Пламя во тьме

«Не всякий огонь есть свет, как и не всякое знание — истина. Есть знание подобное огню: вы думаете, что оно освещает, а оно испепеляет.»

      Дэйнерис Бурерожденная вышла на террасу, примыкающую к королевским покоям, и свет голубого неба на миг ее ослепил.       Ясный осенний день в Миэрине стал драгоценным прощальным даром от уходящего лета. Солнце грело разноцветные кирпичи пирамид, омытые от пыли недавними дождями и оттого яркие, как узор на крыльях бабочки. Легкий ветерок дышал морем, и птицы на деревьях пели так, словно никакой зимы не наступит вовсе, словно мир — это вечное царство безоблачного полудня.       Но на душе у Дени царила самая холодная, самая черная ночь отчаяния. В груди ее как будто бы засела острая глыба льда. После смерти Барристана королеву душила безбрежная горечь: она знала, что рыцарь погиб из-за нее, и только из-за нее. Пред взором девушки немым упреком снова и снова возникало его мертвое лицо с широко раскрытыми глазами, неподвижными, словно озера, промерзшие до дна. Бедный, бедный старик, который так преданно любил свою госпожу! Сначала девушку покинул Джорах, а теперь и второй друг, отважный, надежный, мудрый… Верно, правду говорили враги Дэйнерис: темноокая владычица драконов приносит людям одни лишь несчастья и смерть.       Но сейчас королеве было нельзя, ни в коем случае нельзя поддаваться унынию. Она еще оплачет Барристана, отдаст свою дань слезами ужасному горю — только прежде сделает все, чтобы спасти того, кто по ее вине попал в беду. Мелисандра похитила Рейстлина — утром Дени обнаружила его покои пустыми, распахнутыми настежь. Где теперь прячется теневая колдунья, что за мерзость она замышляет? Наверняка беспомощному магу грозило нечто ужасное, и каждая минута промедления могла означать для него печальный конец.       Узнав о том, что случилось, Матерь Драконов немедленно приказала Нахарису выследить Мелисандру. Даарио часто бахвалился, что от него не уйдет даже мышь, сбежавшая в миэринские стоки, и ныне королева очень надеялась, что в похвальбе наемника была хоть капля истины. Вот уже несколько часов она ожидала его возвращения с новостями о Рейстлине. Ожидание казалось затянувшимся кошмаром: ледяная глыба в груди Дени, разрастаясь, сдавливала сердце, и девушке становилось трудно дышать. О, как же королева ненавидела себя за совершенную ошибку, как она кляла свою доверчивость, отдавшую беспомощного мага прямо в руки подлой колдуньи…       Дэйнерис медленно прошлась вдоль террасы по кирпичной дорожке меж двух рядов лимонных деревьев. Она обогнула бассейн, полный остывшей за ночь воды — на поверхности, подернутой рябью от ветерка, кружили осенние желтые листья. Неподалеку, на открытой площадке, залитой солнцем, грелись три дракона. Подросшим чадам едва хватало места, они лежали, тесно прижавшись друг к другу. При появлении матери драконы тотчас очнулись от дремы — на девушку воззрились три пары горящих вниманием глаз. Когда Дени приблизилась к детям, Дрогон подался ей навстречу, и она обняла его за шею, склонила белокурую голову на совершенно черную, без единого отсвета, чешую. Рэйегаль и Визерион тоже прижались к матери, ласково, осторожно. Тепло, исходившее от драконов, подтапливало ледяную глыбу в груди Дэйнерис, и дышать ей становилось легче, вот только по лицу начинали катиться горячие слезы. Весь мир ожидает от королевы, что она будет сильной — но как ей найти в себе силы в столь темный час, час предательства, разлуки и потери?       И вдруг Бурерожденная отчетливо услышала в мыслях голос, который не принадлежал ей самой. Этот посторонний голос был низким, серьезным, но в то же время мягким, как рокот набежавшего на камни морского прибоя.       «Мама».       От удивления Дэйнерис перестала плакать. Она немного отстранилась от дракона, пытаясь понять, не померещилось ли ей. Дрогон чуть склонил голову и лукаво блеснул на мать багровым оком, не оставляя никаких сомнений: он только что вымолвил свое первое слово.       Невзирая на все горести, губы Дени тронула бледная улыбка. Она медленно коснулась рукой драконьего носа, чувствуя близость жаркого дыхания.       — Мой малыш, — прошептала она, — ни о чем не тревожься. С мамой все в порядке. Все будет хорошо.       На улице постепенно становилось прохладней — солнце уже отмерило две трети дневного пути по небу. Посидев с детьми еще немного — Рэйегаль и Визерион пока не заговорили — королева покинула балкон и возвратилась в свою опочивальню. Посмотрев на время, она обнаружила, что минуло уже семь часов, как Даарио отправился на задание. Очевидно, наемник до сих пор не объявился, потому что новостей у него не было. Дени, может, и хотела бы продумать план на случай, если Нахарис провалит миссию — но у нее не находилось ответов, лишь горечь бессилия жгла нутро, да страх сжимал горло склизкой рукой утопленника.       И вдруг раздался тихий стук в дверь — королева вздрогнула от него, точно от раската грома. Но голос, позвавший ее по имени, принадлежал отнюдь не наемнику.       — Дени, — это оказалась Миссандея, — ты здесь? Мне можно войти?       Матерь Драконов немедля впустила наатийку в комнату. Неожиданная гостья шагала, чуть прихрамывая, поверх ее голубого платья была натянута белая перевязка — это удержало девушек от объятий.       — Разве тебе уже можно вставать с постели? — Дени нахмурилась с притворным недовольством, за которым скрывалась радость от встречи. — Я думала, ты побудешь в госпитале еще несколько дней.       — Ну, по правде, мне надоело валяться в постели, не делая ничего, когда тут творится… такое, — Мисси сокрушенно покачала кудрявой головой. — Бедного Барристана убили, Рейстлина похитили… Как ты, моя кхалиси?       Дэйнерис с кажущейся небрежностью пожала плечами.       — Бессмысленно слоняюсь из угла в угол, ожидая, пока Нахарис нападет на след Мелисандры. По правде, бездействие меня ужасно тяготит — но я ведь уже сделала все, что могла, не правда ли? — она усмехнулась совсем невесело.       — Не кори себя — от этого точно толку не будет, — решительно заявила Миссандея. — Даарио справится, уж поверь. Он, конечно, несносный проходимец, но знает свое ремесло, как никто другой. А пока мы ждем его, давай подумаем, что еще стоит предпринять.       Наатийка, обычно мягкая и несколько стеснительная, обладала бесценным умением сохранять присутствие духа в трудную минуту. Она говорила с такой уверенностью, что несчастная Дени, раздавленная тревогой, страхом и неподъемным чувством вины, несколько приободрилась. Этим и прекрасна дружба: выстоять против тягот вместе гораздо легче, чем в одиночку.       Королева деловито поинтересовалась:       — Итак, у тебя есть какие-нибудь идеи?       — Идея есть — впрочем, не новая, — Миссандея серьезно сдвинула брови. — Возможно, тебе стоит еще раз осмотреть комнаты Рейстлина? Поиски преступника всегда начинаются на месте преступления, но Нахарису туда не пройти. Мы вполне могли упустить из виду что-нибудь важное.       — Личный дневник Мелисандры, который она нечаянно обронила?       — Все, что угодно, — Миссандея даже не улыбнулась иронии подруги, — любую зацепку, любую улику, имеющую отношение к исчезновению Рейстлина.       Королева съязвила, потому что отчаянно не хотела возвращаться в покои мага — от одной лишь мысли об этом ей становилось невыносимо стыдно. Но, с другой стороны, в словах наатийки определенно имелся смысл. Посему Дэйнерис, поупрямившись еще немного, все же согласилась с предложением Миссандеи.       