Последний Хранитель

В небольшую выбоину в двери заглядывает искаженное от страха лицо, а ниже видно, что узнаваемые красные одежды с изображением большого молота покрыты кровью и потом. Последнее, он скорее ощущает — разит так, что даже через закрытые двери слезятся глаза. И если бы не чрезвычайные обстоятельства, да и что тут говорить — его вина и его глупость, он ушел бы безо всяких угрызений совести. Но у Хаммеритов есть то, что ему сейчас необходимо. Вражда забыта, и железные ворота Крагслефта — мрачной тюрьмы — уже не маячат за спиной настырной угрозой. — Мы теперь не враги, вор. И мы поможем тебе. Но ты должен вернуть нам Первосвященника, его утащили эти богомерзкие твари! Только он знает, как... Лицо искажено то ли от ненависти, то ли от омерзения, то ли от страха. А возможно, и от всего одновременно. — Куда утащили? — деловито спрашивает Гаррет, прикидывая, сколько шансов у Первосвященника остаться в живых в руках у Трикстеровских порождений. — Его ранили. Иди по тропинке из следов крови и найдешь. А потом мы расскажем тебе, как остановить Трикстера… …Первосвященник находится в окружении странных молотоголовых тварей — самых опасных и самых живучих. Живой, его не тронули, верно, чего-то ждали. Будь Гаррет Трикстером, ему бы и в голову не пришло использовать для ритуала глаз какого-то воришки. Гораздо символичнее было бы убить Хаммерита — его заклятого врага. Но безумный древесный бог так же эксцентричен, как и его особняк. Гаррет сломал всю голову и логику, пытаясь выбраться из комнаты, где пол заменял стену, а дверь призывно зияла на потолке. …Когда твари уничтожены, а сбежавшиеся на звук битвы огромные обезьяны распуганы несколькими огненными стрелами, Первосвященник поворачивается к Гаррету измученным болью лицом и шепчет, глядя на обезображенный глаз, о будущей великой благодарности. Благодарность неприятно холодит еще не зажившую глазницу, но Артемус обещает, что никаких осложнений не будет. Заодно рассказывает о новом пророчестве, в котором Гаррету суждено сыграть свою роль. Как же Гаррет ненавидит пророчества. Но зато теперь он может видеть механическим глазом в темноте, приближать фокус и с помощью круглых портативных камер заглядывать за угол, находясь вдалеке. Если бы не неестественный ярко-зеленый цвет зрачка, Гаррет считал бы это достойной заменой. — Мы теперь не враги, Гаррет. И мы благодарны тебе за все. Ты спас нас от дикого бога. Первосвященник все говорит и говорит, щедро орошая старую каменную церковь высокопарными словами. А за его спиной блестит золотая статуэтка с драгоценными камнями в глазницах. Пожалуй, неплохая оплата за его труд… — …Проклятый вор!.. Ты сгоришь в печи Строителя!

* * *

— Мы больше не враги, Гаррет… От могучего, векового ствола отделяется изящная фигура, чарующий голос узнаваем до боли в глазу, но она все так же умопомрачительна красива. Длинные, густые темные волосы, яркие зеленые глаза — ведьминские. У Виктории все слишком, все чересчур. Чересчур идеальные черты лица, чересчур яркие губы, большие глаза. Такие он встречал только у Артемуса, но он не в пример отвратительнее дриады. Чересчур красивая фигура, и еще она чересчур раздета. Гаррет пятится, осознавая, в какую ловушку попал, но не может отвести глаз он упругой груди. Ему жарко. — Что было, то прошло, Гаррет, — низким, прекрасным голосом шепчет Виктория. — Мы оба не любим друг друга, но сейчас только у нас есть шанс остановить безумца. Время забыть все прошлые обиды. Он с трудом переводит взгляд с восхитительных сосков и тут же попадает в плен полных, темно-красных губ. По ее телу проходит дрожь, и Гаррет отшатывается, когда белоснежная кожа становится темно-коричневой, древесной, а глаза начинают светиться кроваво-алым. — Так тебе легче соображать? — в ее голосе нет ни капли раздражения, но и ни капли поощрения тоже нет. — Да, спасибо… — Тебе нужно найти брата Кавадора, он возглавляет проект «Цетус», нам нужно знать что это такое. И как Каррас собирается его использовать. Мне нет хода в Город сейчас, но ты, Гаррет, умеешь прятаться… уж я-то знаю. Проект со странным, скрипящим на зубах названием оказывается огромным, железным кораблем. Никогда еще Гаррет не видел, чтобы такая груда металла держалась на воде, но Механисты знали свое дело и железная лодка, вопреки ожиданиям Гаррета, не тонула. Он никогда столько не плавал, и уж точно никогда не плавал бесшумно. Но чего только не сделаешь, когда по подземной пещере расхаживают огромные, смертоносные роботы, как заведенные восхваляющие отца Карраса. Один-единственный лишний звук — и в него полетят взрывающиеся снаряды. Но вход находится сбоку длинного днища, а укрытием прекрасно служит небольшая транспортная камера, где он находит странную, но наверняка нужную вещь… — Я больше не могла сидеть в бездействии, — театрально заламывает руки прекрасная Виктория. — Безумец хочет уничтожить все и править своими глупыми железками! То, что ты нашел — это ржавильный газ, и он губителен для всего живого. Помнишь тех странных слуг, что Каррас раздарил дворянству на прошлом приеме? Когда все соберутся в Энжелворче, он использует их и пустит газ по всей башне, а потом и в Город. И все погибнут. — Но паниковать все же не стоит. — Дриада сегодня одета, и сосредоточиться гораздо легче. — Я проведу тебя куда нужно, и мы разберемся как остановить Карраса. Но у Виктории другие планы. Ее глаза горят решимостью и фанатичным огнем. — Я знаю, как его остановить. Мои растения впитают в себя газ и нейтрализуют его. Хоть и погибнут потом… но эта потеря восполнима. — Это безумие, Виктория! Когда он проникает во двор Энжелворча, Виктория умирает вместе со своими растениями — несломленная, но просчитавшаяся. Газа оказалось слишком много, и теперь он разъедает ее прекрасное тело. Гаррет в первый раз чувствует, как его наполняют отчаяние и досада одновременно. И чего там больше — он не хочет решать прямо сейчас. — Что ты наделала?! — Ты должен остановить его, Гаррет… Я ошиблась… Каррас, такой же несломленный, но безумный, погибает в лапах своей же ловушки, и снова Артемус идет рядом с Гарретом, мягко рассказывая о новом пророчестве. Но сейчас Гаррету плевать на пророчества. Ему хотелось бы снова услышать полный ненависти и презрения прекрасный голос, повторяющий: «Вор! Вор! Пусть Трикстер сожрет твою грязную душонку!». Но слышен только спокойный голос надоевшего до зубного скрежета Хранителя.

