Этой ночью

      Девушка зашла в тёмную палату. За окном уже давно мерцают звезды, а медсестры разошлись по своим рабочим местам, где отчаянно пытаются не уснуть. Но Марине не спиться. Без него не спиться.       За день было выплакано слишком много слёз, отчего покраснели глаза, а на губах нет и тени улыбки. А когда девушка видит его на больничной койке, то сердце и вовсе сжимается, а из горла норовит вылететь вскрик. Но он застревает где-то внутри. Нет, шуметь нельзя, иначе этой ночью ей вновь не удастся заснуть.       А ведь ещё утром всё было хорошо, и на месте тьмы, что окружает их, было яркое солнце. А сейчас, когда он совершенно беспомощен, она чувствует себя одинокой, и, кажется, что больше ничего не исправить. И что так будет всегда.       «Почему именно сейчас?» — вот вопрос, что так мучает девушку.       У них же всё было хорошо, — не идеально, но идеала и не существует. Они любили друг друга, — это и сейчас неизменно, — однако тогда у него был ещё хоккей. А теперь хоккея нет. Как и старой жизни с победами и проигрышами. Чистый лист, вот только чёрный вместо белого. И им потребуется слишком много белил, чтобы вернуть всё на свои места.       Касаткина на цыпочках подходит к кровати и ставит рядом стул, на который садится. Его ладонь в её руках кажется слишком горячей, — или просто её руки озябли без него.       Глаза парня закрыты, а дыхание размеренное. Просто спит. Без переломов, боли и потерь. Без ночных кошмаров. Совершенно спокойный, будто ничего и не случилось. Касаткиной больно на него смотреть, ведь пока он спит, не ощущая всей тяжести мира, она несёт это вместо него. Сохраняет равновесие в их мире: пока трудно ей — легко ему, но стоит ему проснуться — она заснёт, позабыв обо всём. Но не совсем спокойно, ведь пострадавшая душа не может исцелить подобную ей, однако в душе девушке есть ещё что-то свободное и спокойно, что и принимает на себя все тяжести, унося их куда-то далеко.       Вспоминает его улыбку. Радостную, беспечную. Из уголка глаз начинает течь слезинка. Его тёплые ладони на её талии. Две слезы. Поцелуи. Страстные и нежные. Три слезы. И с каждым воспоминанием всё хуже.       Его ладонь уже покраснела из-за того, с какой силой она её сжимает, словно ухватываясь за спасательную соломинку. И ей кажется, что Щукин это и есть то, что заставляет её жить. И поэтому она не сможет уснуть этой ночью: будет вспоминать ту тьму в его взгляде, что была когда они ехали в больницу, и боятся, что больше не когда увидит света в этих глазах, что так нужен ей.       Именно сейчас Касаткина понимает одну важную вещь: она должна быть сильной. Ради себя, ради него. Он и так сломлен, но она ещё сможет его вернуть к жизни, починить, но если сломается она — их уже никто не починит. Сначала превратится в осколки Егор, потом она сама. А из осколков целой пары не построить. Но Марина не может допустить, чтобы их жизни разошлись из-за какого-то там Антипова. Через слишком многое они прошли, чтобы сдаться.       Вновь смахивает слезу, а потом прислоняется лбом к их соединенным ладоням. Глаза слипаются, и девушка позволяет себе заснуть, ведь неизвестно когда теперь ей удасться выспаться, — сны без него не для неё. Слишком привыкла к теплу его тела.       Завтра утром всё будет хуже и лучше. А этой ночью она спит, наслаждаясь теплом, исходящим от его тела и надеется, что совсем скоро она вновь его почувствует, только не на больничной койке, а в их квартире, что преданно ждёт возвращения пары.