Покинув свои комнаты, Матерь Драконов по мраморной лестнице спустилась на тридцатый этаж. С тяжелым сердцем, которое от волнения билось сильно и часто, она проследовала к знакомым черным дверям. Дени знала: они не заперты, но просто коснуться их было для нее стократ тяжелей, чем отодвинуть самый неподъемный засов. Собрав в кулак всю свою волю, она ступила за порог гостиной мага. И, как и в прошлый раз, внутри ее встретила беспросветная темнота и абсолютное гнетущее безмолвие.       «И снова я явилась сюда незваной», — подумала Дэйнерис с горечью, зажигая от факела несколько свечей в канделябрах. — «Уже ведь заглядывала недавно, да еще и приводила с собой гостью».       Девушку окружало все то же, что и вчера: изящные предметы мебели, шкафы и полки с аккуратно расставленными книгами, колдовские принадлежности и красивые безделушки. Королеву всегда восхищало умение Рейстлина сохранять безупречную чистоту и порядок в таком количестве всевозможных вещей. Каждый предмет здесь напоминал ей о маге, об их вечерах, проведенных вместе, о драгоценной возможности украдкой полюбоваться его руками — обо всем, что она, быть может, уже потеряла навсегда. Дени вдруг почувствовала, что ее силы на исходе — боги, как же ей сейчас было больно и страшно! Она оказалась, как никогда, близка к тому, чтобы опуститься на пол и разрыдаться в голос от охватившего ее отчаяния.       И вдруг королева заметила краем взора смутный голубоватый отсвет на дальней стене гостиной. Сначала она подумала — ей померещилось, но нет: мерцающее зарево было реально. Вероятно, этого явления стоило поостеречься — мало ли, какие артефакты могли пробудиться в отсутствие мага. Но в столь тягостную минуту Дэйнерис не вспоминала об осторожности. Не колеблясь ни секунды, она направилась к источнику странного света.       Оказалось, лучи проливались из-за чуть приоткрытой двери в библиотеку. Войдя внутрь, королева обнаружила, что свет испускало уже знакомое ей Око Дракона. Реликвия покоилась на золотой подставке, на треногом столе между стеллажами, заполненными колдовскими книгами. «Очень странно — Рейстлин, закончив работу, всегда уменьшал Око и возвращал его в потайной карман, — вспомнила Матерь Драконов. — Возможно, здесь кроется какая-нибудь зацепка?».       Но у странности в ту же минуту нашлось объяснение. Приблизившись к Оку, девушка увидела в нем отражение мрачного пейзажа: это была долина у подножия холма, покрытая саваном пепла. «То самое место, где Рейстлин уничтожил дотракийскую орду, — Дэйнерис сразу все поняла. — Он искал меня с помощью Ока, и, узнав о дотракийцах, так заторопился, что не успел его убрать.»       Хоть маг и предостерегал королеву, что Око таит в себе смертельную опасность, Матерь Драконов не испытывала страха перед мистической сущностью реликвии. Напротив, заглянув в глубины сферы, девушка почувствовала умиротворение, словно ей улыбнулся старинный приятель после долгой разлуки. Переливы красок под хрустальной поверхностью манили Дени, вызывали у нее желание дотронуться до Ока — она почти могла видеть эфемерные руки, протянутые ей навстречу в дружеском жесте. Игнорировать это приветствие было неловко и неприятно.       «В конце концов, если бы Око хотело меня убить, то убило бы еще в прошлый раз, — рассудила Матерь Драконов. — Пожалуй, я попытаюсь задать ему свой вопрос — а там уж будь что будет».       То, что королева собиралась сделать, было опасно до безрассудства, но, приняв решение, она уже не колебалась. Медленным плавным движением Дэйнерис возложила руки на сияющую поверхность древней реликвии.       