* * *

— Мы никогда не были врагами, Гаррет… — разъяренный голос Орланда разносится по круглому кабинету Первого Хранителя. — Но если ты будешь читать то, что тебе не дозволено, нашей дружбе придет конец. Тебе понятно? — Вполне, — невозмутимо отвечает Гаррет, беря из рук Орланда пергамент с разрешением почитать кое-какие книги. Разумеется, он не ограничивается десятком не слишком интересных фолиантов, а залезает в Тайную библиотеку Хранителей. И разумеется, никто ничего не замечает. На этот раз Артемус является к нему до начала очередной кровавой истории и сообщает, что Гаррету разрешено послушать последнее пророчество. Но для начала он должен добыть кое-что для них. Священный Потир святого Эдгара и лапу Джекнелла, похороненную где-то под землей в катакомбах Язычников. Воровать, как всегда, оказывается легче, чем уничтожать обезумевших фанатиков, и вскоре оба предмета оказываются на столе перед Артемусом, а Хаммериты с Язычниками, забыв о заверениях в вечной дружбе, объявляют ему вендетту. Но история снова повторяется, и чтобы разобрать туманное пророчество, Гаррету снова нужно кое-что достать. На этот раз старинную книгу — Компендиум Бесчестия, ключ от которой хранится в проклятом корабле. Корабль населяют зомби, и Гаррету чуть не по себе пробираться узкими коридорами под хрипы погибшей команды. Но на мертвецов он насмотрелся еще в Бонхарде, и держать себя в руках несложно. Ниточка следа выводит его в особняк вдовы Мойры — жены погибшего капитана. И на этот раз Гаррету еще более не по себе. Наводнившие дом друзья погибшего готовы разворовать все и оставить несчастную, спятившую женщину ни с чем. У Гаррета же не поднимается рука забрать последнее, и мешок с золотом остается в тайнике. А ключ и чуть позже добытая книга так же ложатся на стол Хранителей. «Когда остановится течение времени… единственный… будет указан……враг будет… указан… чтобы все могли видеть…» Угасающие слова толковательницы Кадуки угасают вместе с ее жизнью. Кто-то убил несчастную женщину, пока Гаррет, устав от бесконечных разговоров Хранителей, останавливал время. Враг указан, и разрушенная часовая башня указывает шпилем прямиком на кабинет Первого Хранителя Орланда. Первый Хранитель Орланд в ярости, и дружба тает под тяжелыми кандалами, замкнувшимися на запястьях Гаррета. Разумеется, открыть их не составляет труда, и вскоре Город наводняют Исполнители, ведомые одной целью — убить. Убить уже его, Гаррета, мол, доигрался. Брат и Предатель. Но кто же это? Это старая ведьма Гамалл, накинувшая на себя кожу давно убитой сироты Лорил, выпустившая в Город ожившие каменные статуи, которые начали уверенно теснить Исполнителей и имеют гораздо больше шансов добраться до Гаррета. Он опаздывает с новостями — в Цитадели Хранителей кровавое побоище, что устроила Гамалл, стоило Гаррету вернуть несчастному духу Лорил власть над телом и своей смертью. А еще в Цитадели Хранителей растерянный Орланд. — Ты должен остановить ее! Это ты все начал! — его голос срывается, а у Гаррета нет выбора. Артемус — единственный друг — пропал, стоило Хранителям обвинить Гаррета в убийстве, и теперь у него не у кого спросить совета. Статуи и ведьма охотятся на него и не остановятся, пока не уничтожат. Гаррет уже знает, как будет: он остановит Гаммал, и Хранители вновь будут уверять его в вечной дружбе… до следующего раза. Эта игра привычная и немного забавная. Но все выходит не так. В последний раз появляется Артемус, чтобы дать такой необходимый совет. В следующий раз Гаррет уже видит кожу Артемуса, которую вероломно натянула на себя Гамалл. В последний раз он видит и Орланда, который своей смертью выигрывает для него время для побега. Последний раз в Городе появляется магия Хранителей, чтобы забрать с собой себя и весь орден в придачу. И Гаррет остается Последним Хранителем. Город замирает… и продолжает жить дальше — осиротевший и покинутый. А Гаррету впервые нестерпимо больно. Хранитель — лучший, которого он знал, не смог сохранить сам себя.