Салки

      Давина сидела на диване и, вытянув ноги, утянутые черными колготками, и положив их на мягкие подушки, листала журнал. Ей было неинтересно, ей было все равно. Яркие картинки на страницах глянцевого журнала доставляли ей некое удовольствие, успокаивали и забавляли, помогая проводить свободные часы с пользой. Она не любила двигаться, скакать и прыгать. Она любила спокойно сидеть или лежать, наслаждаться тишиной. А еще она любила, когда он лениво целовал ее, а она в свою очередь снисходительно отвечала.        Без сомнения, он ее любил. Больше, чем чистую выглаженную одежду или, положим, вкусный завтрак. И Давине этого было вполне достаточно. Иногда он вредничал, как шестилетний, и не соглашался с ней, капризничал, желая, чтобы его уломали, уговорили. Ее нервировала эта черта характера Калеба, а вот он наоборот — был сильно доволен тем, что его хорошо продуманные шалости все-таки удавались. Он всегда кратко и самодовольно улыбался, наблюдая, как доведенная девушка уходит прочь, цокая каблуками любимых туфель.       Иногда и она любила издеваться над парнем. Но не так извращенно и продуманно. Давина просто брала книгу с полки и швыряла прямо в него, не сильно задумываясь, куда целится, в плечо или, может, в голову. Еще ей очень нравилось наступать ему на ноги, пачкать чистую одежду карамельным мороженным (она его обожала), давать подзатыльники без предупреждения и случайно проливать кофе на белые рубашки, которые он носил по выходным.       И вот, в этот раз она листала свой журнал, ожидая, когда Калеб приедет к ней, на другой конец города, как они и договорились прошлым вечером. Они жили довольно далеко друг от друга, но парень всегда считал своим долгом самому приезжать к девушке. Она благодарила его за это.       Послышался стук в дверь, и Давина, бросив журнал на диван, грациозно спустилась на ноги и направилась открывать гостю. Когда дверь открылась перед ним, парень кивнул, ухмыльнулся, и вальяжно перешагнул порог. Тонкий запах ароматических свечек, которые девушка любила даже чуть больше, чем самого Калеба, мгновенно коснулся его чуткого обоняния. Помнится, он как-то подарил ей такую…       Он шагнул еще глубже в комнату, стянул с плеч осеннее пальто и бросил на спинку дивана. У Давины было уютно. Уютнее, чем в доме его родителей. Хотя бы потому, что она жила одна. Небольшая, но просторная квартира была обставлена со вкусом: пейзажи густых лесов на стенах; приглушенный свет красивой люстры, висевшей на потолке, прямо над диваном; задернутые шторы шоколадного цвета, преграждающие путь свету, желающему проникнуть внутрь квартиры; низкий журнальный столик у дивана со стеклянной поверхностью, на котором стояла пустая керамическая кружка из-под кофе. Она и кофе любила. По сути, комната делилась ровно на две части: первая — гостиная, вторая — кухня. Минимализм в интерьере был Давине к лицу, однако теперь, казалось, этот дом приобрел полноту картины с приходом молодого человека.       Он опустил руки в узкие карманы темно-синих джинсов и обернулся. Давина, не глядя на него, прошла мимо, задев плечом его локоть, после чего бросила: «Извини».        — Не извиняйся, ты же специально, — вновь усмехнулся Калеб и последовал за ней на ту половину комнаты, что была кухней. Скрипнула дверца серванта, откуда Давина вынула стакан для скотча. Наполнив прозрачное граненое дно стакана кубиками льда, она умелой рукой плеснула напиток, после чего закрутила полупустую бутылку и подвинула стакан ближе к парню. Он благодарно кивнул и взял виски, но пить не стал.       - А почему только мне?       - Я уже выпила кофе.       Девушка наклонилась над кухонной тумбой и подперла лицо ладонями. Теперь ее миловидное личико стало как будто тоньше, а четкие линии скул смягчились, придав пухлым губам менее внушительных размер. Да, Давина являлась обладательницей красивых пухлых губ, которые достались ей от природы. В детстве она много переживала по этому поводу, но, встретив такого красавца, как Калеб, оценившего ее прелести, девушка распрощалась со всеми комплексами навеки вечные. Что уж говорить о низкосортных замечаниях ее однокурсниц, которые, думала Клэр, они делают за ее спиной из-за зависти. Калеб об этих слушках не знал, зато темы, обсуждаемые среди