарофф не мог не заметить эти перемены в учителе, и его это приводило в ярость. Великий волшебник, бывший примером для своего ученика долгие-долгие годы, намеренно отверг всё, что ранее почитал и превозносил. Зарофф не мог смириться с этим. — Скажите, что я могу сделать для вас? — вопрошал он, изучая лицо Маркиза, на котором застыла печать отстранённости. — Я могу чем-то помочь? — Нет. Ты не можешь. Сомнение, разобщившее, вмиг раскидавшее преданных друзей по углам, сложилось в стержень третьего проклятого гвоздя. Как удивительно несправедлив во всех мирах и междумирьях закон о прочности построенного. Можно днями и ночами корпеть над сосудом, по кусочкам вылепливая из бесформенной грязи произведение искусства, а затем одним неосторожным движением смахнуть свой шедевр на пол. То же справедливо и для копившихся годами убеждений. Люди замечают повторяющиеся события, которые затем трактуются как закономерности. Из того, что так было в прошлом, методом индукции делается вывод, что так будет и в будущем. Но это неправда. Достаточно одного единственного наблюдения, чтобы опровергнуть целое утверждение. Зарофф испытал на себе силу этого правила. Споры с Маркизом рождались ежедневно, и вопросом времени стало ожидание окончательного раскола между ними. Самоуверенный кролик в красном фраке с горечью замечал, что некогда понятливый ученик, посмотрев в Зеркало, лишь ещё больше запутался в предубеждениях. И тьма в душах обоих продолжала расти… Позже Зарофф часто вспоминал свои путешествия с учителем и недоумевал, как допускается на этой земле, что одним движением можно забрать всё то, что копилось десятками лет? Почему одного вихря достаточно, чтобы разрушить дом, выстроенный из множества кирпичиков? Почему одно движение пером перечёркивает весь смысл состоящего из сотен букв текста? Как единица может преобладать над остальными цифрами и числами? И что есть эта единица — бог, случай, разгневанный учитель, мановением руки лишивший ученика возможности с помощью деревьев-порталов переходить из мира в мир? Застряв в родном мире, Зарофф утратил всё своё волшебство, а вместе с ним погибло и то цветущее дерево в душе некогда восторженного мальчика. «Нет ничего невозможного!» — говорил Маркиз де Хото. Ирония заключалась в том, что невозможности не существовали только для него, но к Зароффу это не относилось. И эту несправедливость последний не мог простить. Кто способен вынести, когда после открытых длинноухим волшебником с добрыми красными глазами чудес он же, подобно капризному божеству, прячет всё это обратно в магическую шляпу? Как можно уживаться в обыденном, построенном на шарлатанстве и лишённом истинного колдовства мире, после того, как видел сотни живописных, необыкновенных, восхитительных мест, сплетённых воедино корнями могучего Древа? Это хуже, чем проснуться после самого прекрасного сна и осознать его нереальность. Хуже, потому что жизнь Зароффа не была сном. Бог умер. Пора взглянуть на уродливую реальность. Отчаянье сломало бы любого человека, но Зарофф ведь являлся великим учеником великого учителя. Хотя глубокая обида и стала источником магии четвёртого проклятого гвоздя, которое обозлённый несправедливостью старик впоследствии вобьёт в ствол, словно в плоть своего падшего божества, Зарофф не сдался. Нет, он искал, и крайне долго, способ открыть портал и вернуться туда, где талант Древоходов проявился бы вновь. Не желавший понимать, что стал жертвой не эгоизма Маркиза, а Зеркала, извратившего душу его учителя, бывший волшебник готовился с чужой помощью проникнуть на поляну к Первому Древу и наложить заклятье на все волшебные миры. Так, тут и там стали появляться афиши о скором выступлении Великого Зароффа, непревзойдённого иллюзиониста.