В тот давний, первый раз прикосновение к артефакту уподобилось мгновенному провалу в ночной кошмар, ибо Око предупреждало девушку о страшной опасности. Но сегодня все случилось по-иному. Эфемерные «руки» мягко сжали ладони Дени, пальцы ее словно бы погрузились в нечто теплое и приятное. Это чувство напомнило Дэйнерис о ритуале, который некогда проводил с ней Рейстлин: ее объял текучий жар, наполняющий тело блаженной невесомостью. А затем она услышала в мыслях голос Ока, имеющий больше сходства с силой стихии, нежели с голосами живых существ. То была симфония, гармонично сплетенная из сотни оттенков звука, от чистых и высоких, словно звон серебряной струны, до вкрадчиво-шелестящих, как шепот осеннего ветра.       «Наши приветствия молодой госпоже. Вы можете не объяснять нам ничего: мы видим, мы знаем о том, что омрачает ваши думы. Вы ищете черного мага, не так ли? О нем вы желаете нас спросить?»       — Да, — Дени ответила вслух. — Как мне найти его?       Око вспыхнуло особенно ярко, сияние в нем закружилось водоворотом. Разум девушки заполнил калейдоскоп образов, каждый из которых представлял собой нечто большее, нежели просто картину. Ответ на вопрос, где искать Рейстлина, запечатлелся сразу в ее сознании. Через несколько секунд Дэйнерис уже знала все, что хотела узнать. Ошеломленная, она замерла, переживая невольный трепет перед открывшейся ей силой Ока. Но раздумывать о случившемся не было времени — стоило воспользоваться новым знанием как можно скорее.       — Я… премного благодарна вам, — проронила девушка несколько растерянно. — Но прежде, чем я уйду, позвольте задать один вопрос. Почему вы мне помогли? Рейстлин говорил, вы ненавидите… — Дени вдруг замешкалась, усомнившись в последнем слове.       Впрочем, Око завершило вопрос за нее.       «…Ненавидим людей? — голоса прохладно рассмеялись на сотню переменчивых ладов. — Верно, маг не посвятил вас в то, что недавно выведал у нас… Пусть он сам расскажет вам при встрече. И если вы желаете, чтобы встреча сия состоялась, юная госпожа, сейчас вам следует поспешить».       Взволнованная Дэйнерис торопливо покинула библиотеку. Прокручивая в мыслях полученные сведения, она быстрым шагом возвратилась в свои покои. Как оказалось, Даарио уже прибыл из разведки — ступив на свой порог, королева услышала голоса в гостиной. Нахарис о чем-то беседовал с Миссандеей. Когда Дени вошла в комнату, переводчица и наемник встретили ее мрачными взглядами — похоже, известия, которые принес Даарио, были отнюдь не радостными.       — Побери Иные эту ведьму — не понимаю, в чем дело, — хмуро процедил Нахарис сквозь зубы. — Она наверняка скрывается в Красном Храме, в том самом, где раньше было святилище Благодатей — больше ей негде прятаться. Я нашел свидетеля, который видел, как она заходила в здание. Я выведал у жрецов — не без помощи пыток, конечно — о тайном помещении под храмом для отправления ритуалов. И этот зал я тоже нашел… вот только Мелисандры там не было. Готов поклясться, я чувствовал в воздухе запах ее благовоний, словно она ушла за минуту до моего появления. Уверен, проклятая сука водит всех за нос с помощью магии.       — Именно так, — спокойно согласилась Дэйнерис. — Она использует иллюзии, чтобы скрыть последнюю дверь в свои личные покои. Но теперь я знаю, где находится проход, и могу указать дорогу.       Под взглядами двух пар удивленных глаз королева, возвысив голос, велела:       — Собирайте своих людей, Даарио — мы отправляемся за Рейстлином прямо сейчас.       А Рейстлин Маджере, тем временем, очнулся от оцепенения в совершенно незнакомой ему комнате.       «Проклятие… где это я? Где Дэйнерис? Что случилось?»       