его приятелей, что за его спиной, что в его присутствии, были парню доступны. Давина привлекала большое внимание противоположного пола в университете и не могла не услышать вдогонку, идя по коридорам, свист или какие-либо восклицания типа «горячо», «красотка», куколка». И она была красоткой. Действительно была. Поэтому, когда все узнали, что она и отличник из богатой семьи Майклсонов отныне «ходят под ручку», то были сильно удивлены. Похоже, что пересмотрев кучу американских фильмов, где сценаристами используется излюбленная сюжетная линия, в которой высокомерная «королева» школы влюбляется в ботаника или мачо с большой репутацией сходится с дурнушкой, студенты не могли принять союз Давины и Калеба как данность. Такие, как они, не встречаются долго. Такие, как они, не могут любить друг друга по-настоящему. Такие лишь лицемерят и лгут окружающим, они играют роли и пытаются заставить остальных поверить в эту игру. Но они не пытаются. Уже три года мисс Клэр и мистер Майклсон делят статус парочки, и именно в этот день у них годовщина отношений.       Парень присел на барный стул на высокой ножке и тоже облокотился на столешницу. Он, редко моргая, потягивал крепкий виски и неотрывно глядел на Давину своим томным прожигающим взглядом. Тогда она сглотнула и опустила веки.       - Чего ты пришел? — спросила она, облизнув накрашенные темного цвета помадой губки.       - Мы вчера договорились, помнишь? Я еще обещал принести тетрадь по экономике, — он слегка нахально улыбнулся. — Только ее я забыл дома.       - И зачем тогда явился? Мог бы возвращаться обратно, как вспомнил. Я бы пережила.       - Ну, чего ты сердишься? Я же каждую субботу прихожу к тебе, ты поишь меня виски, бездумно хлопаешь глазками, иногда позволяешь прикоснуться к себе… Как на счет сегодня? Я заслужил?       - Вот сдам сессию, — узнаем, — отстранено произнесла она, вздернув круглый носик. — Но ты только не расстраивайся, хочу, чтобы ты остался на ночь. — Она в раздумьях закусила нижнюю губу.       Волосы на затылке Калеба встали дыбом от легкого холодка, прошедшего по его телу, и сам он моментально выпрямился, бесшумно опустив стакан на столешницу. Он был в недоумении.       - Почему?       - Ты, верно, не знаешь, и сама я не знала, но, заглянув в ежедневник, обнаружила старую запись, — она резко подняла на него взгляд. — У нас сегодня третья годовщина.       Калеб спустился со стула и быстро приблизился к девушке, обогнув тумбу и скользнув рукой по ее поверхности. Давина хоть и продолжала безразлично глядеть в его глаза, затаила дыхание.       - И ты что же… Ты решила поздравить меня сеем образом?       - Фу, — выдохнула она, словно плюнула, — не опускай меня так низко, Калеб. Я, может, и ношу мини юбки, строю глазки преподавателям, но в сущности такой гадостью не являюсь.       Он усмехнулся и провел большим пальцем левой руки по подбородку. Он всегда делал так, когда думал о чем-то.       - Чем же будем заниматься, милая? Нельзя такое событие оставлять без должного внимания.       - Именно. Поэтому поиграем, а потом ляжем спать. Мне завтра на работу, так что хотелось бы выглядеть получше беспризорницы.       - Когда ты говоришь так, то напоминаешь мне сестру, — тень отвращения легла на лицо юноши. — Не надо. Ты всегда прекрасна.       - Спасибо, — она довольно улыбнулась, опустив глазки. — Но спать все же надо.       Они перебрались на диван и провели почти целый час болтая. Калеб рассказывал девушке, что с ним происходило всю неделю, пока она ходила на занятия, а он где-то пропадал. Преподаватели совершенно не одобряли такое поведение студента Майклсона, решив, что он поступает подобным образом потому, что считает себя гением, и поэтому ходить ему стоит только на экзаменационные работы, чтобы таким образом напоминать всем о том, что он числится в заведении как студент. Давина переживала по этому поводу меньше преподавателей, однако ей все же не хватало того, кто всегда даст списать, и поможет, если что, с подготовкой к тестам. С ней он занимался за даром, не требуя в замен ничего.       - Так что, — Калеб перевел тему, закончив рассказ о своем недельном пребывании дома, — играть мы будем?       - Непременно, — кивнула Давина.       - И во что же? В салочки? — он усмехнулся, взглянув на девушку исподлобья. Та поднялась с дивана и поправила юбку, после чего опустила руки на бедра. Подбородок ее был слегка вздернут, из-за чего казалось, будто смотрит она на него своими кошачьми с зеленым отливом глазами свысока. Впрочем, так и было.       - А пусть и в салочки.       Взгляд Калеба вновь наполнился пылающим огнем и дикой жадностью. Хотя, казалось, в чем причина, — она одета и ничего пошлого не сказала. Однако ничем тугой узел в низу живота парень ослабить не мог.       - И кто водит? — спокойно и хрипло отозвался он, наклонившись чуть вперед, словно волк, готовящийся к прыжку за добычей.       Давина улыбнулась уголком рта и шагнула назад, не глядя. По лицу ее было видно, как резко заметался взгляд, а опустив глаза на грудь, можно заметить, как участилось дыхание. Она тоже завелась, словно двигатель, от предчувствия предстоящего поединка. Или, быть может, танго…       - Вижу, — сглотнула она, — ты хочешь.       - Хочу.       Она звонко засмеялась и бросилась бежать в другой конец комнаты, как можно дальше от него, чтобы не попасться. Поздно спохватившись, Калеб широко усмехнулся и, облизнув губы, кинулся за девушкой. Та проворно скакала из одной стороны в другую, пролезала под столом, когда он загонял ее в тупик, пыталась напугать и запутать, хватая разные предметы с их постоянных мест, совсем забыв о том, что терпеть не могла подвижное время препровождения. А Майклсону эта забава оказалась по душе и, более того, развеселила настолько, что тот позабыл о бремени постоянной лени.       Когда они в третий раз пробегали мимо дивана, Давина поняла, что сплоховала, не догадавшись о том, что вряд ли парень в третий раз позволит ей ускользнуть так просто. Но не будь Давина Давиной, если б за секунду не придумала, как выкрутиться из ситуации. Она обернулась к полке, мигом нашла глазами предмет потяжелее и, быстро схватив его, швырнула в сторону Калеба. Тот хоть и привык к подобного рода выкрутасам с ее стороны, волшебником не был и не мог заставить этот предмет испариться, поэтому пришлось его поймать. И пока он это делал, довольная Клэр ринулась в спальню. То было глупо, потому что оттуда уже выхода не было, а запереться в ванной комнате было бы еще глупей. Парень быстро бросил ношу на журнальный столик и, усмехнувшись, спокойным шагом последовал за своей жертвой. Когда он ступил на порог комнаты, поглощенной тьмой, в которой пряталась Давина, прижавшись спиной к холодной стене, обклеенной нежно-желтыми обоями. Она прерывисто дышала через приоткрытый ротик, силясь быстро придумать, как выкрутиться теперь, а Калеб тем временем, смакуя, наблюдал за беспомощной шатенкой, опершись на дверной косяк.       - Попалась, — сказал он и двинулся навстречу к ней.       Давина напряглась и кинулась прочь, но твердый хват мужской ладони остановил ее и резко пригвоздил обратно к стене. Она издала нечто, подобное писку мыши и зажмурилась.       - Ну, и куда ты теперь? — самодовольно, с видом настоящего победителя он вскинул брови.       Калеб держал девушку крепко, почти сдавливая хрупкие плечи, не допуская возможности извернуться или сбежать. Она же вцепилась в его плечи, закрытые белой выходной рубашкой. Она хватала воздух ртом и, распахнув глаза, уже не могла оторваться от яркого взгляда его глаз, находящихся так близко. Теперь он действительно поймал ее, она проиграла. Но ведь это еще одна вещь, которую она не любит.       Выжидая, когда расслабится тело парня, Давина молча склонила голову и уткнулась в его плечо, до которого только и доставала. После нескольких секунд, наполненных последними шумными вздохами, он, наконец, ослабил хватку, ладони медленно покатились вниз по идеально выпрямленной спине Давины. И вот, почувствовав, что Калеб совсем не опасен, она подняла голову и посмотрела ему в лицо прямым взглядом, протянув ладонь к четко вырисовывающейся скуле, и мягко коснулась ее, проведя кончиками пальцев вдоль. Вот он уже готов был наклониться ниже, как вдруг Давина резко, со всей силы, на которую только была способна, оттолкнула молодого человека от себя, проворно выбравшись из его полу объятий, и, проскакав ногами по идеально застеленной постели, выскочила прочь из спальни. Калеб выругался; как мог он купиться на такую безжалостную уловку.       Охваченный негодованием, парень твердо зашагал вслед за сбежавшей от него Клэр, намереваясь вновь догнать и на сей раз не позволить себя одурачить, как какого-то идиота. Та уже вновь веселилась, задорно плясала, ухмыляясь, и выжидала новой попытки парня кинуться за ней. Он ждать, напротив, не стал. Просто кинулся за ней, напугав, заставив стаю мурашек пробежаться вверх и вниз по всему ее изящному телу, и, убегая, запнуться о край белого ковра. Тогда-то он ее и настиг. Схватил, прижав к себе, насколько это было возможно, сжав в кольце рук, и, не удержавшись на ногах, они оба перевалились через невысокую спинку дивана прямо на сиденье. На секунду Давине показалось, что она грохнется вместе с Калебом на пол, однако скатился только он и, тут же забравшись обратно на диван, придавил слабое тело девушки своим, удерживая при этом ее тонкие запястья, увешанные разными звенящими браслетами, наверняка лишив бедняжку пути к отступлению. Она, казалось, была разбита.       Все-таки проиграла.       - Сдаешься? — выдохнул он, наблюдая за тем, как глаза Давины мрачнеют от отчаяния и затухают под напором его яростного взгляда. Куда же пропала вся ее игривость, вся задорность, оставив после себя лишь тонкий намек в воспоминаниях Калеба.       Темноволосая нервно прикусила губу, с которой слизала уже практически всю помаду, и неровно выдохнула через нос, не прекращая зачарованно смотреть в томные прелестные глазки юноши, который, до боли сжав челюсти, чего-то молча ждал. Какого-то сигнала о том, что делать дальше. Высокое напряжение, больше похожее на электрическое, чем на физическое напряжение тела, пронизало обоих насквозь, разнеся все внутри в хлам, как после урагана. Давина, не показывая страха и бушующего волнения, смогла вытащить одну свою стройную ножку из-под нависающего над ней тела парня и намеренно медленно, дразня и уламывая Калеба потерять контроль, провела голенью вдоль его бедра, потом дальше вниз и снова наверх. План ее удался, и коленки Майклсона дрогнули и подкосились, заставив парня припасть своим телом к телу желанной девушки еще плотнее. Они были недалеко оттого, чтобы сильно столкнуться лбами, но ловкость и быстрая реакция самодовольного Калеба спасла и его, и Давину от такой болезненной участи. Конечно же, он знал, что это все ее рук, вернее, — ног дело, и в наказание за это он не станет спрашивать у Клэр о разрешении на поцелуй. Он просто возьмет то, что хочет, возьмет то, что уже три года принадлежит ему.       Но Давина, опережая мысли и действия парня, сама потянулась к его тонким горячим губам, желая вкусить, наконец, всю прелесть страстного французского поцелуя, в которых он был так хорош. И хоть она никого прежде в жизни не целовала, кроме этого засранца, что давил в настоящий момент на нее всей тяжестью своего тела, была убеждена, что другого такого мастера в своем деле будет очень сложно найти; или даже невозможно.       Успев кратко улыбнуться, Калеб наклонился навстречу девичьим губам и припал к ним крепко и жадно, неожиданно осознав, что она ему нужна куда больше кислорода и всех этих детских игр, в которые привык играть почти каждый день. Она была кислородом, она же и была главной игрой его беспричинной жизни. В ней он нашел равного соперника и в то же время того, кому не стыдно проиграть. Ведь она такая живая и всегда рада принять вызов, даже если поначалу сопротивляется, отнекивается. То холодная, то живая и горячая; то колючая и сухая, то нежная и ласковая. Состояние и настроение Клэр было всегда очень сложно определить, ведь оно менялось в независимости от окружения, среды и прочего. Просто потому, что тоже играла. И играла, надо признать, не хуже великого мастера Калеба.       Но теперь, контактируя друг с другом чуть ближе, чем соперники, соединяясь так, что кипела кровь, выступали вены, трескались от напряжения кости и кружилась голова, играть было незачем, некогда, невыгодно. Она уже открыла врата к своему маленькому драгоценному сердцу, а он убрал щиты, что всегда защищали его во время неравных боев. Так понимали они свободу. Свобода была в безопасности.       - Калеб…       Она нарушила затаившуюся тишину в доме протяжным стоном его имени, продолжая втягивать воздух сквозь сжатые зубы, когда он укусил нежную кожу на шее девушки, после покрыв красный след своего преступления легким касаниям влажных губ. Прежде никогда его ласки так настойчивы не были, а обладать ей настолько сильно он не желал и знаков не подавал ни разу. Иногда ей даже казалось, что он с ней только для виду, для полного уюта, ведь девочка она красивая и глаз радует. Зря она вообще об этом думала.       Калеб целует ее и проводит руками по ее дрожащему телу вверх и вниз, сминая тонкую шерстяную кофточку, задирая юбку все выше и выше. А она порывисто отвечает на поцелуи, цепляется за отвернутый ворот рубашки, запускает ладонь в его шевелюру, тянет, накручивает на пальчики, гладит плечи, спину, порой даже добирается до кожаного ремня с блестящей пряжкой, на которой выгравировано: «The King». А ей не обязательно было расстегивать этот ремень, чтобы стать the Queen.       Вот он что-то неразборчиво шепчет и сползает ниже, оставляя прохладный след губами на ложбинке, расположенной между ее ключиц. Давина хочет взглянуть ему в глаза, увидеть там объяснения тому, что происходит с ними, но вместо этого отчаянно запрокидывает голову, немного выгибаясь спиной навстречу щекочущим, ласкающим рукам Калеба. Она не может понять, что он там вытворяет с ее телом, нервами и чувствами, но без сомнения делает он это мастерски. А главное, — получает удовольствие от каждого вздоха, томного стона и резкого ответа ее дрожащего тела на его прикосновения. Он гладит, выводит пальцами спирали, восьмерки, целует, обжигает, издевается, дразнит, мстит за каждую испорченную рубашку, за каждый подзатыльник, отдавленную ногу, за потраченные на раздумья и догадки, как расположить к себе, часы, за все, все, все, что натворила, за все, — что заставило его мучительно полюбить ее. Знала ли она об этом? Ну, конечно же, знала.       Еще один вздох, еще один рык, еще одна сброшенная на пол часть гардероба… Давина решительно притянула его к себе и, прежде, чем поцеловать, одобряющим взглядом проникла в душу Калеба, повторно перевернув там все, как ураган.

***

      Раннее утро, в квартире снова тихо, по-прежнему занавешены шторы. Майклсон спит, как убитый, на ковре, у дивана, накрытый теплым одеялом, которое Давина принесла из спальни, проснувшись, вместо того покрывала, стянутого ими ночью с дивана. Он выглядел так безобидно во сне, зажав руки между коленок, причмокивая и морща носик, словно младенец. А Давина уже успела умыться, выпить любимого кофе, собрался на смену. Он проснулся и увидел очертания стройных ножек, удаляющихся от него в спальню напротив. Тело пронзила легкая истома, он потянулся, зевнув. Лень вернулась к Калебу с наступлением нового дня. Но он преодолел ее и поднялся, быстро нашел свои джинсы, что валялись в ногах, надел, подхватил белую мятую рубашку и, поднявшись с пола, направился за Клэр, облизнув губы.       Она слышала шорох его ленивых шагов и томное спросонья дыхание, но не обернулась, лишь стояла посреди комнаты, у подножия кровати, и глядела на толстую книгу с пустой кожаной обложкой в руках. Краткая улыбка не выражала ничего отрицательного.       - С пробуждением, — бросила она ему через плечо, когда Калеб приблизился почти вплотную. Он прижался грудью к ее ровной спине и опустил руки на тонкую талию, повязанную ремешком от платья.       - И тебе доброго.       Он уткнулся носом в шею Давины и с наслажденьем вдохнул аромат кофе, который всегда был неотделимой частью ее бытия. Вдоль позвоночника девушки прошлись мурашки, вызванные его легким прикосновением и соприкосновением его обнаженного торса и ее закрытой спины. Даже сквозь ткань она ощущала жар его кожи и движение напряженных мышц.       - Что это? — спросил он, опустив подбородок на плечо девушки.       - Мой ежедневник, — безразлично бросила она в ответ.       - Тот самый? — Калеб отобрал книгу и, отстранившись от Клэр, стал быстро листать в поисках какой-либо информации. Но он не нашел. Ничего не нашел. Тогда недоуменный взгляд, полный непонимания и волнения, обратился к Давине, заставив и ее взглянуть в ответ. — Но он же пустой.       Давина счастливо улыбнулась и склонила голову набок, после чего, слегка смутившись, сказала:       - Я знаю.       И тогда, все поняв, он улыбнулся тоже.