Он лежал на чужой кровати, непривычной и неудобной. В изголовье маг не обнаружил своего верного посоха. Зато, по крайней мере, его тело по-прежнему прикрывало черное одеяние для сна. Рейстлин чувствовал себя вполне сносно, его колдовские и телесные силы успели полностью восстановиться — сейчас он не ощущал и следа сонливости. Мага тревожил лишь один вопрос: как и почему он попал в это неведомое место?       Приподнявшись на постели, чародей с настороженным вниманием огляделся по сторонам. Округлую комнату, изысканную, богатую, со стенами, отделанными темным деревом, мягко освещало пламя в камине за кованой решеткой. Комната определенно походила на опочивальню — вот только кому она принадлежала? В воздухе витал сладковатый аромат, который показался магу смутно знакомым — томная вкрадчивая смесь экзотических пряностей и благовоний.       Дверь немного приотворилась, и в спальню бесшумно, словно кошка, заглянула рубиновоокая Мелисандра. Ее невероятные красные волосы были распущены, они ниспадали тяжелым шелком до округлых бедер. Увидев, что Рейстлин пришел в сознание, женщина шагнула в комнату. На губах ее играла полуулыбка, обманчивым сиянием подобная болотному огоньку, что манит в гибельную трясину.       — Магистр, — промурлыкала Мелисандра, аккуратно притворив за собой дверь, — наконец-то вы очнулись. Долго же мне пришлось ждать… Но ожидание порою придает моменту особенную сладость, не правда ли?       От красных очей жрицы разом веяло и жаром, и безжалостным северным холодом. Прислужница Огненного Бога смотрела на черного мага так, как не смотрела ни одна другая женщина до нее: с неизъяснимой жаждой, с похотью, которая могла бы снова пробудить вулканы Древней Валирии. Не сводя с Рейстлина сего демонического взора, колдунья плавно приблизилась к его постели. Чародей, внутренне подобравшись, сухо вопросил:       — Где я и где королева? Что случилось?       — С королевой все в порядке — и с вами, как вижу, тоже, что не может меня не радовать, — Мелисандра ответствовала спокойно, невозмутимо, но порочный пламень в ее глазах разгорался все жарче. — Пять суток вы пребывали на грани жизни и смерти. Ее Милость дозволила мне использовать жреческое искусство, дабы помочь вам — и, хвала всемогущему Владыке, ритуал удался.       Манера речи красной женщины внушала Рейстлину резкую неприязнь — в каждом ее слове скользила нота лживого яда, нота фальши, очень убедительной, но все же фальши. С настороженной неприязнью он следил за каждым ее движением, пытаясь понять, что она задумала — а она определенно что-то задумала. Из одежды на ней был один лишь алый шелковый халат, и под тонкой тканью, сияющей самоцветным блеском в соседстве с белоснежной кожей, дышало теплом безупречное тело. Верно, любой мужчина сошел бы с ума от желания обладать ею — но Рейстлин не чувствовал ничего. Знойная красота жрицы не могла затмить его проклятый взор: она являла собою лишь пепел, который будет развеян ветрами времени.       А Мелисандра, не подозревающая о бессилии своих чар, продолжила с бархатной учтивостью:       — К слову, я взяла на себя смелость излечить и некоторые ваши старые недуги… Вы ведь чувствуете себя по-иному, не так ли?       Рейстлин не понял, чем вызван вопрос жрицы: он не заметил в своем состоянии никаких особенных изменений. Его самочувствие было точно таким же, как и прежде колдовского оцепенения.       — Не могу об этом судить, — бесстрастно проронил маг.       В воздухе, пронизанном ароматами сладких трав, повисло молчание. Впрочем, ведьма тотчас заполнила паузу очередной наигранной любезностью:       — Ах, прошу простить мою неучтивость. Вы ведь почти пять суток ничего не ели и не пили — верно, у вас совсем пересохло в горле. Не желаете отведать моего вина?       Чародей сдержанно кивнул: он знал, что если Мелисандра попытается его отравить, он сразу это поймет. Но жрица безо всякого обмана принесла ему красное вино в кубке — отнюдь не такое вкусное, как сорта Сильванести, однако вполне сносное. Маг сделал несколько приятных глотков, не прекращая, тем не менее, внимательно следить за каждым жестом красной женщины. Проклятым зрением он различил возле жрицы контур некоей ауры, созданной с помощью силы крови. Насколько мог судить Маджере, аура эта имела влияние на сознание окружающих, внушая мужчинам неодолимую похоть. Похоже, красная ведьма явилась к нему едва одетой отнюдь не случайно. Она не намеревалась ограничиться одними лишь жаркими взглядами: о нет, она хотела, чтобы он взял ее, как мужчина. Намеки Мелисандры были столь же прозрачны, как и тонкая ткань, эфемерно прикрывающая ее тело.       — Вам нравится? — она склонилась к Рейстлину, как бы невзначай демонстрируя глубокий вырез своего одеяния.       — Весьма недурно, — он отставил бокал в изголовье постели, по-прежнему храня непроницаемо-равнодушное выражение лица. Взгляды жрицы и мага скрестились опасно близко. Огненные очи Мелисандры буквально пожирали Рейстлина, но он как будто бы намеренно делал вид, что ничего не замечает. Эта его бесстрастность лишь сильнее раззадоривала красную женщину.       Мелисандра первая разрушила игру: присев на край постели, она потянулась к магу, подалась к нему всем телом. И чародей ответил на этот порыв: он коснулся золотой рукой лица колдуньи, как если бы хотел притянуть ее к себе для поцелуя. Второй же рукой он вдруг выхватил из рукава кинжал и резко вонзил Мелисандре в шею.       Женщина пронзительно вскрикнула, широко распахнув рубиновые глаза. Лезвие вошло ей точно в сонные артерии, и алая кровь заструилась по белой коже, обильно заливая халат. Жрица отшатнулась от мага, хрипя сквозь стиснутые зубы, лицо ее исказилось не только страданием, но и страшной ненавистью. Словно в полубеспамятстве, она подняла руки, пытаясь схватить рукоять кинжала. Это ей не удалось — вместе с жизнью Мелисандру покидал и контроль над собственным телом. Она упала на пол в луже крови, насквозь пропитавшей ее волосы и одеяние, такое же красное, как кровь. С уст ведьмы сорвалось невнятное асшайское проклятие, которое перешло в глухой рык, исполненный бессильной злобы. А затем случилось то, что Рейстлин наблюдал уже множество раз: все тело колдуньи покрылось серыми пятнами и трещинами, и распалось в прах, словно истлевший лист бумаги. Даже кровь Мелисандры, уже пролившаяся на пол, стремительно свернулась и обратилась в едва различимый пыльный след.       Рейстлин свершил убийство, по его понятиям, весьма грязным способом, потому что знал: жрица собиралась его убить. Заклинатели крови умеют красть не только жизненную силу, но даже магию через прикосновения. Чернокнижник не строил иллюзий, будто Мелисандра хотела с ним переспать потому, что он возбуждал в ней желание. О нет, не он сам, а только его могущество. Этого могущества колдунья жаждала уже давно — наверняка она с первой минуты знакомства искала случая получить желаемое, а заодно избавиться от опасного соперника. Близость с Мелисандрой лишила бы мага всей его чародейской силы, а затем и жизни. Но жрица не учла, что Рейстлин не способен испытывать влечение, и потому не подвластен привороту. Если бы чернокнижник и захотел, то все равно не сумел бы вступить с женщиной в связь. Странно даже, что осторожная и хитрая ведьма не потрудилась узнать о сопернике больше — иначе она бы не допустила ошибку, стоившую ей жизни.       Картина последних событий для мага вполне прояснилась. Ему оставалось лишь узнать, как Мелисандра сумела к нему подобраться настолько близко.       Рейстлин поднялся с постели, намереваясь использовать заклятие, дабы переместиться к себе в покои — но в эту самую минуту из-за двери донесся шум приближающихся шагов. Через мгновение в комнату ворвался десяток вооруженных до зубов Младших Сынов во главе с капитаном Нахарисом. Из-за спин наемников торопливо вышла королева Дэйнерис — она была очень, очень измождена и бледна, а может, только казалась такой из-за черного цвета своих одежд. Увидев мага, девушка почти вскрикнула:       — Рейстлин!.. — и взволнованно выдохнула: — Вы целы? Эта тварь не успела причинить вам…       Почувствовав на себе пронзительный взгляд золотых глаз, она осеклась. Чародей же прошипел медленно, с безучастным холодом, который был много страшнее истошного крика ярости:       — Полагаю, именно вы впустили красную шлюху в мои покои?       Дени искоса взглянула на Даарио, и тот, уловив намек, жестом велел наемникам убраться, а затем и сам ушел вслед за ними. Королева осталась с магом наедине.       — Да, это сделала я, — призналась она, не отводя глаз, под которыми залегали глубокие тени. — Я думала, Мелисандра поможет вам… Исцелит ваш недуг.       — Я же говорил вам, она — колдунья крови! — впервые за время знакомства Маджере позволил себе повысить на королеву голос. — Вы знали, что ей нельзя доверять, и все же доверились. Почему? Содержимое вашего черепа заморозили Иные?       Вид девушки, бесконечно усталый, подавленный и очень несчастный, нисколько не умалял злости мага. Верно, Рейстлину не стоило так распаляться, но после всего пережитого его нервы были на пределе. С самого начала разговора его состояние походило на вулкан перед извержением: под тонкой скорлупкой самоконтроля кипела огненная бездна гнева.       Дэйнерис тихо, но твердо попросила:       — Перестаньте язвить. Вы четверо суток провели в беспамятстве, в оцепенении на грани жизни и смерти… Я боялась за вас.       — Как трогательно, — фыркнул Маджере. — И снова я убеждаюсь: ни один враг не может быть хуже, чем самоуверенная дура, которая пытается помочь.       От этих слов взор Матери Драконов мгновенно преисполнился тьмы и холода Долгой ночи — теперь она совсем по-иному, жестко и зло, отчеканила:       — Не смейте называть меня дурой.       Резкая фраза королевы тотчас взорвала вулкан, освободив волну безжалостной ярости.       — Вы знали, что Мелисандра опасна! — сипло заорал чернокнижник. — Вы знали, что я беспомощен, не способен защищаться! И все же вы притащили ведьму ко мне! Кто вы после этого, как не дура?!       Потрясенная Дэйнерис отступила на шаг, не сводя с мага широко распахнутых темных глаз. Она не разрыдалась, о нет — лишь изрекла недрогнувшим, почти спокойным голосом:       — Вы часто приходили мне на помощь в трудную минуту. Я всегда уважала вас и считала ценным союзником. Но если прямо сейчас вы не прекратите орать, оба мы пожалеем о том, что случится.       Нечто в ее интонации заставило Рейстлина утихнуть: бурлящая лава злобы застыла и обратилась в камень. Чернокнижник, поджав губы, сухо процедил:       — Просто впредь не стоит приглашать в мои покои посторонних, дабы они на меня поглазели, пока я в беспамятстве.       С уст Матери Драконов сорвался холодный смешок.       — Поглазеть на вас? — бросила она язвительно. — О, поверьте, это крайне сомнительное удовольствие… И с меня на сегодня, пожалуй, хватит.       А затем королева развернулась и, не оглядываясь, стремительно покинула комнату. Она резко захлопнула за собой дверь, и стук прогремел, как удар топора палача по обуху. После этого в помещении воцарилась звенящая тишина.